– Руф, – произнес мелодичный девичий голос. Он вздрогнул. Это была Уна. Но как она могла увидеть и узнать его ночью, в кромешной тьме – ведь луна была затянута тучами.
– Руф, мне плохо без тебя.
В ее голосе было столько печали и горя, что он сделал бесшумный шаг навстречу – обнять, защитить, успокоить.
– Если бы я знала, что ты хотел написать в этой песне. «Мы вернемся с полей, на которых давно полегли. Возвратимся из тьмы, где до этого долго блуждали». Когда? Когда ты вернешься? Сколько мне еще ждать? Это единственное, ради чего я живу, единственное, на что надеюсь.
Знаешь, любимый, я совершенно по-детски мечтаю, что ты однажды выйдешь из темноты и скажешь: «Я пришел». И я смогу обнять тебя и поцеловать. Поэтому я так часто и охотно остаюсь в темноте. Ведь ты же обещал. Во всяком случае так я себе это придумала. Руф! – простонала она. – Возвращайся скорее, мне невыносимо жить без тебя.
И, покорный этому молящему призыву, он сделал еще один шаг и произнес:
– Я пришел.
– Кто здесь? – громко и резко спросила она. И поскольку ответа не было, повелительно молвила: – Я царица Аммаласуна. Отвечай немедленно, кто ты.
– Царица? – изумился Руф. – А царь Баадер?
/О чем это я? Нет, не такой я представлял нашу первую встречу. А может, так и лучше – слишком многое нужно объяснять./
– Неужели это и на самом деле ты? – недоверчиво сказала девушка. – Голос твой, но уставший. Такой, будто ты не говорил долгие ритофо.
– Я на самом деле давно не пользовался голосом, – признал Руф. – Но ты не сказала, почему ты – царица? Что произошло в Каине после…
Он чуть было не обмолвился «после моей смерти», но решил не причинять Уне боль.
– После того, как Килиан убил тебя? – уточнила девушка.
– Ты знаешь это – и ты здесь?
– Я подозревала, – сказала она. – А напрямую спросила только сегодня. И он ответил. Мне жаль его, хотя он убил нас обоих. Я умерла в тот день, когда тебя не стало, Руф. Смешно, если тебя нет и ты ничего не слышишь, а только чудишься мне в какой-нибудь нелепой и обычной тени, и я снова говорю сама с собой, как и все это время. Смешно и грустно. Я ведь так давно мечтаю хотя бы еще разок увидеть твои глаза. Гадаю – какого они будут цвета на сей раз…
– Я здесь на самом деле. Я не снюсь тебе, и ты меня не придумала. Кажется, со дня моей смерти произошло слишком много странного и необъяснимого. Расскажи мне все.
– Оказалось, что я дочь Сиринил и царя Баадера. Мне рассказала об этом мама в день своей смерти, но я не слишком серьезно отнеслась к ее словам. Я не представляла себе Баадера в роли собственного отца. Мне казалось, мы всегда будем жить в Каине, а то, что происходит в Газарре, – нас не касается. Когда тебя не стало, умерла жена Баадера и его новорожденный сын. Царь приехал за мной в Каин, чтобы объявить наследницей. И в день возвращения в Газарру был убит своим шурином. А я стала царицей.
Отец – Аддон – теперь таленар и недавно захватил для меня Ирруан и Шэнн. А потом двинет нашу армию на Ардалу. Потому что скоро начнется война с чудовищами, и нам нужно будет могущественное войско, чтобы им противостоять. Но не об этом я мечтала говорить с тобой…
Руф! Ты здесь?
– Да…
– Ты призрак?
– Не совсем…
– Ты вернулся из царства Ягмы?
– Я там не был. Меня оживили те, кого ты называешь чудовищами…
В этот миг У на двинулась навстречу любимому, но тут порыв ветра разогнал тучи, и ослепительно желтая луна внезапно осветила все пространство стены.
Руф Кайнен, прежде чем заговорить с У ной, снял шлем-Алакартай, чтобы голос его не искажался, и девушка, протягивающая к нему руки, увидела перед собой страшное серо-синее лицо с блестящими глазами без белков, обрамленное черными волосами.
Он был прекрасен и страшен одновременно.
Уна издала вопль. И было непонятно, чего в нем больше – отвращения, ужаса или отчаяния.
– Кто ты? – закричала она.
– Это я, я. Просто теперь у меня голубая кровь…
Внизу затопотали по камням ноги бегущих стражников. Вспыхнули огненные точки факелов. Люди все прибывали и прибывали, разбуженные и напуганные криком Уны. – Я хотел поговорить.
– Прочь, демон! – Она взмахнула руками, отгоняя его. – Уйди!
– Уна!
– Оставь меня.
– Я должен сказать тебе, что аухканы не чудовища, они добрые. Они добрее нас.
– Исчезни-иии! – взвизгнула она. – Помогите! На помощь!
– Что с тобой? Ты никогда такой не была! Уна…
– Стреляй в него! – раздалось снизу.
– Ты что?! В царицу попадешь!
– Оставь ее, ублюдок!
– Я тебя искрошу! – прорычал Килиан, поднимаясь по узким ступенькам. – Если хоть волос упадет с ее головы…
– И тебе не надоело убивать меня? – насмешливо спросил Руф. – Не подходите! – громко скомандовал он, и воины замерли, услышав такой знакомый голос. – Иначе беды не миновать. Мне нужно всего несколько текселей твоего царского времени…
– Чего ты хочешь? – У на клацала зубами от ужаса.
– Я хотел ответить, чем закончилась песня. Я хотел, чтобы не было войны, но у вас здесь все изменилось. Ты другая. Аддон захватывает мирные города только для того, чтобы воевать с теми, кто хочет жить с вами в мире! Ты знаешь, что Килиан убил меня, но это тебя не смущает. А мой брат готов и во второй раз поднять на меня руку. Может, мне снова повернуться спиной, чтобы ему было удобнее? Вы неприятны мне, люди. Я не знаю, как заставить вас услышать меня…
– Смерть! Смерть! – раздались гневные выкрики. – Это демон, принявший личину Руфа!
– Это чудовище!
– Убейте чудовище!!!
– Даже если ты Руф, я убью тебя, – сказал Килиан. – Отпусти ее.
– А я и не держу.
Уна стояла столбом, глядя на силуэт Руфа – темную безликую тень с длинным мечом в руке.
– С равнодушных небес, – заговорил он, и царица не сразу сообразила, что любимый голос продолжает песню, – и от самого края земли. Те, кого позабыли, и те, кого преданно ждали. И за этим столом мы впервые поймем, что почем…
Он отодвинулся от нее на несколько шагов, и были в этом движении и презрение, и тоска.
– Мы узнаем друг друга: и мысли, и души, и лица…
Коротко свистнула стрела, выбив фонтанчик пыли из каменной стены в нескольких ладонях от головы Руфа. Он неторопливо надел шлем. Замолчал. Им не нужно было слышать его.
Приближался к нему с обнаженным раллоденом Килиан.
Пятилась У на, которая даже не стала разбираться, что к чему. Впрочем, Уны больше не было. На самом деле отступала от него царица Газарры, Ирруана и Шэнна – Аммаласуна. А такой он не знал и, что нужно говорить ей, не представлял. Как не представлял, что можно сказать брату, готовому убить его во второй раз.
Руфу было горько.
Вторая стрела ударилась о панцирь Алакартай и отскочила от него.
– Теплый прием, – сказал он и сам удивился, как неприятно было губам шевелиться. Ему не хотелось больше говорить. Ему хотелось думать.
– Злой дух! – завопил лучник, чей выстрел попал в цель, но не поразил врага. – Он неуязвим!
– Именем Суфадонексы и Ягмы! – воззвал кто-то.
Руф повернулся к Килиану и Уне, замершим в нескольких шагах от него. Немигающие темные глаза уставились на царицу. .
– Мы по разные стороны, – глухо пророкотал голос из-под шлема. – Как жаль.
И он спрыгнул со стены.
Аммаласуна ахнула, прислушиваясь. Однако не было ни звука падения тела, ни крика, ни даже сдавленного вздоха. Ничего, что должно было быть слышно…
Килиан стоял белее полотна.
– Мы по разные стороны, – внезапно прошептала девушка. – И я это сделала своими руками.
– Руф!!! – закричала она в темноту ночи. – Руф! Прости! Вернись!
Люди внизу замерли, не понимая, что происходит с их повелительницей. Заколдовал он ее, что ли? Или на самом деле душа Кайнена являлась о чем-то предупредить. Но тени такими не бывают – ни в одной легенде не сказано, чтобы от теней стрелы отскакивали.
Ходячий мертвец…
Это всегда страшно и подлежит немедленному и окончательному умерщвлению.
Люди волновались и обсуждали, стоит ли идти отлавливать чудовищ прямо сейчас или не высовываться из-за стен. Спасибо, что никто не пострадал, чего уж самим напрашиваться на неприятности?
– Прости, – прошептала У на. – Я не стала слушать тебя, а ведь это действительно был ты. Я упустила единственный шанс, о котором столько просила.
Килиан подошел к ней и обнял за плечи. Она не стала уклоняться.
– Ты веришь ему?
– Что он Руф? Да.
– Нет, что чудовища добрее нас и хотят, мира.
– Нет, конечно. Это ведь Руф. Он всегда жил под другим небом.
С завтрашнего дня начинай готовиться к самой страшной войне, какую только можешь себе представить.

4

Аддон Кайнен никогда не думал, что старики могут быть такими выносливыми. Сперва он уговаривал Каббада не следовать за ним, утверждая, что прорицатель просто не выдержит бешеной гонки, однако спустя какое-то время следил только за тем, чтобы не отставать от своего друга.
Они загнали двух коней, как на крыльях несясь к Южному рубежу. И если у таленара хватало сил думать, то он думал именно о том, кто из них двоих более достоин называться великим воином. Каббад сидел на коне непозволительно свежий и бодрый, а Аддон держался из последних сил.
Когда на одной из коротких остановок он снял со своего рыжего иноходца попону, то ее пришлось выкручивать, настолько она пропиталась потом. Благородное животное качалось от усталости и закатывало глаза.
Им повезло, что на дороге встретился отряд эстиантов, идущий из Газарры. Узнав таленара, они безропотно дали ему свежих лошадей, а рыжего пообещали привести в цитадель в целости и сохранности. Кайнен был этому обстоятельству весьма рад, так как привязался к рыжему, которого несколько неосмотрительно назвал Ажда, тем самым намекая на его связь с огненноглазым Ажданиокой, прекраснейшим из бессмертных Рамора – повелителем пламени.
Они спешились у ворот Каина перед рассветом, и Аддон принялся рукоятью меча изо всех сил колотить в бронзовые ворота.
– Это еще что за демона принесло?! – спросил сверху грозный голос, отчетливо слышный в предрассветной тиши. – Сейчас отведаешь и стрел, и огня.
– Это я, таленар Кайнен! Открывай немедленно. В крепости засуетились и забегали, однако ворота долгое время оставались запертыми. Все решилось только с появлением встревоженного Килиана.
Когда же тяжелые створки наконец разошлись в стороны, взгляду изумленного Аддона предстала толпа вооруженных людей с факелами и – отчего-то – амулетами против ночных чудовищ, злых духов и прочей нечисти.
– Что у вас происходит? – сурово вопросил он.
– Видишь ли, отец…
Но тут, растолкав воинов, выбежала ему навстречу Уна
/без царского венца, без толпы слуг и воинов охраны, без этого непомерного количества украшений, прежняя милая девочка, которая сводила его с ума своими выходками/
и с радостным визгом повисла на шее.
На миг почудилось, что он перенесся в прошлое, что ничего страшного еще не случилось. Просто глава клана отлучался ненадолго и вот вернулся домой. И выйдет сейчас навстречу счастливая, сонная Либина, обнимет, обдаст теплом и запахом цветов и молока.
За это можно отдать все – жизнь, славу, будущее. Все. За один только день прежней жизни.

Трещал огонь в очаге. На столе источало соблазнительные ароматы жареное мясо, уложенное на простом глиняном блюде. Кувшин вина, несколько лепешек, зелень. Все это напоминало их дом, хотя домом давно уже не было.
Кайнен удивленно оглядывался: будто бы целая вечность пронеслась мимо него с тех пор, как он покинул Каин на нового хранителя Южного рубежа. А ведь и полного ритофо с тех пор не минуло. Но время исчисляется не текселями, не литалами, не лунами и не ритофо. Оно исчисляется тем, что ты испытал, что потерял, что понял.
И по такому исчислению он, таленар Великой Газарры, почти сравнялся с вечно живущими. Он был здесь со дня сотворения мира.
Древним и легендарным существом казался ему Аддон Кайнен, участвовавший в битве при Паднату и в Габаршамской резне. Сладким, но не менее далеким воспоминанием отзывалась в его душе неугасшая любовь к Либине. Ярким и волшебным сном представлялись серебряная ладья, диковинный сад Эр-воссы Глагирия и те вещи, которые он рассказывал.
Знакомые стены. Знакомые предметы. Отчего же он не узнает ничего?
Килиан, сын, обнял его при встрече, но не было радости в его объятии. Постарел эльо Кайнен – чуть ли не такой же взрослый и уставший, как отец. Попытался что-то объяснить, промычал невразумительное, махнул рукой и отправился на стены проверять посты.
Аддон смотрел на его сутулые плечи и чувствовал острую жалость, смешанную с ощущением невосполнимой потери. Этот Килиан вовсе не походил на того молодого задорного человека, которого он порывался постоянно воспитывать. Ему нечего было сказать, и он знал, что даже если выдавит из себя какие-то слова, то Килиан не услышит его за пустыми фразами.
Каббад бездумно жевал вяленый ракис. Его глаза ничего не выражали.
Уна сидела на ложе, подобрав под себя ноги и прижавшись к плечу Аддона щекой. Он не расспрашивал ее ни о чем – знал, что она сильная и сама все расскажет. Кто-кто, а его девочка ничего не утаит, какую бы боль это ей ни причинило.
– Он был здесь, – сказала У на почти спокойно.
– Кто? – спросил Каббад, хотя и так было ясно, кого имеет в виду царица. Но он боялся неправильно понять ее, боялся ошибиться.
– Руф приходил этой ночью, чтобы сказать, что те, кого мы называем чудовищами, порожденными чернотой ночного неба, на самом деле добрые и милые существа.
– Ты уверена, что это был Руф? – осторожно уточнил Аддон.
– Во всяком случае тот, кто еще недавно назывался Руфом Кайненом, – твердо ответила девушка. Тут выдержка изменила ей, и она залилась слезами. – Ах, отец, если бы ты видел его… Как хорошо, что ты его не видел!
– Что с ним?!
– Это уже не наш любимый Руф. Он… он сам сказал, я не поняла… в его жилах течет какая-то другая кровь. Он действительно умер и ожил, и теперь он не человек, а иное существо. Он все так же красив, но одновременно страшен: у него серо-синяя кожа, как клюв тисго. В свете факелов я увидела, что глаза сплошные – не то черные, не то фиолетовые, но разве в темноте разберешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44