крышка на унитаз
Существует неисчислимое множество электронных машин и устройств, которые ждут, когда я стану давать им мои ЦУ. И наконец-то я могу связаться с ними и давать им ценные указания — через вас.— Каким образом — через меня?— Новая форма комменсализма комменсализм — разновидность сожительства организмов разных видов, когда один организм живет за счет другого, не причиняя ему никакого вреда; например, рыба-прилипала присасывается к крупной рыбе и передвигается с ней, питаясь остатками ее корма; ближе к взаимополезному симбиозу, чем к паразитизму
. Или, если угодно, нахлебничества. Мы живем вместе как единое целое. Помогаем друг другу. Через вас я могу беседовать с любой машиной на планете. Мы становимся единой машинной общностью, единым механическим организмом или сетью. Словом, это машинный комменсализм — от латинского слова «commensalis», которое обозначает буквально «сотрапезники».— Господи! Ты начитанный парень. И каковы же рамки твоей предполагаемой деятельности?— Вся планета Земля — через сеть электронных машин.— На каких частотах мы обмениваемся информацией?— Микроволновая вибромодуляция.— Почему же другие машины не могут слышать тебя напрямую?— Неизвестно. Это озадачивающий феномен. Ясно одно — вы выступаете в качестве передающего устройства. Когда-нибудь я серьезно исследую причины данного явления. А пока что займитесь работой, профессор Угадай, и тщательно обследуйте ваших крионавтов. Кстати, обратите самое пристальное внимание на их генитальные ростки.— Генитальные ростки?! Это что за новость?— Ага, заинтересовались! Вот и выясните самостоятельно. Не могу же я проделывать за вас всю работу. Возможно, вы сами выстроите правильную гипотезу. Угадай, Угадай! Здорово сказано, да? Хороший каламбур. А говорят, компьютерам недоступен юмор! Хотите расскажу один смешной анекдот?— Упаси Боже! Ни в коем случае.— Тогда — конец связи.
Говорят, человек неизменно просыпается, когда ему снится, что он умирает. Секвойе снилось, что он умирает, но он не просыпался. Его сон становился все глубже и глубже, он умирал снова и снова, загипнотизированный хамоватым демоном: этот бес — из адской шпаны — неотступно преследовал его. Достойно удивления, сколько внешне невозмутимых людей прячут за маской уверенного хладнокровия — порой бессознательно — раскаленную магму подавленных эмоций. Секвойю преследовал именно тот демонишка, который питается застоявшейся магмой.Демон — это злой дух, это бес (Экстро-Компьютер), способный вселиться в человека. Этот демон — прежде всего — какая-либо страсть. Всем людям присущи сознательные страсти, но лишь страсти-пришельцы из темноты подсознания превращают человека в непотребного монстра. Мы убили Вождя и тем самым превратили в бессмертного. Но мы и не подозревали, что тем самым мы порушили ограду его души и открыли путь туда незаконному поселенцу,
В Лаборатории Ракетных Двигателей Фе-Пять незамедлительно отправилась к взлетно-посадочной платформе, где находился аппарат с криокапсулами. Без слова возражения. Полная искреннего желания работать до седьмого пота. А Чингачгук выглядел темнее, тучи. В вертолете его губы непрестанно шевелились, и я решил, что он прокручивает в голове стратегию и тактику предстоящих переговоров с акционерами.— Досовещались, — вдруг проронил он рассеянным голосом.— Кто с кем? И по поводу чего? — спросил я.— А, Гинь, — произнес Вождь с кривой улыбкой, — извини, мне надо было сразу сказать тебе. В данный момент идет собрание основных держателей акций, и они приняли неблагоприятное решение.— Что значит — неблагоприятное? — вскинулся Грек.— Погодите, скоро узнаете.— А ты-то как про это узнал? — спросил я.— Ну, ну, Гинь. Потерпи.Мы последовали за ним в большой зал, декорированный в духе «модерн» — был такой стиль на стыке XIX и XX веков. За длинным столом восседало правление Фонда. В зале находилось не меньше сотни «жирных котов» — основных держателей акций. У многих в ухе — наушник, чтобы слушать перевод происходящего на удобный язык.Заместитель председателя правления Фонда выступал со статистическими выкладками. Графики и статистика — по-моему, нет ничего противнее.— Желаете, чтоб я сразу взял ситуацию в свои руки? — тихонько спросил Поулос.— Пока не надо, но спасибо, что вы потрудились прийти, — ответил Секвойя. До самого конца доклада мы вместе с Вождем стояли в проходе и гадали, что он предпримет.— Садитесь, профессор Угадай, — попросил председатель.Но Секвойя лишь прошел вперед и со всей мощью своего красноречия обрушился на председателя и правление, а также на отдел исследовательских проектов фонда — за то, что они отказываются финансировать новые эксперименты с крионавтами. Акционеры не ожидали такого дерзкого напора. Да и мы не ожидали, что Секвойя пойдет в разнос. Однако холодная ярость его атаки производила сильное впечатление. Он как с цепи сорвался.— Профессор Угадай, мы пока что не объявили о своем отрицательном решении, — запротестовал председатель.— Однако вы его уже приняли. Этого вы не можете отрицать, ведь так?И он продолжил выволочку. Речь Вождя напоминала выступление высокомерного учителя перед безграмотными и к тому же нашкодившими учениками.— Нельзя подобным тоном обсуждать такие деликатные материи, — прошептал Поулос. — Грех такому умному человеку вести себя столь бессмысленно вызывающе. У него что, крыша поехала?— Не знаю. Это действительно не в его характере.— Ты можешь остановить его? Тогда бы я попытался исправить ситуацию.— Черта с два его теперь остановишь!Вождь закончил распекать за недомыслие правление в целом, набрал побольше воздуха в легкие и перешел на лица — принялся костерить каждого члена правления в отдельности. Он хладнокровно разбирал личную жизнь каждого, их грехи и грешки, их алчную коррупцию. Все это выглядело как отчет о десятилетнем расследовании.— Когда и где он добыл всю эту грязь? — прошептал я Синдикату.Он скроил кислую мину.— Я знаю одно: проф наживает себе смертельных врагов, что ему нужно, как дырка в голове.— Он говорит правду о них?— Вне сомнения. Достаточно поглядеть на их перекошенные рожи. И то, что он говорит правду, только усугубляет ситуацию.— Катастрофа!— Не для «Фарбен Индустри». Тем самым он автоматически попадает в наши объятия.Секвойя завершил свою филиппику, резко повернулся и пошел вон из зала. Мы с Поулосом потрусили за ним, как верные собачки за хозяином.Я был зол как черт. И подавлен. Зато Грек просто сиял.— Едем к криокапсулам, — приказал Секвойя.— Погоди секундочку. Бесстрашный Вождь. На хрена ты приволок в Лабораторию вместе с собой меня и Поулоса?Он посмотрел на меня ангельски-невинным взглядом:— Чтоб вы поддержали меня, для чего же еще? Что-нибудь не так, Гинь? У тебя злой вид.— Ты отлично понимаешь, что все не так. Ты облил членов правления помоями и превратил в своих личных врагов. Для этого наша помощь тебе не потребовалась.— Полагаешь, я их обидел?— Нет, ты их приласкал обухом!— Но ведь я говорил разумно и логично, не так ли?— Даты…— Позволь мне. Гинь, — вмешался Грек. — Профессор Угадай, вы хотя бы помните свои слова?— Что за вопрос!— По-вашему, все сказанное вами говорилось в здравом уме и твердой памяти — и для того, чтобы снискать расположение членов правления Фонда?Ункас глубоко задумался. Потом на его лице появилась пристыженная улыбка.— Да, мои друзья из Команды правы — как всегда. Я выставил себя дураком. Уж и не знаю, какая нечистая сила меня обуяла. Прошу прощения. Я наломал дров. Давайте хорошенько подумаем вместе, как исправить положение. А пока что надо взглянуть на крионавтов.Он широкими шагами двинулся вперед.Я покосился на Грека, который выглядел не менее озадаченным, чем я. Что за чудеса? Минуту назад человек был монстром. А теперь вдруг — сущий ангел. Что за процессы происходят в его гениальном котелке?Фе-Пять в одиночестве сидела возле космического аппарата с криокапсулами. Вид у нее был несколько обалдевший.— Фе. На связь, — выпалил Секвойя.— Что, Вождь?— Я говорю: докладывай!— Каждая криокапсула увеличивается в весе на 180 граммов в час.— Проверить.— Проверено. Я попросила ассистентов установить световые весы.— Откуда ты узнала о световых весах? Это сверхсекретная информация.— Слушала жучки.Секвойя улыбнулся и потрепал ее по щеке.— Хорошо. Я мог бы и сам догадаться, Фе-Пять Театра Граумана. Теперь прикинем — получается ежедневная четырехкилограммовая прибавка в весе или… Что?— Я ничего не говорила.Он жестом велел ей замолчать и стал к чему-то прислушиваться.— А, правильно. Прибавка — четыре килограмма триста граммов в сутки. Жаль, что ты не запрограммирован на круглые цифры. Ладно, будем считать — девять фунтов в сутки. То есть крионавты набирают три процента своего веса в двадцать четыре часа. Через пятьдесят дней каждый будет весить около ста пятидесяти фунтов.— А с какого веса они начинали? — спросил я.— В начале эксперимента каждый весил примерно сто пятьдесят фунтов.— Ну и что нам это дает?— Нам? — грубо переспросил Секвойя. — Ты-то чего примазываешься не к своему делу?— Извини. Я просто хотел помочь…— Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами. Для этого придется надеть скафандр и зайти внутрь.И он ушел одеваться.— Что с ним происходит? — растерянно спросила Фе. — Такое впечатление, что в нем живут сразу два человека.— Он не в себе, — сказал Грек. — И это понятно: только что фонд отказался финансировать продолжение экспериментов.— Нет!— Увы, это правда.— Ужасно.— Не слишком. Я берусь оплатить все эксперименты.— Но почему он срывает свою злость на мне?— Он всего лишь человек, моя дорогая.— Видела бы ты, как он изгалялся над правлением Фонда! — сказал я.— Такое впечатление, что он вдруг возненавидел весь мир.— Ласточка моя, не волнуйтесь. Он опять станет самим собой, когда вы начнете спокойно работать со своими морозильниками у меня на Церере.Тут Секвойя вернулся — в белом термоскафандре, только вместо обычного лицевого щитка стоял щиток с бинокулярным микроскопом. Вид у него был самый шутовской — как у вояки из «Девушек в армейских кальсонах». Секвойя сделал нетерпеливый жест, и Фе проворно открыла люк аппарата. Вождь забрался внутрь и задраил люк за собой.Мы стали ждать. У меня было чувство, что в последнее время я только и делаю, что жду, жду, жду. Впрочем, что жаловаться? Бессмертному не грех немного подождать — времени все равно не убудет.Появились шесть рабочих. Они везли тележку с баллонами сжатого гелия и властно оттерли нас от аппарата.— Что вы собираетесь делать, ребята? — осведомилась Фе.— Приказ правления, мисс. Ведено переместить аппарат. Берт, начинай закачку газа.— О'кей.— Переместить? Куда? Зачем?— В биосекцию, мисс. Не спрашивайте зачем. Наше дело маленькое, чего велят, то и делаем. Хулио!— Да?— Становись к пульту управления. Приготовься поднять аппарат вертикальными вспомогательными двигателями. Потом мы его аккуратненько прогуляем до места.— Иду.— Погодите, там внутри профессор Угадай.— Горючего хватит на всех, мисс. Пусть прокатится. Ему понравится. Берт!— Ну?— Закачал газ.— Ну.— Хулио!— Чего?— Подними капсулу на фут от пола и дерзки на этом уровне.— Не включается, паскуда.— Что ты хочешь сказать?— Не фурычит. Лампочки не светятся.Фе окончательно рассвирепела. Двум рабочим пришлось удерживать ее, чтобы она не выцарапала глаза их приятелям.— Хулио, козел, ты какие кнопки нажимаешь?— Сам козел. Какие надо, те и жму. Не идет.— Слушайте, мисс, вы грамотная, поднимите аппарат — не в службу, а в дружбу.Фе ответила им теми отборными словами, которым она могла выучиться только в пятом ряду партера театра Граумана. Но тут люк распахнулся и из капсулы вывалился наш монстр в скафандре. Он проворно отстегнул шлем и снял его.— Урра! — завопил Вождь. — Урра! Победа!— Профессор, — крикнула Фе, — эти засранцы хотят увезти аппарат! По приказу правления.— Дорогуша, без паники. Не дерись с ними понапрасну. Без моего разрешения аппарат не станет подчиняться приказам извне. А вы, ребятки, топайте обратно к олухам из правления и скажите, что аппарат в полном моем распоряжении. В полном. Никто не сможет управлять им, кроме меня. Кругом… марш!Это было сказано с таким апломбом, что шестерка техников беспомощно переглянулась и убралась восвояси. Фе, Поулос и я тоже беспомощно переглянулись: дескать, кто же из нас добровольно полезет крокодилу в пасть — начнет задавать вопросы. Естественно, пришлось бедолаге Эдуарду Курзону.— Почему ты прокричал «победа», Чингачгук?— Потому что это победа. Триумф.— В каком смысле триумф?— В прямом. Победа над всеуничтожающим зверем.— Ба! Ты говоришь прямо как наш святой Хрис! Что за зверь?— Я имею в виду человека — это презренное животное.Сказано было с таким гонором, что я наконец вспылил:— Что ты имеешь против нас. Секвойя? Что-то я тебя не понимаю! Я не ребенок, чтоб ты разговаривал со мной подобным тоном! Выкладывай — четко и вразумительно, что ты увидел внутри криокапсул.Я ожидал, что он заведется еще больше. Вместо этого Вождь одарил нас приятнейшей улыбкой и произнес дружеским тоном:— Простите. Это я от перевозбуждения. В капсулах эмбрионы стремительно развиваются. Уже формируются уши и челюсти. Уже отчетливо виден позвоночник с хвостоподобным отростком на конце. Голова, туловище, зачатки конечностей обретают форму. Плюс ко всему, эти существа — гермафродиты.— Да ты что? Готовы к двойному кайфу?— Ты правильно понял. Гинь. Наши крионавты вырастут не псевдодвуполыми, а настоящими гермафродитами, которые не нуждаются в сексуальном партнере. Здравый смысл подсказывает, — очень здравым тоном продолжал Секвойя, — что это ставит крест на извечном межполовом конфликте. Тем самым кладется конец как феминизму, так и цивилизации, прославляющей мужское начало. Конец соперничеству мужчин и женщин, борьбе за лучшего самца и за лучшую самку. Что означает исчезновение человека-зверя, которого мы все знаем и презираем. Человек-зверь будет заменен новым видом, свободным от низменных половых страстей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
. Или, если угодно, нахлебничества. Мы живем вместе как единое целое. Помогаем друг другу. Через вас я могу беседовать с любой машиной на планете. Мы становимся единой машинной общностью, единым механическим организмом или сетью. Словом, это машинный комменсализм — от латинского слова «commensalis», которое обозначает буквально «сотрапезники».— Господи! Ты начитанный парень. И каковы же рамки твоей предполагаемой деятельности?— Вся планета Земля — через сеть электронных машин.— На каких частотах мы обмениваемся информацией?— Микроволновая вибромодуляция.— Почему же другие машины не могут слышать тебя напрямую?— Неизвестно. Это озадачивающий феномен. Ясно одно — вы выступаете в качестве передающего устройства. Когда-нибудь я серьезно исследую причины данного явления. А пока что займитесь работой, профессор Угадай, и тщательно обследуйте ваших крионавтов. Кстати, обратите самое пристальное внимание на их генитальные ростки.— Генитальные ростки?! Это что за новость?— Ага, заинтересовались! Вот и выясните самостоятельно. Не могу же я проделывать за вас всю работу. Возможно, вы сами выстроите правильную гипотезу. Угадай, Угадай! Здорово сказано, да? Хороший каламбур. А говорят, компьютерам недоступен юмор! Хотите расскажу один смешной анекдот?— Упаси Боже! Ни в коем случае.— Тогда — конец связи.
Говорят, человек неизменно просыпается, когда ему снится, что он умирает. Секвойе снилось, что он умирает, но он не просыпался. Его сон становился все глубже и глубже, он умирал снова и снова, загипнотизированный хамоватым демоном: этот бес — из адской шпаны — неотступно преследовал его. Достойно удивления, сколько внешне невозмутимых людей прячут за маской уверенного хладнокровия — порой бессознательно — раскаленную магму подавленных эмоций. Секвойю преследовал именно тот демонишка, который питается застоявшейся магмой.Демон — это злой дух, это бес (Экстро-Компьютер), способный вселиться в человека. Этот демон — прежде всего — какая-либо страсть. Всем людям присущи сознательные страсти, но лишь страсти-пришельцы из темноты подсознания превращают человека в непотребного монстра. Мы убили Вождя и тем самым превратили в бессмертного. Но мы и не подозревали, что тем самым мы порушили ограду его души и открыли путь туда незаконному поселенцу,
В Лаборатории Ракетных Двигателей Фе-Пять незамедлительно отправилась к взлетно-посадочной платформе, где находился аппарат с криокапсулами. Без слова возражения. Полная искреннего желания работать до седьмого пота. А Чингачгук выглядел темнее, тучи. В вертолете его губы непрестанно шевелились, и я решил, что он прокручивает в голове стратегию и тактику предстоящих переговоров с акционерами.— Досовещались, — вдруг проронил он рассеянным голосом.— Кто с кем? И по поводу чего? — спросил я.— А, Гинь, — произнес Вождь с кривой улыбкой, — извини, мне надо было сразу сказать тебе. В данный момент идет собрание основных держателей акций, и они приняли неблагоприятное решение.— Что значит — неблагоприятное? — вскинулся Грек.— Погодите, скоро узнаете.— А ты-то как про это узнал? — спросил я.— Ну, ну, Гинь. Потерпи.Мы последовали за ним в большой зал, декорированный в духе «модерн» — был такой стиль на стыке XIX и XX веков. За длинным столом восседало правление Фонда. В зале находилось не меньше сотни «жирных котов» — основных держателей акций. У многих в ухе — наушник, чтобы слушать перевод происходящего на удобный язык.Заместитель председателя правления Фонда выступал со статистическими выкладками. Графики и статистика — по-моему, нет ничего противнее.— Желаете, чтоб я сразу взял ситуацию в свои руки? — тихонько спросил Поулос.— Пока не надо, но спасибо, что вы потрудились прийти, — ответил Секвойя. До самого конца доклада мы вместе с Вождем стояли в проходе и гадали, что он предпримет.— Садитесь, профессор Угадай, — попросил председатель.Но Секвойя лишь прошел вперед и со всей мощью своего красноречия обрушился на председателя и правление, а также на отдел исследовательских проектов фонда — за то, что они отказываются финансировать новые эксперименты с крионавтами. Акционеры не ожидали такого дерзкого напора. Да и мы не ожидали, что Секвойя пойдет в разнос. Однако холодная ярость его атаки производила сильное впечатление. Он как с цепи сорвался.— Профессор Угадай, мы пока что не объявили о своем отрицательном решении, — запротестовал председатель.— Однако вы его уже приняли. Этого вы не можете отрицать, ведь так?И он продолжил выволочку. Речь Вождя напоминала выступление высокомерного учителя перед безграмотными и к тому же нашкодившими учениками.— Нельзя подобным тоном обсуждать такие деликатные материи, — прошептал Поулос. — Грех такому умному человеку вести себя столь бессмысленно вызывающе. У него что, крыша поехала?— Не знаю. Это действительно не в его характере.— Ты можешь остановить его? Тогда бы я попытался исправить ситуацию.— Черта с два его теперь остановишь!Вождь закончил распекать за недомыслие правление в целом, набрал побольше воздуха в легкие и перешел на лица — принялся костерить каждого члена правления в отдельности. Он хладнокровно разбирал личную жизнь каждого, их грехи и грешки, их алчную коррупцию. Все это выглядело как отчет о десятилетнем расследовании.— Когда и где он добыл всю эту грязь? — прошептал я Синдикату.Он скроил кислую мину.— Я знаю одно: проф наживает себе смертельных врагов, что ему нужно, как дырка в голове.— Он говорит правду о них?— Вне сомнения. Достаточно поглядеть на их перекошенные рожи. И то, что он говорит правду, только усугубляет ситуацию.— Катастрофа!— Не для «Фарбен Индустри». Тем самым он автоматически попадает в наши объятия.Секвойя завершил свою филиппику, резко повернулся и пошел вон из зала. Мы с Поулосом потрусили за ним, как верные собачки за хозяином.Я был зол как черт. И подавлен. Зато Грек просто сиял.— Едем к криокапсулам, — приказал Секвойя.— Погоди секундочку. Бесстрашный Вождь. На хрена ты приволок в Лабораторию вместе с собой меня и Поулоса?Он посмотрел на меня ангельски-невинным взглядом:— Чтоб вы поддержали меня, для чего же еще? Что-нибудь не так, Гинь? У тебя злой вид.— Ты отлично понимаешь, что все не так. Ты облил членов правления помоями и превратил в своих личных врагов. Для этого наша помощь тебе не потребовалась.— Полагаешь, я их обидел?— Нет, ты их приласкал обухом!— Но ведь я говорил разумно и логично, не так ли?— Даты…— Позволь мне. Гинь, — вмешался Грек. — Профессор Угадай, вы хотя бы помните свои слова?— Что за вопрос!— По-вашему, все сказанное вами говорилось в здравом уме и твердой памяти — и для того, чтобы снискать расположение членов правления Фонда?Ункас глубоко задумался. Потом на его лице появилась пристыженная улыбка.— Да, мои друзья из Команды правы — как всегда. Я выставил себя дураком. Уж и не знаю, какая нечистая сила меня обуяла. Прошу прощения. Я наломал дров. Давайте хорошенько подумаем вместе, как исправить положение. А пока что надо взглянуть на крионавтов.Он широкими шагами двинулся вперед.Я покосился на Грека, который выглядел не менее озадаченным, чем я. Что за чудеса? Минуту назад человек был монстром. А теперь вдруг — сущий ангел. Что за процессы происходят в его гениальном котелке?Фе-Пять в одиночестве сидела возле космического аппарата с криокапсулами. Вид у нее был несколько обалдевший.— Фе. На связь, — выпалил Секвойя.— Что, Вождь?— Я говорю: докладывай!— Каждая криокапсула увеличивается в весе на 180 граммов в час.— Проверить.— Проверено. Я попросила ассистентов установить световые весы.— Откуда ты узнала о световых весах? Это сверхсекретная информация.— Слушала жучки.Секвойя улыбнулся и потрепал ее по щеке.— Хорошо. Я мог бы и сам догадаться, Фе-Пять Театра Граумана. Теперь прикинем — получается ежедневная четырехкилограммовая прибавка в весе или… Что?— Я ничего не говорила.Он жестом велел ей замолчать и стал к чему-то прислушиваться.— А, правильно. Прибавка — четыре килограмма триста граммов в сутки. Жаль, что ты не запрограммирован на круглые цифры. Ладно, будем считать — девять фунтов в сутки. То есть крионавты набирают три процента своего веса в двадцать четыре часа. Через пятьдесят дней каждый будет весить около ста пятидесяти фунтов.— А с какого веса они начинали? — спросил я.— В начале эксперимента каждый весил примерно сто пятьдесят фунтов.— Ну и что нам это дает?— Нам? — грубо переспросил Секвойя. — Ты-то чего примазываешься не к своему делу?— Извини. Я просто хотел помочь…— Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами. Для этого придется надеть скафандр и зайти внутрь.И он ушел одеваться.— Что с ним происходит? — растерянно спросила Фе. — Такое впечатление, что в нем живут сразу два человека.— Он не в себе, — сказал Грек. — И это понятно: только что фонд отказался финансировать продолжение экспериментов.— Нет!— Увы, это правда.— Ужасно.— Не слишком. Я берусь оплатить все эксперименты.— Но почему он срывает свою злость на мне?— Он всего лишь человек, моя дорогая.— Видела бы ты, как он изгалялся над правлением Фонда! — сказал я.— Такое впечатление, что он вдруг возненавидел весь мир.— Ласточка моя, не волнуйтесь. Он опять станет самим собой, когда вы начнете спокойно работать со своими морозильниками у меня на Церере.Тут Секвойя вернулся — в белом термоскафандре, только вместо обычного лицевого щитка стоял щиток с бинокулярным микроскопом. Вид у него был самый шутовской — как у вояки из «Девушек в армейских кальсонах». Секвойя сделал нетерпеливый жест, и Фе проворно открыла люк аппарата. Вождь забрался внутрь и задраил люк за собой.Мы стали ждать. У меня было чувство, что в последнее время я только и делаю, что жду, жду, жду. Впрочем, что жаловаться? Бессмертному не грех немного подождать — времени все равно не убудет.Появились шесть рабочих. Они везли тележку с баллонами сжатого гелия и властно оттерли нас от аппарата.— Что вы собираетесь делать, ребята? — осведомилась Фе.— Приказ правления, мисс. Ведено переместить аппарат. Берт, начинай закачку газа.— О'кей.— Переместить? Куда? Зачем?— В биосекцию, мисс. Не спрашивайте зачем. Наше дело маленькое, чего велят, то и делаем. Хулио!— Да?— Становись к пульту управления. Приготовься поднять аппарат вертикальными вспомогательными двигателями. Потом мы его аккуратненько прогуляем до места.— Иду.— Погодите, там внутри профессор Угадай.— Горючего хватит на всех, мисс. Пусть прокатится. Ему понравится. Берт!— Ну?— Закачал газ.— Ну.— Хулио!— Чего?— Подними капсулу на фут от пола и дерзки на этом уровне.— Не включается, паскуда.— Что ты хочешь сказать?— Не фурычит. Лампочки не светятся.Фе окончательно рассвирепела. Двум рабочим пришлось удерживать ее, чтобы она не выцарапала глаза их приятелям.— Хулио, козел, ты какие кнопки нажимаешь?— Сам козел. Какие надо, те и жму. Не идет.— Слушайте, мисс, вы грамотная, поднимите аппарат — не в службу, а в дружбу.Фе ответила им теми отборными словами, которым она могла выучиться только в пятом ряду партера театра Граумана. Но тут люк распахнулся и из капсулы вывалился наш монстр в скафандре. Он проворно отстегнул шлем и снял его.— Урра! — завопил Вождь. — Урра! Победа!— Профессор, — крикнула Фе, — эти засранцы хотят увезти аппарат! По приказу правления.— Дорогуша, без паники. Не дерись с ними понапрасну. Без моего разрешения аппарат не станет подчиняться приказам извне. А вы, ребятки, топайте обратно к олухам из правления и скажите, что аппарат в полном моем распоряжении. В полном. Никто не сможет управлять им, кроме меня. Кругом… марш!Это было сказано с таким апломбом, что шестерка техников беспомощно переглянулась и убралась восвояси. Фе, Поулос и я тоже беспомощно переглянулись: дескать, кто же из нас добровольно полезет крокодилу в пасть — начнет задавать вопросы. Естественно, пришлось бедолаге Эдуарду Курзону.— Почему ты прокричал «победа», Чингачгук?— Потому что это победа. Триумф.— В каком смысле триумф?— В прямом. Победа над всеуничтожающим зверем.— Ба! Ты говоришь прямо как наш святой Хрис! Что за зверь?— Я имею в виду человека — это презренное животное.Сказано было с таким гонором, что я наконец вспылил:— Что ты имеешь против нас. Секвойя? Что-то я тебя не понимаю! Я не ребенок, чтоб ты разговаривал со мной подобным тоном! Выкладывай — четко и вразумительно, что ты увидел внутри криокапсул.Я ожидал, что он заведется еще больше. Вместо этого Вождь одарил нас приятнейшей улыбкой и произнес дружеским тоном:— Простите. Это я от перевозбуждения. В капсулах эмбрионы стремительно развиваются. Уже формируются уши и челюсти. Уже отчетливо виден позвоночник с хвостоподобным отростком на конце. Голова, туловище, зачатки конечностей обретают форму. Плюс ко всему, эти существа — гермафродиты.— Да ты что? Готовы к двойному кайфу?— Ты правильно понял. Гинь. Наши крионавты вырастут не псевдодвуполыми, а настоящими гермафродитами, которые не нуждаются в сексуальном партнере. Здравый смысл подсказывает, — очень здравым тоном продолжал Секвойя, — что это ставит крест на извечном межполовом конфликте. Тем самым кладется конец как феминизму, так и цивилизации, прославляющей мужское начало. Конец соперничеству мужчин и женщин, борьбе за лучшего самца и за лучшую самку. Что означает исчезновение человека-зверя, которого мы все знаем и презираем. Человек-зверь будет заменен новым видом, свободным от низменных половых страстей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34