3

Уна оглядела стан врага и поняла, что ей вовсе не хочется говорить с Руфом о перспективах ближайших дней. Все было слишком очевидно. Но и молчать казалось невыносимым, и потому она задала вопрос, который давно уже мучил ее:
– Ты помнишь свою мать? Хоть немного?
Руф наморщил гладкий лоб, будто попытка вспомнить собственное прошлое причинила ему физическую боль.
– Иногда кажется, помню. Иногда мне снится :. какая-то тень без лица, которая протягивает ко мне руки, и тогда я думаю, что это и есть моя мать. Изредка мне вспоминается, что будто бы была женщина и она называла меня «мальчик мой», но это скорее то, что я хотел бы помнить .
Аддон настолько часто рассказывал мне о ней, что теперь я вижу ее его глазами, чувствую – его чувствами, а помню – его воспоминаниями. Но моего ничего нет. И наверное, это причиняет мне боль.
– Прости, – потупилась она.
– Отчего же. В такие дни нужно думать и говорить о самом дорогом. Кто знает, что случится с нами завтра.
У Руфа была привычка произносить вслух то, что другие боялись. Порой это больше походило на беспощадность и жестокость, нежели на прямоту. Он мог причинить другому боль и даже не понять этого.
/Ну скажи, что ты любишь меня. Признайся!
Чего ты ждешь? Отчего тянешь? Ты же только что сам сказал, что времени у нас почти не осталось и слепой Данн вытянул удачный жребий нашим врагам. Почему бы тебе не пойти к отцу и не попросить меня в жены? Боишься. Не хочешь оставлять вдовой. Но так же нечестно! Руф, Руф, Руф… Это ведь такое простое слово – «люблю», что тебе стоит?../
– Они ведут себя необычно. – Уна очень надеялась, что голос ее звучит спокойно, как всегда.
– У них хороший вождь, – откликнулся Руф, разглядывая лагерь противника. – Обстоятельно готовится, не хочет рисковать. Думаю, что он кинет на стены мехолнов, а когда они измотают нас, пустит в ход свой главный козырь.
– Какой?
– Не знаю. Но он явно припас какую-то неожиданность и надеется застать нас врасплох. Хороший воин. Умный, настойчивый, терпеливый. Такие обычно добиваются того, чего хотят.
– Можно подумать, что ты им восхищаешься, – пробормотала девушка, с нескрываемым страхом глядя на своего возлюбленного.
Бывало, что он пугал ее своим хладнокровием.
/Ему что – все равно, что его могут убить а нас захватить в плен? Что отец, и Килиан, и все остальные могут погибнуть?../
– Восхищаюсь, – честно признался Руф. – Видишь ли, не знаю, как тебе это объяснить, но мне кажется, что я чувствую его. Ну словно слышу мысли, которые доносятся из центрального шатра. Смешно, правда?
– Н-не очень, – передернула плечами Уна. – А что он думает?
– Уверен в победе. Хочет расплатиться с Даданху жизнями союзников и уберечь своих воинов для грядущих сражений. У Омагры далекоидущие планы, и Рамор для него только начало. Но что это я, – прервал себя молодой человек. – Чего доброго, ты решишь, что я и впрямь его слышу.
– Ты не хочешь поговорить с отцом? – спросила она с чисто женской непоследовательностью. – После может и не выпасть удачного случая.
Уна все еще надеялась, что Кайнен скажет ей, как она нужна ему, как горячо любима, что если они выживут, то всегда будут вместе. Казалось бы, так просто догадаться…
– Аддон занят, – ответил Руф, не поворачивая головы. Его внимание было целиком и полностью поглощено происходившим там, внизу, у подножия крепостных стен. – Он отряжает гонца в Газарру, хочет просить о помощи. Надежды мало, но если существует хотя бы один шанс из тысячи, то им надо воспользоваться.
Твой отец – великий воин, хотя сам он никогда не позволит так о себе говорить. Знаешь, – и молодой человек взъерошил ей волосы; ладонь у него была тяжелая, а жест получился вовсе не ласковым, просто ободряющим, –
/Потрепал, как гриву коню. Неужели я все сама себе придумала и ни чуточки он меня не любит, а просто хорошо относится – как ко всем остальным Кайненам?! Рядом с ним Килиан всегда казался навязчивым, но, может, дело как раз в том…/ мы еще посмотрим, кто кого. С таким командиром, как Аддон, можно выиграть даже самую безнадежную битву.
Уна внимательно посмотрела в его спокойные, непроницаемые, как морская гладь, глаза. Сейчас они были сине-зелеными. Взгляд их не выражал почти ничего, – во всяком случае, никаких подавленных страстей, затаенных чувств, спрятанных мыслей она не обнаружила. И девушка внезапно устыдилась своего эгоизма: враг у ворот, жители крепости доживают свой последний мирный день, – и кто знает, кого уже несколько литалов спустя Ягма впустит в свой мрачный дворец? А она думает только об одном…
Нет, не зря суровые воины презрительно относятся к женщинам. Вероятно, они правы.
Сначала нужно выжить и победить, а потом уже решать, кто и кого любит и кто с кем станет жить.
– Война…
Руф даже не вздрогнул, а Уна чуть не подпрыгнула от неожиданности.
/Выдержки ни на грош, а еще хвастаюсь тем, что готова сражаться наравне с мужчинами. Нет, выходит, не готова…/
Старый Микхи подобрался сзади не хуже опытного лазутчика.
– Война, – еще неуверенней повторил он, обкатывая это страшное слово в беззубом, шамкающем рту, будто гладкий камешек. – Не обычное пограничное столкновение, а настоящая.
Третий раз произнести «война» он явно не решился.
Старику было страшно, и в то же время он все еще не мог поверить до конца в реальность происходящего. Не может быть, чтобы беспорядочная толпа диких мехолнов, которых ждали со дня на день в Каине, ощетинившемся мечами и копьями, внезапно превратилась в огромную организованную армию. И еще горше оттого, что если прежде и мехолны, и палчелоры выступали под предводительством нескольких вождей, которые то и дело грызлись между собой, не в состоянии поделить славу и добычу, – то нынче в высоком шатре, сшитом из шкур, сидит их могущественный и единоличный владыка.
– Камней даже может не хватить, – пожаловался Микхи. – И огненной смеси. Килиан предложил отцу атаковать варваров прямо сейчас, не дожидаясь, пока они полезут на стены.
– Безумие, – сказала У на. – Нас сметут, как скорлупки в море.
– Аддон тоже не согласился. Он считает, что нужно поднимать и Шэнн, и Ирруан, и Ардалу, потому что если Омагра победит войско Газарры, то после он двинет свои полчища на другие города Рамора. И он, несомненно, прав.
Только я думаю – не согласятся они нам помочь. Будут сидеть, как стая падалыциков, и ждать, что Газарра падет. Потом, конечно, поймут, как жестоко ошиблись, но окажется, что уже поздно.
– Неужели ты полагаешь, – возмутилась У на, – что Ягма наказал безумием всех до единого? Неужели они настолько глупы и недальновидны?
– Дело не в этом, – вздохнул управитель. – Вот и дальновидны, и умны, но я знаю, как это бывает. Зависть к удачливому – более сильному, более богатому – оказывается сильнее доводов рассудка. Каббад молит богов, чтобы они очистили души наших соседей от злобы и зависти и просветили их разум. Надеюсь, боги не останутся равнодушными к его мольбам. – Он взглянул из-за зубчатой башни на вражеский лагерь и сник окончательно. – Я-то что, я уже старик – два срока прожил. Меня царство Ягмы не пугает. А вот вас, молодых, жалко. И внучка моего жалко, и…
Внука Микхи – молодого воина по имени Хималь – Аддон Кайнен как раз и собирался отправить в Газарру за помощью.

4

Они приходили в его сны, как в свою страну.
Они стояли на пороге его души и настойчиво скреблись, требуя, чтобы он впустил их в сердце, в самое нутро, и уже никуда не отпускал.
Они были похожи на верных псов, оставленных под проливным дождем, скулящих от тоски и острого чувства несправедливости.
Он понимал, что виноват перед ними, хотя и не знал в чем.
Они ждали, что он услышит их, и поэтому бродили в его снах, словно в лабиринте черных пещер, заставляя узнавать странные и незнакомые вещи.
Они являлись по его душу и не желали уходить обратно, в пустоту, из которой пришли.
Там, в этой пустоте, метались страшные и причудливые тени, слышались голоса и кто-то ждал его.
Кто-то ждал долго и терпеливо.
Стройные ряды войск маршировали на север.
Небо в рваных облаках багряного цвета казалось заляпанным кровью погибших.
И слепой бог Данн плакал на вершине холма, а У его ног валялись ненужные жребии.
И кто не вернулся с поля битвы.
Маленькие пряхи вопоквая-артолу ткали бесконечное покрывало.
Они приходили в его сны, чтобы о чем-то…

5

– …Предупредить тебя, что это очень опасно. С другой стороны, не опаснее, чем оставаться в крепости во время осады. Плохонькое утешение, конечно, но другого у меня нет. – И Аддон Кай-нен виновато пожал плечами.
– Не беспокойся, таленар, – отвечал Хималь, преданно глядя на своего командира, – я все сделаю. Я доберусь до Газарры живым, я не дам себя убить, потому что с этого мгновения моя жизнь принадлежит не мне и даже не нашим могучим богам, а жителям Каина. Я не имею права не дойти.
От внимания Аддона не ускользнуло, что юноша поименовал его титулом верховного военачальника Газарры.
Хотя Баадер Айехорн назначил таленаром Тислена, но жители Каина со снисходительным презрением относились к «городским» войскам и признавали единственным предводителем главу клана Кайненов. А кого назначали на этот пост Айехорны, не имело ровным счетом никакого значения.
У дверей тихонько всхлипывала мать молодого воина, судорожно прижимая к груди наспех собранный мешок с едой.
– Не плачь, женщина, – рявкнул на нее Аддон. – Не мучь сына. Ему и так тяжело оставлять тебя в осажденной крепости, а ты еще хнычешь. Жена воина и мать воина обязаны улыбаться, провожая своих мужчин на ратный труд.
Старший Кайнен слушал себя с отвращением: и что за чушь он тут несет? Помолчал бы, дал людям проститься.
Сын старого Микхи, отец Хималя, однажды тоже взял наспех собранный женой мешок и поскакал в Газарру за подкреплением. Это было ритофо пятнадцать тому, когда воевали с Шэнном.
И спустя два дня из города пришла помощь. Триста человек. Без одного. Без того самого главного, которого с нетерпением ждали не старый тогда еще Микхи, его внук и невестка.
Это и есть война.
Когда войска уходят за победой и возвращаются с ней – такой вымечтанной, такой желанной и оплаченной страшной ценой. Потому что войско Газарры или войско Каина – это безликое существо;
У него нет ни имени, ни души, ни жены, ни детей, ни родителей.
Все это есть у каждого погибшего воина.
Войско – безжалостное существо – радостно возвращается домой, неся вместе с победой горе, печаль и смертную тоску.
Победа – это когда есть кому оплакать погибших, есть кому выть ночами от горя и есть кому с упреком смотреть в глаза предводителю: что ж ты так? Не уберег, не защитил. А ведь это ты обещал, что войска вернутся домой с победой…
– Отец, ты не видел Уну? – Вошедший Килиан улыбнулся молодому воину и похлопал его по пле-У – Посылают за подмогой? Или сам вызвался?
– Я знаю окрестные горы лучше, чем нашу крепость, – сказал Хималь. – Каждый камешек, можно сказать, в лицо. Если идти не в обход, по Равнине, и не через перевал, а напрямик, то уже через три дня буду в Газарре. И если Тислен соблаговолит поторопиться, то вам придется сдерживать варваров дней десять, не больше.
– Удержим, – уверил его Килиан. – Не впервой. Счастливого тебе пути, Хим.
– Хорошей битвы, Ки.
Молодые люди быстро переглянулись. Надо бы сказать что-то еще, но что еще скажешь? Конечно, грозный Суфадонекса может в любой день забрать воина к себе, но лучше не говорить об этом вслух, чтобы не накликать судьбу.
– Так ты видел Уну, отец? – переспросил Килиан, когда Хималь ушел в сопровождении все еще всхлипывающей матери.
– Нет, не видел. А что?
– Мне надо с ней поговорить. Все-таки последние мирные литалы. Никто не знает, когда еще выпадет свободная минутка.
Аддон нахмурился и поманил сына поближе.
– Хочешь попросить ее стать твоей женой?
– Ну-у да, – немного замялся юноша.
– Не торопись, сынок. Еще не время, поверь отцу.
– Из-за Руфа? – сразу потемнел Килиан.
– Вовсе нет. Это из-за самой Уны. Позже ты поймешь, что именно я имел в виду. А пока не требуй от нее ответа. Если хочешь, чтобы перед сражением душа твоя была спокойна, можешь просто сказать ей о том, что ты ее любишь, – это достойно мужчины и воина. А взаимных признаний не жди и замуж не зови.
– Не понимаю я тебя, отец.
– А тебе и не следует меня понимать, – жестко ответил Кайнен, – тебе следует хотя бы иногда прислушиваться к моим советам. Тогда всем будет легче: и тебе, и нашей девочке, и нам с матерью.
– Может, ты хочешь выдать ее замуж в другой лан – не унимался молодой человек. – Чтобы ни мне, ни Руфу, а какому-нибудь чужаку? Нашу кровь отдать на сторону?
– Иногда ты меня злишь, – признался отец, глядя на сына из-под сдвинутых бровей. – Если бы я хотел выдать Уну замуж за кого-нибудь достойного я так бы тебе и сказал. Но решаю не я. Пойми это упрямец. Или хотя бы постарайся понять…
– Пойду проверю доспехи еще раз, – буркнул Килиан, стараясь не поднимать глаз на отца. – Пока есть возможность. С Уной поговорю, если получится. И твой совет не забуду. – Он повернулся и вышел.
Редкий мужчина из клана Кайненов брал в жены единокровную сестру. Это не запрещалось законами Рамора, но случалось не так уж и часто. Аддон подозревал, что сын предполагает именно эту причину неявного несогласия родителей с его женитьбой на У не. Глупышка… Знал бы он, что происходит на самом деле.
Килиан нашел сестру у крепостной стены, где она помогала другим женщинам связывать сено в плотные пучки. Потом их будут поджигать и сбрасывать на головы нападающим.
– Уна, нам нужно поговорить.
– Сейчас, погоди немного.
/Как смешно и нелепо. Я хотела услышать признание в любви перед этой битвой, и мое желание сбылось. Боги любят пошутить над людьми и сделать все по своему усмотрению. Какой же у него торжественный вид… Смешной. Милый. И что теперь делать? Единственная отговорка – он мой родной брат. Ну и что с того? Но ведь не огорчать же его теперь, накануне сражения…/
Килиан нервно одернул на себе плащ, зачем-то поправил на голове сверкающий шлем, затем снял его и взял в руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44