Ее слова прервал телефонный звонок. Она сняла трубку и передала ее Бартлету. Звонила сестра из “Скорой помощи”: произошла дорожная катастрофа, в больницу доставлены пострадавшие, один — с серьезной травмой грудной клетки. Доктор Клиффорд просит доктора Бартлета ассистировать при операции.— Сейчас буду. Прости, Люси, закончим разговор в другой раз, — сказал Бартлет, повесив трубку. — Замечу только одно: безработица меня не пугает. Пока будут автомобили и будет увеличиваться их скорость, нам, хирургам, работы хватит.Он вышел, а за ним, дружески кивнув Люси, ушел и О'Доннел. Люси, помедлив минуту, набрала номер междугородной и заказала разговор с родителями Вивьен Лоубартон.
О'Доннел торопливо шел по коридору. Впереди был трудный день: через полчаса операции в больнице, затем заседание медицинского совета, а потом до позднего вечера частный прием больных в городе. Вспоминая Люси, он снова невольно подумал, что общие профессиональные интересы могут осложнить их отношения. Странно, что в последнее время он так часто думает о ней и вообще о женщинах. Неужели это и есть тот пресловутый беспокойный возраст мужчины, которому повернуло на пятый десяток? Незаметно мысли его обратились к Дениз Квэнтс. Она просила позвонить, когда он будет в Нью-Йорке, и О'Доннел уже твердо решил, что поедет туда на предстоящий съезд хирургов.Войдя в кабинет, он бросил взгляд на часы — первая операция через двадцать минут. О'Доннел снял трубку и заказал разговор с Нью-Йорком.Он слышал, как телефонистка соединила его с Нью-Йорком и чей-то голос ответил:— Квартира миссис Квэнтс.— Вызывает междугородная, — сказала берлингтонская телефонистка. — Миссис Квэнтс нет в Нью-Йорке. Она в Берлингтоне, штат Пенсильвания. Вам нужен номер ее телефона в Берлингтоне?— Да, будьте любезны. — Телефонистка свято блюла правила: клиент должен быть обслужен.Узнав номер телефона, она осведомилась, расслышал ли его О'Доннел.— Да, благодарю вас, — ответил он и повесил трубку. Справившись по телефонной книге и убедившись, что это телефон Юстаса Суэйна, О'Доннел набрал номер и через несколько секунд говорил с Дениз.— Я не уверен, помните ли вы меня. Говорит Кент О'Доннел.— Конечно, помню, доктор О'Доннел. Как мило, что вы позвонили.— Я только что звонил вам в Нью-Йорк.— Я прилетела сюда вчера вечером, — сказала Дениз. — У отца легкий бронхит. Решила побыть с ним пару дней.— Надеюсь, ничего серьезного?— Что вы? Разумеется, нет, — засмеялась Дениз. — Мой отец здоров как мул и так же упрям.— Вы не откажетесь пообедать со мной на будущей неделе в Нью-Йорке?— Позвоните, как только приедете, — ответила она.— Может быть, нам не откладывать до Нью-Йорка? У вас найдется свободный вечер, пока вы в Берлингтоне?— Пожалуй, только сегодня, — после минутной паузы ответила Дениз, но тут же разочарованно воскликнула:— О, я совсем забыла! Сегодня у нас обедает доктор Пирсон, и, разумеется, мое присутствие обязательно. Приходите и вы, если хотите.О'Доннел усмехнулся, представив, как удивится Джо Пирсон. Однако благоразумие взяло верх.— Благодарю, — ответил он. — В таком случае нашу встречу действительно придется отложить до Нью-Йорка.— Мы можем встретиться после обеда, когда отец и доктор Пирсон засядут за шахматы. Тогда им уж никто не нужен.— Прекрасно, — обрадовался О'Доннел. — Когда?— В половине десятого.— Заехать за вами?— Не стоит. Лучше встретимся в городе. Это сэкономит время. Скажите где.О'Доннел назвал ресторан. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Надо спешить в операционную.
Шахматная партия длилась уже сорок минут. В погруженной в полумрак библиотеке стояла тишина. Свет лампы, висевшей над шахматным столиком, освещал лишь доску, оставляя лица партнеров в тени. Откинувшись на спинку кресла и вертя в руках рюмку, Суэйн изучал ситуацию, складывающуюся на шахматной доске: только что Пирсон, игравший белыми, пошел ферзем…Оставив рюмку с недопитым коньяком, Суэйн передвинул пешку на два поля вперед.— Говорят, в больнице перемены? — отрывисто произнес он, нарушая тишину.Джо Пирсон тоже пошел пешкой.— Кое-какие есть, — ворчливо ответил он. Снова воцарилось молчание. Казалось, время остановилось. Старый магнат шевельнулся в кресле.— Вы их одобряете? — Наклонившись вперед, он подвинул слона на два поля вправо и не без злорадства посмотрел на противника.— Не все, — сердито ответил Пирсон и занял ладьей свободную линию.Юстас Суэйн не спешил с ответным ходом. Прошла минута, две, три. Наконец, приняв вызов, он поместил ладью черных на ту же линию.— Если они вам не по душе, у вас есть возможность наложить вето.— Что? Какое вето? — рассеянно переспросил Пирсон и быстро пошел конем в центр доски.— Я обещал Ордэну Брауну и этому, как его, вашему главному хирургу четверть миллиона долларов на больничное строительство, — сказал Суэйн, поместив королевского коня перед конем противника.Последовала длительная пауза. Наконец Пирсон через все поле взял слоном пешку черных и объявил Суэйну шах.— Это большие деньги, — спокойно промолвил он.— Я поставил условие. Деньги дам лишь в том случае, если вы по-прежнему останетесь полновластным хозяином в своем отделении. — Черные должны были защищаться, и Суэйн подвинул короля на соседнее поле.Пирсон задумчиво смотрел поверх головы партнера в темноту.— Я тронут, — наконец просто сказал он.Взгляд его снова вернулся к фигурам на доске. Подумав с минуту, он нашел для своего коня такую позицию, что и без того терпящий бедствие черный король оказался в безвыходном положении.Суэйн наполнил рюмки.— Мир в наше время принадлежит молодым, — сказал он. — Впрочем, так всегда было. Но у стариков осталась еще кое-какая власть.., и достаточно ума, чтобы воспользоваться ею. — Глаза Суэйна сверкнули, и королевской пешкой он снял угрожавшего его фигурам белого коня.Пирсон задумчиво поглаживал подбородок.— Вы говорите, Ордэн Браун и О'Доннел знают о вашем условии? — спросил он и ферзем взял королевскую пешку.— Я прямо сказал им об этом, — ответил магнат и своим слоном побил слона белых.Пирсон тихонько засмеялся. Трудно было понять, что так развеселило его — ход противника или только что сказанные слова. В мгновение ока ферзь белых встал рядом с черным королем.— Шах и мат, — тихо произнес Пирсон. Хотя Суэйн проиграл партию, в его взгляде, обращенном на Пирсона, было явное одобрение.— Вы все такой же молодчина, Джо. Ничуть не меняетесь, сколько я вас знаю.
Музыка умолкла, и танцевавшие пары вернулись к своим столикам.— О чем вы думали во время танца? — с улыбкой спросила Дениз у Кента О'Доннела.— О том, как хорошо было бы повторить этот вечер.Дениз слегка приподняла свой бокал:— Пью за то, чтобы вам почаще приходили в голову подобные мысли.— Я тоже с удовольствием выпью за это. Они сидели за столиком в одном из немногих фешенебельных ночных ресторанов Берлингтона.— Вы часто бываете в Берлинггоне? — спросил О'Доннел.— Довольно редко, — ответила Дениз. — Я приезжаю сюда, только чтобы повидаться с отцом. Я не люблю этот город. — И, рассмеявшись, спросила:— Надеюсь, я не задела ваши патриотические чувства?— Разумеется, нет. Но ведь вы родились здесь? Можно мне называть вас просто Дениз?— Конечно. К чему формальности? Да, я родилась и училась здесь. Но тогда была жива моя мать.— Почему вы выбрали именно Нью-Йорк?— Мне кажется, это мой город. К тому же в Нью-Йорке жил муж. — Она впервые упомянула о муже и сделала это спокойно и непринужденно. — Когда мы расстались, я поняла, что не хочу покидать Нью-Йорк. Ни один город не может с ним сравниться.— Пожалуй, вы правы, — согласился О'Доннел. Дениз очень красивая женщина, подумал он. И вместе с тем она проста и естественна. Ей очень идет это платье, элегантное и, без сомнения, дорогое. О'Доннел вдруг подумал, что Дениз, в сущности, очень богата. Разумеется, как он мог забыть, что она единственная наследница старого Суэйна. Нет, эта мысль особенно не волновала его. Он просто подумал, что впервые ухаживает за богатой женщиной.— Расскажите о себе, — сказала Дениз. — Я умею слушать.— В сущности, рассказывать нечего.Но О'Доннел не заметил, как с увлечением начал рассказывать о работе в больнице Трех Графств, о своих планах и надеждах. Дениз слушала с интересом, лишь изредка задавая вопросы. Ее интересовало его прошлое, друзья и знакомые. О'Доннел ей нравился, ее удивляла глубина его суждений и оценок.Когда официант вежливо напомнил им, что бар клуба закрывается, и справился, не хотят ли они заказать еще напитки, Дениз отрицательно покачала головой. Посмотрев на часы, О'Доннел с удивлением убедился, что уже час ночи. Поскольку Дениз сразу же отпустила машину, О'Доннелу предстояло доставить ее домой.Когда они спустились в фойе, Дениз с сожалением сказала:— Как жаль, что надо уходить. Напрасно мы не заказали еще вина.— Мы можем заехать ко мне, если хотите, — предложил О'Доннел, сам несколько удивившись собственной дерзости.— Прекрасная мысль, — просто сказала Дениз. Вечер был тихий и теплый. О'Доннел медленно вел машину… Пока он готовил коктейли, Дениз стояла у открытого окна, глядя на огни города и темную ленту реки.— Давно я не готовил традиционных коктейлей. Надеюсь, вам понравится, — сказал он, передавая ей бокал.— Как и все в вас, Кент, — сказала Дениз своим мягким глуховатым голосом. Глаза их встретились.Телефонный звонок в соседней комнате нарушил тишину. Резкий, требовательный, он повторился, и игнорировать его было невозможно. Когда О'Доннел пересек гостиную и, войдя в спальню, снял трубку, через открытую дверь он видел, как Дениз не спеша собирает свои вещи: перчатки, сумочку, меховую накидку. Вспыхнувшее было чувство досады мгновенно улеглось: звонили из больницы. О'Доннел внимательно слушал, что говорил ему дежурный врач, задавая короткие вопросы. Состояние больного, которого он накануне оперировал, резко ухудшилось.— Еду, — быстро сказал О'Доннел. — Приготовьте все для переливания крови.Затем он позвонил швейцару и попросил вызвать для Дениз такси. Глава 14 Доктор Пирсон обычно рано ложился спать, однако после игры в шахматы с Юстасом Суэйном это не всегда ему удавалось. На следующий день он чувствовал себя неважно и бывал особенно раздражительным. Шахматная партия не замедлила сказаться и в это утро.Рассматривая заявки на покупку препаратов для лабораторий — занятие, которое он особенно недолюбливал, — он раздраженно фыркнул и отложил в сторону одну из заявок об оплате. Подписав несколько заявок, он снова вернулся к злополучной квитанции и на сей раз гневно нахмурился. Человек, хорошо знавший Пирсона, сразу бы понял, что грозы не миновать, Задержав взгляд еще на одной заявке, он отшвырнул карандаш, схватил бумаги и устремился к двери. Войдя в серологическую лабораторию, он стал искать глазами Баннистера. Старший лаборант находился в дальнем углу лаборатории, где готовил анализы.— Иди сюда! — приказал Пирсон и бросил бумаги на стол.— Что случилось? — спросил Баннистер, подходя к Пирсону. Он привык к подобным вспышкам. В известной степени они даже успокаивали его.— Что случилось? Что это за заявки? — Пирсон немного отошел, хотя все еще был разгневан. — Ты, должно быть, считаешь, что мы с тобой работаем не в захолустной больнице Трех Графств, а в какой-нибудь столичной клинике.— Но нашей лаборатории нужны эти материалы. Пирсон пропустил возражение мимо ушей.— Иногда мне кажется, что ты все просто съедаешь. Кроме того, разве я не просил прилагать объяснительную записку к необычным заявкам?— Я забыл об этом, — покорно повинился Баннистер.— Пора бы запомнить, что тебе говорят. — Пирсон взял первую заявку. — Зачем нам окись кальция?На лице Баннистера появилась ехидная улыбка.— Вы сами попросили заказать. Разве это не для вашего сада? — И старший лаборант тактично, как только мог, напомнил Пирсону, что тот, будучи членом общества садоводов, частенько выписывал химикалии за счет больничной лаборатории. Из вежливости Баннистер даже изобразил смущение.— А.., да… Хорошо.., оставим эту заявку. — Пирсон положил ее на стол, но тут же взял другую. — А это что? Для чего нам понадобилась сыворотка Кумбса? Кто ее заказал?— Доктор Коулмен, — поспешил ответить Баннистер. Услышав это, Джон Александер насторожился.— Когда? — резко спросил Пирсон.— Вчера. Доктор Коулмен сам подписал заявку. — Баннистер, указав на заявку, не без удовольствия добавил:— Поставил свою подпись там, где обычно подписываетесь вы.Пирсон взглянул на заявку. Подписи он как раз и не заметил.— Для чего она ему?Старший лаборант понял, что гроза миновала. Теперь он мог насладиться ролью зрителя.— Расскажи-ка ему сам, — обратился он к Александеру. Слегка растерявшись, Александер стал объяснять:— Это для пробы на сенсибилизацию, доктор Пирсон. Анализ крови моей жены, для доктора Дорнбергера.— Зачем тогда вам сыворотка Кумбса?— Для косвенного теста Кумбса, доктор.— Почему такой анализ нужен вашей жене? Особый случай? — В голосе Пирсона звучал сарказм. — Разве недостаточно проб физиологическим раствором и высокомолекулярным белком? Мы их делаем всем.Александер нервно глотнул и промолчал.— Я жду ответа, — промолвил Пирсон.— Дело в том, сэр… — Александер сначала поколебался, но потом прямо сказал:— Это я сказал доктору Коулмену, что необходима еще третья проба по Кумбсу, и он со мной согласился.— Вот оно что? — Тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего, но Александер продолжал:— Да, сэр. Мы считаем, что необходим еще один анализ…— Хватит! — Окрик был громким и властным. Пирсон ударил кулаком по куче заявок на столе. В лаборатории воцарилась тишина.Тяжело дыша, старик молча глядел на Александера. Наконец, несколько успокоившись, он проговорил:— Вся беда в том, что вы злоупотребляете тем, чему вас учили в школе.В словах Пирсона были гнев и горечь против, должно быть, всей той молодежи, которая вмешивалась и посягала на его авторитет. Будь это в другое время, он, пожалуй, не придал бы этому такого значения. Но теперь все приобретало иной смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22