Непобедимый был облачен в диковинный наряд – дикую путаницу цепей, кожаных полос и металлических пластин. Все это было щедро украшено серебром и тускло блестело при каждом движении. На плечи воина был небрежно накинут черный плащ, отороченный по низу серебристым мехом, а голову защищал рогатый шлем с забралом в виде морды какой-то отвратительной твари. В узких прорезях льдисто сверкали недобрые, суровые глаза. Руки магистра были обнажены, и только на запястьях свивались тугими кольцами серебряные змеи с рубиновыми глазами. Длинные желтые волосы падали на плечи, выбиваясь из-под шлема.
А когда великий магистр обнажил свой меч, Каэ поскучнела всерьез. Клинок был неподъемным, с ее точки зрения. И то, что Непобедимый проделывал с ним, вращая в разные стороны, подбрасывая и снова ловя, внушало уважение. Но ведь уважением ограничиться не получалось, и она пыталась представить себе, как сражаться с ним, и не могла...
Великий магистр видел ее в деле не один раз и поэтому тоже не торопился нападать, памятуя о том, что нападающий раскрывается и рискует получить сильный встречный удар от достойного противника. Каэтану он считал противником достойным, но был уверен в собственном успехе. Как бы вынослива и ловка ни была эта девчонка, она не устоит перед натиском его силы и мастерства. Он даже радовался ее появлению в Кортегане: она давала ему возможность еще раз утвердить свою незыблемую власть и окружить себя ореолом непобедимости.
Меч магистра свистел в воздухе; Такахай и Тайяскарон рвались вперед, чтобы защитить госпожу, а она стояла и... думала. Странное занятие, если учесть, что смерть плясала в нескольких шагах от нее. И тем не менее она сосредоточенно вспоминала все, что говорил ей Траэтаона. Потом мысли ее невольно разбрелись, как она ни старалась направить их в нужное русло, и собрались вновь на лужайке перед Храмом Истины. Скрипели двери, порываясь сказать что-то особенное, теплое, сияло солнце, и заросли орешника тихо шелестели: «Кахатанна, Кахатанна...» И в священной роще Салмакиды двигались неясные, легкие тени. Одна из них перешагнула поющий ручей, прошла сквозь пространство и через несколько секунд ступила на белый песок арены.
– Я здесь, не бойся, – сказал он. А она и не боялась.
Потому что давно, очень давно чувствовала его незримое присутствие и узнала его еще задолго до того, как они встретились на Мосту.
Гигант в черных доспехах, самый лучший, самый отважный, самый надежный друг в мире, умеющий любить так, что Вечность и Смерть в испуге отступили, пропуская его к Каэтане, стоял рядом с ней.
– Я вот гладиатором работаю, – извиняясь, пожала она плечами.
– Бывает, – ответил исполин. Он так и остался немногословным.
Рогмо и сангасои в ужасе смотрели, как в нескольких шагах от явно красующегося перед своими подданными магистра их госпожа тихо шевелила губами, будто молилась. Но кому?
– Он слабее тебя, – сказал Бордонкай. – Прикончи его, а я буду рядом, если что.
– Спасибо, – ответила она. И шагнула вперед.
Катарман Керсеб успел отпрыгнуть назад, когда змеиным жалом скользнул к нему сверкающий Такахай. Следующие несколько минут они обменивались ударами, и великий магистр с удивлением обнаружил, что девчонка не так уж и слаба. Ловкость ловкостью, но мускулы у нее были железные. На скрещенных клинках она выдерживала самые мощные его выпады и даже не покачнулась ни разу. Очень скоро Непобедимый понял, что должен выложиться весь, без остатка, чтобы рассчитывать на благополучный исход поединка. Красивого и быстрого убийства, которым он обычно завершал все свои бои, уже не получилось.
Он не заметил того момента, когда Каэтана взвилась в воздух, в крайней верхней точке прямо над ним сделала сальто и сбила с его головы шлем. Толчок был довольно сильный, и великий магистр не только потерял шлем, но и оступился, оказавшись на шаг ближе, чем это можно в таких поединках. Каэ с наслаждением двинула его в челюсть рукоятью Тайяскарона. Она сумела бы и рану нанести, но хотелось избавиться от перехлестывавших ее боли и гнева еще более грубым способом. Магистр отшатнулся, схватился левой рукой за разбитые губы, из которых потоком хлестала кровь. Это был некрасивый удар, к тому же он его пропустил. И это был великий позор для мастера такого класса. Унгаратты, сидящие вокруг арены, притихли, перестав понимать, что происходит.
А Каэ перенесла всю тяжесть тела на выставленную вперед ногу, сильнейшим взмахом отбила клинок Катармана Керсеба, который несся к ней в горизонтальной плоскости; волной перетекла дальше, почти оторвавшись от песка арены, и в этом немыслимом положении, практически паря в воздухе, не ударила, а врезала со всего маху гардой своего меча по правой скуле врага. Холеная, алебастровая кожа лопнула, и Керсеб невольно вскрикнул, откидывая назад голову. Он потерял контроль на краткую долю секунды, но и ее хватило, чтобы Каэ пнула его ногой в пах.
По рядам зрителей прокатился неуверенный, нервический смешок.
Веками унгаратгы приукрашивали смерть, пытаясь преподнести ее произведением искусства, истребить в людях жалость, любовь, привязанность, поставив над всем красоту убийства. И Каэ, как всегда, открывала им простую истину – смерть некрасива, это жестокая и грязная штука, и она не может быть другой. Она не испытывала ненависти к Великому магистру, но она ненавидела его принципы, его убеждения. Уничтожая на арене Катармана Керсеба, она тем самым развеивала миф, убивала порочную идею, и на собственную жизнь ей было сейчас наплевать.
С каждым ударом унгаратт терял силы и уверенность в себе. Она вышибла ему передние зубы, перебила нос; сильный удар пришелся и на правую бровь, и теперь кровь заливала глаз, мешая смотреть. Магистр понимал, что она давно уже могла бы убить его – так же легко и небрежно, как поступала прежде со всеми своими противниками. Только теперь он догадался, что это не рыцари были слабыми воинами, а она слишком сильной. Он не представлял, чего же она хочет добиться, избивая его жестоко и грубо. Его мучила не столько боль, которую вполне можно было бы перетерпеть, сколько сознание собственной беспомощности, неловкости и чувство унижения.
Рыцари ордена и сам король Барга Барипад могли разочароваться в нем. Катарман Керсеб знал, чувствовал каждой клеточкой своего тела, что если он и выживет, то ему будет ох как нелегко восстановить свой авторитет. Правда, выжить ему будет очень сложно. Мысль о грозящей ему безобразной, примитивной смерти воодушевила его, и он ринулся в бой с новыми силами.
Самым ужасным было то, что эта страшная женщина стояла, небрежно отставив ногу (стройную и красивую, что уже успел особо отметить его величество король), и смеялась. И мечи держала под мышкой. Это кощунство – мечи Гоффаннона, как какой-нибудь дамский зонтик, зажатый беспечно под правой рукой – довело Непобедимого до белого каления. Взбешенный, как бык, перед носом у которого долго мусолили красную тряпку, он бросился на нее, вращая мечом с такой скоростью, что в первых рядах ощутимо пронесся порыв ветра. Клинок слился с воздухом, превратившись для стороннего наблюдателя в сплошной сверкающий круг. Это смертоносное колесо должно было уничтожить дерзкую, исковеркать ее стройное, хрупкое тело и заставить ее захлебываться собственной кровью на алом песке. Он уже прыгнул, он уже летел к ней, а она все еще стояла на месте, разглядывая его из-под полуопущенных ресниц. А когда Катарман Керсеб приземлился, обрушивая на нее вместе с клинком всю свою ярость и ненависть, Каэтаны не было. Ни здесь, ни справа, ни слева. Она похлопала его по плечу сзади.
И унгаратты разразились громовым хохотом. Да, они боялись великого магистра пуще собственной смерти. До сегодняшнего дня. А сегодня он исполнял для них роль клоуна на той самой арене, где сотнями и тысячами гибли обреченные им на смерть люди.
Подавшись вперед, сидели Рогмо и ее воины. Они были счастливы. И никто не видел, что на краю арены стоит исполин в черных доспехах и с нежной улыбкой смотрит на свою госпожу. На свою Каэтану. На ту, за которую он уже когда-то умер.

Несколько долгих и отчаянных недель провели в Малом Бургане наши друзья. «Астерион» оставили в порту под охраной воинов, а Куланн, Магнус, Номмо, капитан Лоой и почтенный Маарду Лунгарн поселились в одной из самых приличных гостиниц. Каждый день с самого утра уходил банкир в долгие путешествия по городу. Он навещал своих партнеров, должников и агентов. Он посещал друзей и знакомых. Больше всего времени он провел у сородичей-альвов. И везде и всюду расспрашивал о гладиаторских боях, об охране Белого замка, о возможности проникнуть внутрь.
Люди и существа нечеловеческой крови, к которым он обращался, были проверены в сложных ситуациях не раз и не два. Все они заслуживали самого глубокого доверия, вот почему, с позволения Куланна и Магнуса, Маарду Лунгарн сообщил им под строжайшим секретом, что Великая Кахатанна. Богиня Истины и Сути, находится сейчас в Кортегане, предположительно – в плену у Катармана Керсеба, и слезно просил помочь выяснить все подробности. А Куланн от своего имени называл сумму вознаграждения. Цифра была огромная, и те, кому довелось ее слышать, от изумления теряли дар речи. На эти деньги вполне можно было купить небольшое королевство. Но, удивившись, они совершали нечто еще более достойное удивления – отказывались от этих денег. Десятки людей и альвов, посвященных в страшную, по сути, тайну, не хотели никакой денежной компенсации за свои хлопоты. Они рыскали по Малому Бургану, узнавая все последние сплетни и новости. Они подняли на ноги всех своих близких, родных и друзей. И уже через две недели перед нашими друзьями забрезжил свет надежды.
Как-то утром, одевшись и приведя в порядок свой густой мех, господин Маарду Лунгарн деликатно постучал в двери апартаментов, которые занимали Магнус, Куланн, капитан Лоой и Барнаба. Номмо жил вместе с братом, не желая с ним расставаться; случалось, Воршуды болтали всю ночь напролет, что не мешало им развивать днем бурную деятельность.
– Доброе утро, – приветствовал банкир своих новых друзей. – Кажется, у меня есть для вас хорошая новость.
Они ничего не сказали, но жадно ловили каждое слово, так что он счел необходимым не томить их, а продолжать:
– Некий Энигорио, который в свое время служили у меня клерком, а затем получил на день рождения денежный подарок, достаточный для того, чтобы открыть собственное дело, сейчас занимает видное положение в финансовом мире Кортеганы. Я рассказываю это вам только затем, чтобы вы могли оценить, насколько он нужен ордену унгараттов. Казначей ордена раз в три дня обедает у достойного Энигорио, развлекая его последними новостями. Думаю, этот рыцарь прекрасно понимает, что бесконечные ссуды как ордену, так и ему лично даются в соответствии с ценностью предоставляемой им информации.
Не буду занимать ваше время, пересказывая, как намек на возможные боевые действия на границе с Ронкадором может повлиять на цены на шерсть и шелк в Тиладуматти, – это не важно. Важно, что вчера благородный Ариано Корваллис как раз обедал у своего доброго друга. Несколько дворцовых сплетен, без сомнения важных, мы опустим. А вот главное сообщение: несколько недель подряд в ордене все захвачены зрелищем сражающейся на мечах женщины. Как она сама, так и ее мечи – особенно мечи – представляют собой нечто невероятное. Даже война Ронкадора с Эль-Хассасином, которой при дворе придавалось такое значение, как-то отошла на второй план.
В подземельях Белого замка творится нечто несусветное, и простым рыцарям практически невозможно попасть на очередной бой. Женщину заставляют драться каждый день, а иногда и по два раза, потому что унгараттов, желающих получить ее мечи в качестве награды победителю, – пруд пруди. Пока что она убивает всех подряд, но в конце недели должно состояться знаменательное событие: великий магистр Катарман Керсеб объявил о своем желании лично сразиться с женщиной.
Капитан Лоой охнул. Барнаба довольно сказал:
– А преемник у него есть? У этого самоубийцы?
– Преемник есть, – успокоил его Маарду Лунгарн. – Но должен отметить в скобках, что я горжусь тем, что разглядел в клерке Энигорио личность незаурядную. Как вы думаете, что он сделал? Ну конечно же, изъявил неодолимое желание посмотреть на этот поединок. А мест нет. Ну нету мест, хоть лопни, потому что унгаратты рвут друг друга на части, чтобы попасть в подземный амфитеатр.
И рыцарь Ариано Корваллис находился в затруднительном положении – ведь ордену нужны баснословные деньги, а без Энигорио он их не получит. И тогда мудрый казначей решил, что дело поправимо. Достаточно указать почтенному Энигорио на некую предусмотрительно оставленную кем-то открытой дверь, ведущую в потайной ход – прямиком в подземелья Белого замка. Добровольно туда никто не ходит, разве что вот на такие поединки. Поэтому Ариано Корваллис в своем поступке ничего дурного не усмотрел.
На поединке будет присутствовать весь цвет Кортеганы, а также знатные гости из других городов и стран – все члены ордена унгараттов, хоть чем-то славные. А также сам король Барга Барипад. И охрана будет удвоена по такому случаю. Что вы решили?
– Атакуем Белый замок, – просто ответил Куланн.
– Это реально? – осторожно переспросил Маарду Лунгарн, будто не он сам только что подбросил эту идею, хоть и не впрямую ее высказал.
– Сколько там может быть солдат? Тысячи две?
– Нет, – немного подумав, ответил банкир. – Не больше полутора тысяч, но ведь у вас меньше сотни.
– У нас около двух сотен, – сказал Лоой. – Я не думаю, что мои матросы будут сидеть сложа руки. Нам все равно нет смысла жить без нашей госпожи.
– Да что же это за страна такая? – изумился Маарду Лунгарн. – Мне братец Воршуд все уши прожужжал, но я все равно не представляю себе, как может такое быть на самом деле.
– Может, – сказал Барнаба. – И еще у нас могут появиться союзники. Я не обещаю, но очень, очень постараюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57