И кто же на студию пропуск рэкетиру Вячеславу Калинову лично
заказывает? Дурак только!
- Этим ни черта не доказано, Суреныч.
- Хочешь фотографии покажу? - вдруг предложил Казарян.
- Какие еще фотографии?
- Ты - среди спутников в лагере спецназа. Хочешь?
- Покажи, - упавшим голосом сказал режиссер.

Председатель парламентской комиссии, ознакомившись с фотографиями,
сложил их в пачечку и вновь вернулся к справке. Он не перечитывал ее, он
ее перелистывал, останавливаясь на отдельных, видимо, особо
заинтересовавших его деталях. Алик сидел напротив и рассматривал своего
давнего приятеля, ставшего совсем недавно государственным деятелем, от
которого зависела судьба страны, судьба россиян, его, Алика, судьба.
Действуй, деятель, действуй!
- Действуй, деятель, действуй! - повторил Алик вслух.
- О чем ты? - рассеянно спросил председатель, отложив справку в
сторону.
- Я о том, что ты сейчас в растерянности и не знаешь, как тебе быть.
Нужен поступок, Игорь. Сейчас, сию минуту. Их надо опередить, им нельзя
давать прятать концы. Они скользкие, они могут уйти.
- Сегодня же я собираю комиссию на экстренное заседание.
- Да не заседать надо, надо на место с экспертами выезжать!
- Мы примем решение и сделаем официальный запрос в соответствующие
ведомства. Мы ведь постоянно требуем соблюдения законности и поэтому сами
должны поступать по закону.
- Только бы не опоздать, Игорек!
- Будем стараться, Александр. Вот и все, что я могу сейчас тебе
сказать.

Смирнов вылез из "олдсмобиля", отошел метров на десять, обернувшись,
полюбовался в последний раз удобным этим средством передвижения, вздохнул
сожалеючи и, поднявшись на три ступени, проник в щеголеватый особнячок на
Ордынке.
Секретарша, по-сестрински улыбаясь, кивала-здоровалась и разрешала
пройти в кабинет.
Он положил ключи от "олдсмобиля" на стол, через стол же поручкался с
Александром Петровичем и, опустившись в замысловатое кресло, отчитался:
- Возвращаю в целости и сохранности со всем добром.
- Пригодилось? - поинтересовался Александр Петрович.
- Еще как, - не вдаваясь в подробности, подтвердил Смирнов.
- Вот и славненько, - тихо порадовался Александр Петрович и ласково
поглядел на Смирнова - ждал-таки сообщений с вдохновляющими его
подробностями.
- Ты в порядке, Саша, - успокоил его Смирнов. - Ты и твои содельцы.
Можете спокойно жить и размножаться. В рамках приличия, естественно. Дань
выплачивать больше не надо.
- Спасибо, - душевно сказал Александр Петрович. - Вероятно,
понадобятся свидетели? Я предварительно подготовил тех, что попристойнее.
Валерия и Джона.
- Валерий - основная жертва рэкета, а Джон - запуганный и
завербованный ими? - догадался об амплуа названных Смирнов. -
Предусмотрителен ты, Саша. А Джон согласился?
- Куда ему деваться? - Александр Петрович оскалился, как гиена, и
вдруг спохватился, понял, что не проявил деликатного внимания к
собеседнику. - А ваши-то дела как, Александр Иванович? - Наши-то? -
Смирнов на мгновение затуманился и ответил бородатой шуткой. - У
прокурора.

К вечеру все четверо опять собрались у Спиридонова. Собрались к семи
часам почти одновременно, как на службу пришли. Смирнов сурово оглядел
свою команду и спросил строго:
- Водки купили?
- Купил. Десять бутылок, - гордясь тем, что угадал, звонко
отрапортовал Виктор.
- Саня, может, сначала о деле? Я же обещал представить к завтрашнему
дню подробное и доказательное изложение событий, - осторожно запротестовал
Алик.
- Не хочу о деле. Хочу водки, - прервал его Смирнов и приказал: -
Готовь стол, Витя!
Когда выпили по четвертой, Смирнов понюхал ладонь, откинулся на
диване, затылком оперся о спинку и запел ни с того, ни с сего:
- Выстрел грянет,
Ворон кружит.
Мой дружок в бурьяне
Неживой лежит.
Призадумавшиеся поначалу Алик и Казарян рванули припев вместе с ним:
- А дорога дальше мчится,
Кружится, клубится,
А кругом земля дымится,
Родная земля.
Эх, дороги.
Пыль да туман.
Холода, тревоги,
Да степной бурьян.
Виктор, не знавший древней песни, хоть и с опозданием (подхватывал
слова, вдруг выскакивающие в зыбкой памяти), но подпевал. Прикончили
песню. В полном молчании смотрели, как старательный Виктор разливал по
пятой. Не чокаясь, выпили. Алик изучил пустую семидесятипятиграммовую
рюмку на просвет, повертел ее за ножку и с сожалением поставил на стол.
- Вместо тоста, - сказал он. - Почему вы, фронтовики, вернувшиеся
победителями с великой войны, не были допущены к власти? За все сорок пять
лет ни один из вас не был в числе тех, кто правил страной.
- Просто нас слишком мало вернулось. И не самых лучших, Алик. Лучшие
- полегли.
- Не скажи, не скажи. В науке, литературе, искусстве, кинематографе
твое поколение определило целую эпоху.
- Пока мы воевали, наши шустрые тыловые одногодки заняли все места.
Вот и все.
- Если бы. Места были, но вас на эти места не пускали. Все боялись,
боялись вашей жажды немедленной справедливости, боялись вашего твердого
понимания, что такое хорошо и что такое плохо, боялись вашей ярости и
вашей неуправляемости. Виктор, сдавай по следующей. Выпьем за
неуправляемость Александра Смирнова.
Но выпить не успели. Зазвенел непривычным своим звоном ручной дверной
звонок - непреходящая гордость барахольщика Спиридонова. Алик встал было.
- Обожди, - остановил его Смирнов. - Хотите скажу, кто там, за
дверью?
- Думаешь, он? - спросил Казарян.
- Он, - уверенно подтвердил Смирнов. - Иди, Алик, впускай генерала
Ларионова.
Генерал Ларионов (в штатском) вошел в гостиную, увидел стол, спросил,
не здороваясь:
- Выпить поднесете?
- Поднесем, - пообещал Смирнов, а Казарян поинтересовался:
- Что ж не поздоровался с нами, Сережа?
- Так ведь вы руки не подадите, - свободно ответил Ларионов.
- Это уж точно, - подтвердил Смирнов. И Виктор: - Налей-ка ему.
Стакан.
Алик подставил к журнальному столу еще одно кресло, и Ларионов
уверенно уселся. Придвинул к себе стакан, подобрал закусь. Четверо
внимательно наблюдали за его действиями.
- Что ж не спрашиваете, зачем я к вам пришел? - спросил, прерывая
раздражавшее его молчание, Ларионов. Хотел, чтобы к нему относились
серьезно.
- А чего спрашивать? - ответил Смирнов. - Выпьешь, и сам расскажешь.
- Ты как всегда прав, - подтвердил Ларионов. - Расскажу.
Питух он был никакой. Для форсу опрокинул стакан одним махом, но не
сумел как следует придержать дыхание, и оттого, закашлявшись, допустил
водку гулять по пищеводу сюда-туда. От нечеловеческих усилий загнать дозу
сорокаградусной в желудок слезы выступили на его страдальческих глазах. Но
загнал-таки, вздохнул освобожденно, откусил огурец и, жуя, смахнул
ладошкой набежавшую слезу.
- А еще генерал, - осудил его неумелость Казарян. - Разве генералы
так пьют?
- Генералы так не пьют, - согласился Ларионов. - Генералы пьют из
деликатной посуды.
- А за что тебя в отставку, Сережа? - поинтересовался вдруг Алик.
- Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. - За Ларионова ответил
Смирнов. - Спустил на тормозах дело Грекова, обрубил концы и гуляй, Вася.
Так, генерал в отставке?
- Так, да не так, - не то подтвердил, не то отверг предположение
Смирнова генерал в отставке, одновременно закусывая. - Может, перестанем в
кошки-мышки играть, Саня? Может, все-таки спросишь, зачем я пришел?
- Ты пришел, чтобы узнать, насколько серьезно мы за тебя взялись и до
какого дна докопались. И еще. Больше тебе некуда идти.
- Так уж и некуда! - обиделся Ларионов.
- Некуда, - еще раз уверенно заявил Смирнов. - Дело-то ваше
секретное, и о том, что оно провалилось, ты можешь поговорить с тем, кто
знает о нем. С работодателями своими ты говоришь только тогда, когда они
тебя вызывают. Ну, а к нам, влезшим в эти вонючие тайны помимо твоего
желания, по старой памяти можно припереться и без спроса.
- Когда вы с Ромкой окончательно поняли, что в этом деле задействован
я?
- В принципе мы не собираемся отвечать на твои вопросы, - вместо
Смирнова ответил Казарян. - Но на этот ответим. Окончательно поняли, когда
ты пятнадцать минут тому назад заявился сюда. А догадались после того, как
узнали подробности операции по укрощению группировок. Почерк-то знакомый.
- А чистенько я их накрыл, а? - погордился Ларионов.
- Хвастаться нечем, - осадил его Казарян. - Методика-то Саней была
разработана еще лет двадцать-тридцать тому назад. Правда, коварство,
подлость и вранье - твои. Этого не отнять.
- Подлость! Коварство! - приличная доза сделала свое дело, и
Ларионова безудержно повело на монолог. - Если вам еще не надоело жить в
бардаке, именуемом перестройкой с демократическим образом жизни, то мне
надоело до блевотины. Мне надоело, что моя Москва разлагается, как
тифозный труп. Мне надоели разбитые мостовые, вонючие подворотни,
засранные и зассанные дворы, мне надоели кооперативные палатки с
немыслимыми ценами, пустые государственные магазины и очереди, очереди,
очереди. Мне надоели гнусные молодчики, вдруг ставшие хозяевами жизни, мне
надоели старые начальники, обтяпывавшие только свои делишки, мне надоели
новые начальники, считающие, что все происходящее сегодня - в порядке
вещей.
- Больная совесть Москвы, - оценил ларионовские переживания Казарян.
- И что же ты сделал, чтобы защитить нас от этого безобразия?
- Мне предложили навести порядок в нашем городе, и я согласился.
- Кто предложил? - спросил Алик.
- Главное, не кто, а что. Катастрофически ухудшающееся положение в
городе и стране.
- Ну, а не главное? Кто? - настаивал Казарян.
- Не мой секрет, Рома. Поэтому ответить не могу.
- Можешь не отвечать, - сказал Смирнов. - Догадываемся. Я спрошу тебя
о другом: какой порядок предложили тебе навести в городе? Новый?
- Ты же не собирался задавать мне вопросы, - напомнил Ларионов. - Но
я отвечу, Саня. Не новый. Твердый.
- И для этого создали этот идиотический комитет общественной защиты.
Затейка-то пованивает, - отметил Смирнов. - Ничьи спецназы и
самообразовавшийся комитет! Забавно, забавно. Комитет из лучших
представителей всех слоев общества призывает к защите отечества, и ничьи
спецназы по их призыву устанавливают твердый порядок, столь необходимый
замордованному обывателю. Приводится в рабочее состояние проржавевшая
машина управления, все становится на свои места и Комитет, как фиговый
листок, прикрывая неприличные органы, до открытого осуществления
диктатуры, делает вид, что он - власть. Это при удачном для определенных
кругов раскладе. А при неудачном - дурацкий этот комитет делается козлом
отпущения и отдается на растерзание демократической общественности, как
организатор антиконституционного заговора. Умозрительно все вроде
продумано безукоризненно. Но... - Смирнов запаузил, чтобы выпить водички,
выпил и продолжил: - Но присутствие в таком раскладе непрофессионалов
всегда чревато неожиданностями, Сережа. Шило в мешке, оно и есть шило,
чтобы вдруг ни с того, ни с сего высунуться на белый свет. Дурачки из
комитета страстно хотели властвовать уже сейчас, в тайном и, как им
казалось, всесильном состоянии. Вот и высунулись, вот и погубили всю вашу
затею.
- Считаешь, что дело проиграно? - спросил Ларионов, и сам себе налил
еще полстакана.
- Я не считаю, я знаю. - И Смирнов налил в свою рюмку. - За наш
успех, Сережа.
- Ты ведь, наверное, хорошо помнишь, что сказал тебе на прощание
Греков? - Ларионов поднял стакан. - Он сказал, что, в конечном счете,
всегда проигрываете вы. Он был прав, Саня. Будь.
Казарян, Виктор и Алик с глубоким вниманием следили за тем, как
выпивали эти двое. Смирнов выпил, понюхал ладошку и сказал:
- Ты забыл одну малосущественную деталь, Сережа. Греков - мертвый, а
мы - живые.
- Все условно, Саня. Я бы мог очень легко и непринужденно раздавить
ваш игрушечный заграничный автомобильчик бэтээром. Вместе с вами.
- Не ври нам. И себе не ври. Ты не мог.
- Это почему же?
- Потому что ты до судорог боялся сделать это.
- Я боялся, а ты нет?
- Именно. Вы боялись меня, а я вас не боялся. Поэтому вы прятались, и
мы играли почти в открытую. Вы и ваше предприятие, Сережа, беззаконны.
- Так же, как и твои действия, Саня, между нами разницы нет.
- Колоссальная. Вы убивали.
- По необходимости. Если бы тебе понадобилось, и ты бы убивал. Я тебя
знаю.
- Господи, какая ты скотина! - удивился Казарян.
- Хотите знать, что я о вас думаю? - спросил Ларионов и встал.
- Нет, - сказал Смирнов и предложил свой вопрос: - Хочешь знать,
почему вы проиграли?
- Мы еще не проиграли.
- Вы проиграли, потому что ждали. Ждали смуты, беспорядков, ужаса
обывателя, чтобы явиться спасителями. А смуты-то - нет и нет!
- В нужное время возникнет.
- Спровоцируете? Не получится!
- Почему же? Два-три взрыва, пять-шесть трупов...
- Пошел отсюда вон! - вдруг заорал Алик.

ИЗ ГАЗЕТ (хроника)
..."Москва, 29 августа. Вчера в следственном изоляторе подозреваемый
в убийстве предпринимателя Алексея Борзова рэкетир Вячеслав Калинов
повесился в камере при помощи веревки, сделанной из разорванной рубашки.
Дежурный надзиратель обнаружил труп в пять тридцать утра..."
..."Москва, 30 августа. Розыск. Разыскивается подозреваемый в
совершении особо опасных преступлений Удоев Эдвард Гурамович, 1952 года
рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27