Три храма Эш-Шелифа – храм Йабарданая, храм Йа Тайбрайя и храм Астериона, которые почитали моряки всего Арнемвенда, славились на весь цивилизованный мир.
Нынешний правитель Хадрамаута – Великий Понтифик Дайнити Нерай, Муж Моря и Сын Великого Океана, сидел в одиночестве в смотровой башне своего дворца, когда непрерывно кланяющийся придворный объявил ему о том, что в приемной с почтительным нетерпением ожидает сам Корс Торун, верховный маг и неизменный советник государя. Дайнити Нерай тяжко вздохнул, всем своим видом иллюстрируя известную пословицу о невыносимой тяжести корон, и милостиво соизволил не швыряться чем попало в незадачливого посланца. А такая привычка у него, признаться, была.
Еще пару минут он посидел в кресле у окна, разглядывая чаек, которые белыми снежными хлопьями носились в воздухе, однако прелесть безделья уже была нарушена грубым вторжением, да и Корс Торун не имел привычки наведываться во дворец без приглашения, если в том не возникала крайняя необходимость. Великий Понтифик был невероятно ленив, но еще больше он был труслив, и страх настолько перевешивал лень, что даже заставил его подняться с насиженного места. Дайнити Нерай повздыхал, потоптался на месте и наконец двинулся по направлению к приемному покою. Слуги торопливо распахивали перед ним двери, низко кланяясь. Капитан охраны моментально построил своих воинов, которые в это время дня привыкли расслабляться, зная, что понтифик и шагу не ступит до обеда. Привычное течение дня было нарушено, и во дворце уже говорили о том, что случилась или очень скоро случится большая беда.
Дайнити Нерай был грузным, заплывшим жиром человеком неопределенного возраста. Он относился к той странной породе людей, которые в самых шикарных нарядах и драгоценностях умудряются выглядеть нищими и неопрятными. Вечно сальные волосы, жирная пористая кожа, огромный нос, торчащий картошкой на грубом, рано обрюзгшем лице, и едва открывающийся левый глаз не делали лицо понтифика привлекательным и милым. В отличие от многих других венценосных своих собратьев он не любил ни охоту, ни вино, ни женщин. И кажется, был единственным во всем Хадрамауте человеком, равнодушным к морю. Впрочем, здесь допущено явное преувеличение: Дайнити Нерай любил смотреть на море из окна своей башни, но не любил странствовать, не любил находиться на палубе корабля больше нескольких минут и боялся наводнений, ураганов, штормов и прочих стихийных бедствий. Странно и невероятно, но именно этот человек вот уж более двадцати лет правил лучшими корабелами и мореходами Арнемвенда.
Корс Торун, которого поддерживали под руки двое магов-учеников, терпеливо дожидался своего повелителя. Он мог стереть понтифика с лица земли одним небрежным движением, но не собирался делать ничего подобного, предпочитая терпеть лень, трусость и капризы своего государя. Ибо все эти отрицательные проявления человеческой натуры были ему только на руку. Он сам, как мог, укреплял в понтифике страх перед возможными бедствиями и катаклизмами, став таким образом абсолютно незаменимым: Дайнити Нерай полагался только на могущество мага в случае возможной опасности. И потому Корс Торун ничем не выдал степень негодования, которое переполняло его. Он томился вынужденным бездельем в душном и неуютном помещении лишь потому, что толстый боров не мог оторвать свой жирный зад от мягкого кресла. А впрочем, думать можно где угодно.
– Ну, – брюзгливо осведомился понтифик, нависая над стариком. В данном случае это короткое «ну» заменяло и приветствие, и вопрос. Государь был ленив последовательно и лишними словами себя тоже не утруждал.
– Я счастлив видеть моего повелителя в добром здравии. Я желал бы никогда не беспокоить Дайнити Великолепного и не отрывать его от бесценных размышлений, но обстоятельства выше меня, всего лишь слабого человека, не могущего попросить вечность повременить хоть немного...
– Ну! – гораздо нетерпеливее сказал понтифик. Он бы и ногой в гневе притопнул, но это означало бы, что он ведет слишком активный образ жизни.
– Мне доложили, что недавно в порт Шамаш прибыла некая принцесса Коттравей с огромной свитой и что она движется по направлению к столице...
Тем временем слуги уже установили огромное кресло и обложили подушками тело повелителя, бережно погруженное в его бархатную глубину.
– Так что? – уже добродушнее поинтересовался Дайнити Нерай. Жизнь показалась ему немного приятнее, и он не собирался портить нервы остальным. В сущности, он был неплохим человеком и даже считал, что с подданными нужно иногда разговаривать. Он сильно удивился, если бы узнал, что все без исключения подданные считают, что беседующий с понтификом обречен на бесконечный монолог.
– Я видел будущее, повелитель. Приезд этой женщины, выдающей себя за принцессу Коттравей, принесет много горя нашей прекрасной стране.
– Чем? – Дайнити Нерай втянулся в беседу настолько, что стал задавать конкретные вопросы. А хотеть большего от понтифика Хадрамаута было невозможно.
Корс Торун был вполне удовлетворен достигнутым результатом. Он уже подготовил почву для своего сообщения, и остальное было сущей мелочью для такого искусного царедворца и интригана, как он.
– Великий Йа Тайбрайя явился мне в видении и сообщил, что недоволен появлением принцессы Коттравей. Он грозил мне своим гневом и жестокой карой всему Хадрамауту, если мы ничего не сделаем, чтобы умилостивить его.
– Ну?! – сердито буркнул понтифик. Он ужасно не любил всякие там разговоры о карах, катастрофах, гневающихся богах и богоравных существах.
– Ее нужно убить, – спокойно сказал Корс Торун, будто предложил повелителю высморкаться.
– Ну да-а! – с сомнением протянул понтифик. Он уже понял, что медждометиями не отделаешься, и откинулся на подушки, чтобы перевести дух перед теми героическими усилиями, которые ему предстояло совершить.
– Подробнее, – приказал он Корс Торуну. – Она принцесса, а это чревато последствиями.
– Кем бы она ни была, государь, – вкрадчиво сказал маг, – все равно ее жизнь стоит меньше, чем жизни тысяч и тысяч ваших подданных, и уж никак не идет в сравнение с жизнью Великого Понтифика.
Дайнити Нерай нахмурился:
– При чем тут я?
– Разве я не упомянул, что Йа Тайбрайя грозил карой всему, – маг выделил слово «всему», – Хадрамауту? А понтифика такие вещи касаются в первую голову – ведь он первый гражданин своей державы.
– Вот гадость, – проникновенно сказал Нерай. Он надеялся, что еще пронесет, что не нужно будет принимать никаких серьезных решений, – или, на худой конец, переложить серьезные решения на чужие плечи, но отвратительный своей проницательностью внутренний голос подсказывал, что такие вещи, как убийство принцессы, никому не поручишь рассматривать на Большом Совете.
– Так она же не одна! – ухватился он за спасительную мысль о свите. – Кто же даст ее просто так убить?
– Просто – никто, – отвечал маг. – Но у нас нет выбора.
– Так это война? – ужаснулся понтифик.
– Ну, зачем так свирепо? – мягко пожурил, его Корс Торун. – Никакая не война, а так себе, войнишка. Да, они будут сопротивляться, да, ее телохранители заслуживают особого внимания, но не устоят же они одной своей сотней против целой армии!
– Я не дам армию! – решил упереться Дайнити Нерай. – Магией, магией как-нибудь. Или убийцу подошлите. Что же, я вас учить должен? Чья она принцесса?
– Она из Запретных Земель.
– Что?!! – чуть не подпрыгнул на месте понтифик. – Запрещаю!
– Что же запрещает повелитель? – спросил Корс Торун с насмешкой. Слуги холодели, когда слышали, как маг позволяет себе говорить с понтификом, но последний не то внимания не обращал на явное оскорбление величия, не то ему было плевать; поговаривали даже, что понтифик боялся мага, относя его к разряду катаклизмов, но тут оставалось только гадать.
– Все запрещаю! – рявкнул Дайнити Нерай.
– Тогда повелитель должен принять на себя всю ответственность за последствия, – лукаво улыбнулся старик.
Понтифик замер с открытым ртом. Произнести фразу, пусть даже самую короткую, чтобы принять ответственность на себя, было выше его сил. Тем более что он учуял подвох в словах мага и как раз пытался разобраться, в чем же он заключается, как в зал вбежал давешний придворный с перекошенным от ужаса лицом и попытался заорать, соблюдая этикет:
– Гонец по делу чрезвычайной спешности и важности к Великому Понтифику! – а потом добавил севшим голосом: – Беда, повелитель. Огромная беда.
– Только этого мне не хватало! – простонал Дайнити Нерай, включая в список проблем и необходимость так много и долго говорить.
А потом на пороге появился человек в рваных одеждах; утративших первоначальные цвет и форму, превратившихся в груду кровавых, заскорузлых тряпок. Голова его была кое-как обмотана, и на повязке проступали местами алые пятна. Там же, где кровь засохла, пятна были почти черными.
– Уатах! – сказал он, падая на колени.
– Ну! – отреагировал понтифик. Столпившиеся в дверях придворные, осмелившиеся нарушить уединение государя, сразу поняли, что Дайнити Нерай не может вспомнить, что Уатах – это название порта. Это было бы вопиющим безобразием, если бы касалось кого-нибудь другого, но понтифик был слишком ленив, чтобы помнить названия городов. Благо, что он Эш-Шелиф ни с чем другим не путал.
– Порт на берегу Кораллового моря, – тактично подсказал капитан стражи.
– Да помню я! – неожиданно взбесился понтифик. – Мы оттуда в океан ходим через два пролива. Что с Уатахом?
– Нет Уатаха, – скорбно прошептал гонец. – Великий змей Йа Тайбрайя пробудился ото сна...
Дальше он мог не продолжать. Придворные побледнели, притихли на несколько секунд, когда даже часы, казалось, перестали сыпать песок, потрясенные новостью; а затем тишина взорвалась множеством голосов. И каждый пытался высказаться именно в эту секунду, не желая слушать других. Одним словом, началась паника.

...От Уатаха, вытянувшегося узкой линией вдоль берега, не осталось ничего. Лежали в руинах прекрасные двухэтажные домики, стоявшие у самого моря. Превратилась в груду камней сторожевая крепость Уатаха, простоявшая в своем теперешнем виде пятьсот с лишним лет и выдержавшая невесть сколько пиратских нападений. Плавал на волнах древесный мусор: щепки, обломки, доски, бревна, бочонки. И это было все, что осталось от множества кораблей, не успевших вовремя убраться из гавани и подняться вверх по реке Змеиной. И всюду были тела – мертвые, изувеченные, смятые страшной, неистовой силой.
Йа Тайбрайя был страшен. Безумный Йа Тайбрайя превосходил всякий страх. Змей появился из-под воды внезапно. Море вдруг вскипело, появились белые буруны, как в шторм; взвились в воздух птицы с дикими, протяжными криками, и перед опешившим экипажем одного из кораблей, стоявших на рейде, стала появляться из глубины ни с чем не сопоставимая по своим размерам голова древнего чудовища.
Существо, которое присутствовало при сотворении нынешнего мира, которое являлось его ровесником, было опасно для людей всегда. Просто Йа Тайбрайя не приходило в голову нападать на них: сначала его сдерживал сам Йабарданай, затем объединенные усилия Новых богов. К тому же в море всегда водилась добыча покрупнее. А на тех глубинах, где обитало исполинское чудовище, о людях и вовсе не вспоминали. Одним словом, от древнего зверя их берегла собственная мизерность – ведь они были слишком маленькой, слишком незначительной, незаметной добычей.
Но вот титан древности проснулся, ведомый чьей-то иной, злой волей. Впрочем, сам он об этом и не подозревал. Ему было некогда. Переполненный жаждой разрушения и убийств, неистовый Йа Тайбрайя обрушился на первое человеческое поселение, попавшееся на его пути. Разум его так и не очнулся, опутанный туманной паутиной, и морскому змею было все равно, что он творит.
Удар гигантской головы разбил первый корабль в щепы; исполинская пасть сомкнулась на корпусе второго корабля, разметав его остатки по кипящему морю, которое постепенно багровело от пролитой крови. Испуганные люди ничего не могли поделать с разбушевавшимся чудищем: ни те, кто в порыве отчаянной храбрости бросался к оружию; ни те, кто пытался таранить бронированного монстра, чтобы хоть своей смертью остановить его, удержав от дальнейших убийств; ни те, кто в панике пытался сбежать на сушу, надеясь хоть там найти спасение.
В короткий срок покончив с кораблями, находившимися в гавани, морское чудовище обратило свой взор на город. К этому времени крепость Уатаха кишела людьми. Сюда примчались все, кто не верил в надежность собственных жилищ. Те же, кто жил подальше от берега, рассчитывали отсидеться в зданиях, думая, что насытившееся чудовище рано или поздно уберется. Но Йа Тайбрайя целеустремленно уничтожал несчастный город – дом за домом, улица за улицей. Его гигантское тело медленно перетекло из воды на берег. Мощный хвост хлестал из стороны в сторону, снося крепкие каменные строения, а люди гибли, как мухи, не имея ничего, что можно было бы противопоставить силе древнего зверя.
Мощное, как башня, туловище вознеслось в небо напротив крепости, заслоняя солнечный свет. Частокол зубов в человеческий рост величиной способен был привести в отчаяние даже самых мужественных воинов. Перепончатые выросты над ушами угрожающе топорщились. Йа Тайбрайя разинул пасть и издал трубный рев.
Самым ужасным для жителей Уатаха было даже не то, что древний зверь напал на них, истребляя все живое и неживое в округе. Их привел в замешательство тот факт, что с самого раннего детства и до глубокой старости, от рождения и до смерти они жили в глубоком убеждении, что Йа Тайбрайя является заступником и покровителем Хадрамаута и всех хаанухов, где бы они ни находились. Ему воздвигали храмы, его изображения украшали флаги и паруса, его резные статуи высились на носах боевых кораблей. И теперь то, что он творил, было равносильно детоубийству. Хаанухи не представляли себе, чем могли так прогневить свое божество, что оно им отомстило истреблением целого города и огромного порта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57