https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/na_pedestale/
— Куда яснее, — ответил я.И все же я не переставал чувствовать себя племенным жеребцом. Глава 7 Когда мы уселись в такси, Вей Локка повернулась ко мне с лучезарной улыбкой. Отбросив в сторону свою лежавшую между нами сумочку, она придвинулась ко мне вплотную и, протянув руку, переплела свои пальцы с моими, нежно склонив голову мне на плечо. Постепенно она приняла полулежащую позу, вытянув ноги к дверце. При этом подол ее зеленого платья оказался задранным выше бедер.— Тебе не кажется, Тайгер, что у нас странные обычаи?— Я и не такое встречал.— Приведи пример, — подхватила Вей. — Расскажи, где, когда.— И как?— Естественно, — с готовностью согласилась она.Я сжал ее руку с такой силой, что она поморщилась от боли, и ухмыльнулся, почувствовав, как напряглось ее тело, но она не отняла руки и не изменила позы.— На земле все одинаково, детка. Чего бы тебе ни захотелось, не надо гоняться за этим по белу свету, все можно найти в Нью-Йорке. Он — альфа и омега, начало и конец всего — отвратительного и прекрасного, похотливого и девственно-чистого. Достаточно взглянуть повнимательнее, и увидишь и жизнь, и смерть, и секс во всем его разнообразии. Увидишь то, что хочешь видеть, и найдешь то, что ищешь. Что желаешь увидеть ты?— Тигра.— Тигры Тайгер — от англ. Tiger (тигр).
не гуляют по лужайкам, и их нельзя погладить, как домашних кошек. Они бродят в джунглях и живы до тех пор, пока способны перехитрить охотников. Это ночные хищники с предельно обостренным чутьем, которое помогает им уцелеть. Можешь поискать и тигра, только берегись, чтобы он первый не обнаружил тебя, тогда конец.— А если тигр встречает тигрицу, которая его ищет...— Останови на следующем углу.— Ты мне не ответил, — сказала Вей.— Может отгрызть ей голову. А может утащить в свое логово и сжевать заживо.— Возьми меня в свое логово, Тайгер, — попросила Вей.— Замолкни, — приказал я, искоса глянув в ее огромные черные глаза. Она засмеялась и показала мне язык.В небольшом ресторанчике, куда мы зашли, было шумно и тесно от туристов, побывавших на Всемирной ярмарке и обвешанных пакетами. Вей Локке здесь не понравилось, и мы перепробовали много других мест. Побывали в бистро, где цена была выше качества, в дешевой столовке, где от бродяг, как от мух, не было отбоя, в подозрительных притончиках от нижнего Бродвея до пятидесятых улиц. Но вся эта нью-йоркская экзотика не вызывала у Вей интереса.Мы успели до закрытия в «Голубую ленту» на Сорок четвертой улице — любимое место истинных гурманов. Сам Оги приготовил для Вей изысканное блюдо немецкого происхождения, а мне кролика по-уэльски с пылу с жару. Покончив с едой, Вей откинулась на спинку стула и произнесла:— Вот чего я хотела.С довольной улыбкой Оги поднес Вей зажигалку, когда она вынула сигарету. Он — забавный парень с удивительно развитой интуицией. Он не спрашивал, кто она и откуда, и никто ничего ему о ней не рассказывал, но он знал о ней даже то, в чем я не хотел себе признаться.— Может, леди хочет увидеть... кусочек своей родины? — спросил он все с той же улыбкой.— Оги, вы очень проницательны. Что вы предлагаете? — произнесла Вей.И тут он все взвалил на меня. Пожав плечами, Оги кивнул в мою сторону:— Спросите Тайгера. Он знает, куда вам пойти.Вей вопросительно смотрела на меня, слегка прикусив нижнюю губку, потом гордо вскинула голову:— Помните, вам было предложено развлекать меня.Оги умел вовремя смыться. Пожелав нам доброй ночи, он исчез из виду.— Тогда скажи, что ты хочешь увидеть?Вей затянулась сигаретой, потом выпустила тонкую струйку дыма сквозь сложенные бантиком губы.— Разве я должна тебе говорить? — спросила она.— Нет. — Я подал ей норковую накидку, и мы вышли на улицу.Остановив такси на углу Бродвея, я велел водителю отвезти нас в «Турецкие сады».Водитель ухмыльнулся и, влившись в поток машин, поехал по Таймс-сквер, потом по Девятой авеню вдоль вереницы административных зданий с темными окнами и дальше, пока мы не оказались в том уголке города, о существовании которого знали лишь немногие, посвященные в его тайну. Здесь надо было ехать с выключенными фарами.Заведение занимало второй этаж старого здания, куда вела винтовая лестница со стертыми скрипучими ступеньками. Поднявшись до середины лестницы, мы услышали перелив колокольчиков и ритмичную дробь барабанов, проникавших сквозь тонкие стены. И инструменты и музыка были чужды Нью-Йорку. Их словно занесло сюда с улиц Стамбула, а предприимчивый иммигрант пустил их в дело, не сомневаясь в неизменности вкусов своих соотечественников.Дежуривший у двери служитель встретил нас поклоном, произнес краткое приветствие на своем языке и проводил к столику. Я почувствовал, как Вей охватило возбуждение. Она покачивала плечами, бедрами, головой в такт музыке, пока мы не сели. Ее лицо выражало крайнее оживление.Несмотря на красоту Вей, никто не взглянул на нас, когда мы вошли. Все глаза были прикованы к извивавшейся на сцене танцовщице, которая держала в высоко поднятой руке последний предмет своего одеяния, словно торжествуя победу. Плотно сбитое тело этой высокой девушки блестело от пота, и тем заметнее было, как в такт с ускоряющейся музыкой дрожит каждый ее мускул. Колокольчики на пальцах рук и ног подчеркивали каждое ее движение своим невероятно быстрым ритмом.Постепенно нарастающий темп музыки создавал лихорадочное напряжение, завершившись кульминационной частью, когда танцовщица изогнулась дугой, почти касаясь головой пола, и застыла, «танцуя» только одним животом, завораживая зрителей его волнообразным движением.Публика очнулась не сразу, потом раздался гул одобрения и аплодисменты. Не успели они смолкнуть, как из-за одного из столиков встала женщина и вышла на сцену.Танец не был профессиональным, но вполне соответствовал общей атмосфере, захватившей ее и заставившей выплеснуть свои чувства под звук барабанов. Она импровизировала и танцевала с той естественностью, которая дается только тем, кто чувствует душу музыки.Дважды обойдя в танце небольшую сцену, женщина томным движением закинула руки за спину, одну за другой расстегнула пуговицы платья и выскользнула из него, словно освобождаясь от оков. При каждой новой вариации зрители за столиками одобрительно кивали, а когда она расстегнула и бросила на пол бюстгальтер, раздался вопль восхищенных голосов.Все радовало глаз в этой женщине. Ее полная упругая грудь, ее тело с округлыми бедрами и гибкие ноги — все двигалось, трепетало и дрожало в бешеном танце, пока наконец она не опустилась на пол, словно в последних содроганиях безумного сна. Движения стали конвульсивными, рот округлился в молчаливом вопле, а расширившиеся глаза остекленели. Сидевшие за столиками посетители стали бросать ей банкноты. Одни медленно падали ей на живот, другие на пол. Музыка закончилась бешеным пульсирующим грохотом ударных инструментов и завыванием флейт.Никто не аплодировал, словно все обессилели вместе с танцовщицей. Официант принес нам бокалы, но я даже не мог припомнить, когда сделал заказ. Вей машинально взяла свой бокал, пригубила его, но, когда оркестр заиграл снова, она вдруг одним глотком осушила его, словно у нее пересохло в горле.Глаза у нее преобразились. Их восточный разрез стал еще более выразительным, губы как будто припухли, грудь возбужденно вздымалась и опускалась с каждым вдохом. Снова раздался слабый, призрачный звук флейты, постепенно усиливаясь, затем к ней присоединились колокольчики, тарелки и какой-то незнакомый духовой инструмент, звук которого вскоре перекрыл все остальные. Свет притушили до бледно-голубого, и люди за столиками ждали, уверенные, что что-то произойдет, и поэтому не выражали нетерпения.Повторился зов флейты, и Вей Локка встала из-за стола.Я не стал ее удерживать.Ее танец отличался от предыдущих. В нем смешались разные традиции, и зрители сразу ощутили эту новизну. Печать Востока зримо присутствовала в чистоте отточенных движений, но отличие состояло в смешении различных племенных ритуалов.Вей стояла посередине сцены с закрытыми глазами и полуоткрытыми влажными губами. Ее ноги казались неподвижными, но тело сменяло одну классическую позу за другой, наполняя зрителей огнем музыки и страстью. Как-то незаметно платье соскользнуло с ее плеч, затем одним движением она сбросила его до талии, открыв грудь с оранжевыми сосками на фоне почти пурпурного цвета кожи при голубом освещении.Пол дрожал у меня под ногами. Это зрители отбивали такт и, раскачиваясь, с восторгом взирали на Вей. Постепенно сползая с бедер, платье упало на пол, а она откинулась назад так, что ее волосы коснулись пола.Кроваво-красный рубин в центре живота казался еще более кровавым и подмигивал зрителям, как зловещий глаз. Когда она повернулась в мою сторону, мне показалось, что глаз остановился на мне.Напряжение возросло до такой степени, что его уже невозможно было переносить. Танец закончился на пронзительной ноте флейты, которая, медленно затихая, смолкла. Вей ушла со сцены не сразу, она опять проделала свой волшебный трюк с платьем, мгновенно скользнув в него. И только тогда прошла к нашему столику, сопровождаемая восторженными взглядами онемевших зрителей.Вей прерывисто дышала, и причиной тому был не стремительный танец, а нечто большее, о чем красноречиво свидетельствовал ее взгляд. Она взяла только что принесенный официантом бокал, жадно выпила залпом его содержимое и только после этого, казалось, заметила меня. И улыбнулась, как улыбается женщина мужчине, с которым только что занималась любовью.— Ты была великолепна, — сказал я.Облизнув пересохшие губы, Вей откинула назад волосы.— Как давно это было, — задумчиво проговорила она. — Как много мне не хватает... Тебе правда понравилось?— Правда.— Я могу... еще лучше.— Лучше — невозможно.— О, ты увидишь, мой Тайгер. Как-нибудь я станцую специально только для тебя. Скоро.Оркестранты на сцене сменились, и хотя в игре новых исполнителей заметен был восточный колорит, в ней не было той неистовой страсти, что у предыдущих. Кто-то из посетителей запел, другие стали подпевать, официанты забегали, выполняя заказы.Неожиданно один из гостей прокричал что-то по-гречески. Обернувшись, я увидел полного лысого человека, который вскочил с места и энергично захлопал в ладоши, к нему присоединились соседи по столику. Вытянув шею, я разглядел человека, одиноко сидевшего за угловым слабо освещенным столиком.Осветитель направил на него розовый круг света, и я отчетливо увидел его лицо с резкими чертами, копной черных волос и длинными свисающими усами. Он был в потертом вельветовом пиджаке коричневого цвета и водолазке.Греки продолжали восторженно кричать, но уже по-английски:— Спой! Спой! Спой!..Они неистово хлопали, стараясь привлечь к себе внимание человека за угловым столиком. Слегка улыбнувшись, тот помахал им рукой, стараясь отстраниться от светового круга. Но поклонники не унимались. Полный грек подбежал к певцу, пытаясь поднять его из-за стола. Обернувшись к своим друзьям, он восторженно вопил:— Это он! Париж, Мадрид, Москва...Дальше, от избытка чувств, он перешел на греческий. Но по отдельным словам было понятно, что перед нами знаменитый баритон.Но он не запоет никогда.Не сможет. У него прострелено горло.Выхватив кольт, я пытался протиснуться сквозь толпу. Цеплявшиеся за него поклонники нечаянно оттянули вниз ворот водолазки, и я увидел шрам в то самое мгновение, когда он заметил меня. Он отчаянно прорвался сквозь окружавших его людей, пересек танцевальную площадку и бросился к выходу. Я хотел выстрелить ему в спину, но кругом было слишком много народа и я не мог толком прицелиться. Когда же я наконец добрался до двери, она захлопнулась с легким шипением пневматической пружины. Перескакивая через три ступеньки, я скатился с лестницы и выбежал на улицу.На этот раз мне не повезло. Мелькнули красные хвостовые огни удаляющегося такси, а другого поблизости не оказалось.Малкольм Турос выбрался вечером в свое излюбленное заведение и чуть не угодил в могилу. Но мне стало ясно одно. Он не такой уж бравый и крутой. В его профессиональном мастерстве был изъян, и он непременно его погубит. Я убрал пистолет и подумал: по крайней мере, в одном заведении он уже засветился.Я попросил управляющего передать Вей, что жду ее у выхода. Он не понял, что произошло, но не стал допытываться и, казалось, был рад моему уходу, хотя с сожалением проводил глазами Вей Локку. Держа под руку, я повел ее вниз по лестнице. На ближайшем перекрестке мы поймали такси. Уже в такси она спросила:— Что все это значит?— Этот человек — Малкольм Турос, — ответил я.Имя не произвело на нее никакого впечатления. То ли она была великая актриса, то ли до нее не дошел смысл моих слов после еще не прошедшего возбуждения.— Это тот, кто организовал покушение на Тейша, — добавил я.Зажигалка в ее руках дрогнула. Щелкнув ею, она глубоко затянулась и внимательно посмотрела на меня.— Ты... знал, что он здесь будет?— Нет.— Тогда каким образом...— Он в чужой стране и выжидает. У него есть время. Видимо, одолела скука, и он отправился в одно из малоизвестных, но близких ему по духу заведений. «Турецкие сады» — это то, что нравится европейцам, но они находятся в стороне от туристских маршрутов. Он был совершенно уверен, что здесь его никто не узнает, тем более в парике и с накладными усами. Но этот глазастый грек, горячий поклонник из его лучших времен, все-таки узнал. Толпа помешала мне, а то я уложил бы его. Мне хватило бы одного выстрела, а я и его не смог сделать.По ее продолжительному молчанию я понял, что сказал больше, чем следовало.— Кто ты на самом деле, Тайгер? — спросила Вей, не глядя на меня.Надо было выкручиваться.— Дорогая, когда имеешь дело с большим и прибыльным бизнесом, не всегда корпишь в конторе. Приходится бывать и на промыслах, и в поездках. Только за последние семь лет «Ам-Пет» приступила к разработке шестидесяти месторождений в семи странах. Причем мы одновременно решаем проблему утилизации промышленных отходов, которого прежде не осуществляла ни одна родственная корпорация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
не гуляют по лужайкам, и их нельзя погладить, как домашних кошек. Они бродят в джунглях и живы до тех пор, пока способны перехитрить охотников. Это ночные хищники с предельно обостренным чутьем, которое помогает им уцелеть. Можешь поискать и тигра, только берегись, чтобы он первый не обнаружил тебя, тогда конец.— А если тигр встречает тигрицу, которая его ищет...— Останови на следующем углу.— Ты мне не ответил, — сказала Вей.— Может отгрызть ей голову. А может утащить в свое логово и сжевать заживо.— Возьми меня в свое логово, Тайгер, — попросила Вей.— Замолкни, — приказал я, искоса глянув в ее огромные черные глаза. Она засмеялась и показала мне язык.В небольшом ресторанчике, куда мы зашли, было шумно и тесно от туристов, побывавших на Всемирной ярмарке и обвешанных пакетами. Вей Локке здесь не понравилось, и мы перепробовали много других мест. Побывали в бистро, где цена была выше качества, в дешевой столовке, где от бродяг, как от мух, не было отбоя, в подозрительных притончиках от нижнего Бродвея до пятидесятых улиц. Но вся эта нью-йоркская экзотика не вызывала у Вей интереса.Мы успели до закрытия в «Голубую ленту» на Сорок четвертой улице — любимое место истинных гурманов. Сам Оги приготовил для Вей изысканное блюдо немецкого происхождения, а мне кролика по-уэльски с пылу с жару. Покончив с едой, Вей откинулась на спинку стула и произнесла:— Вот чего я хотела.С довольной улыбкой Оги поднес Вей зажигалку, когда она вынула сигарету. Он — забавный парень с удивительно развитой интуицией. Он не спрашивал, кто она и откуда, и никто ничего ему о ней не рассказывал, но он знал о ней даже то, в чем я не хотел себе признаться.— Может, леди хочет увидеть... кусочек своей родины? — спросил он все с той же улыбкой.— Оги, вы очень проницательны. Что вы предлагаете? — произнесла Вей.И тут он все взвалил на меня. Пожав плечами, Оги кивнул в мою сторону:— Спросите Тайгера. Он знает, куда вам пойти.Вей вопросительно смотрела на меня, слегка прикусив нижнюю губку, потом гордо вскинула голову:— Помните, вам было предложено развлекать меня.Оги умел вовремя смыться. Пожелав нам доброй ночи, он исчез из виду.— Тогда скажи, что ты хочешь увидеть?Вей затянулась сигаретой, потом выпустила тонкую струйку дыма сквозь сложенные бантиком губы.— Разве я должна тебе говорить? — спросила она.— Нет. — Я подал ей норковую накидку, и мы вышли на улицу.Остановив такси на углу Бродвея, я велел водителю отвезти нас в «Турецкие сады».Водитель ухмыльнулся и, влившись в поток машин, поехал по Таймс-сквер, потом по Девятой авеню вдоль вереницы административных зданий с темными окнами и дальше, пока мы не оказались в том уголке города, о существовании которого знали лишь немногие, посвященные в его тайну. Здесь надо было ехать с выключенными фарами.Заведение занимало второй этаж старого здания, куда вела винтовая лестница со стертыми скрипучими ступеньками. Поднявшись до середины лестницы, мы услышали перелив колокольчиков и ритмичную дробь барабанов, проникавших сквозь тонкие стены. И инструменты и музыка были чужды Нью-Йорку. Их словно занесло сюда с улиц Стамбула, а предприимчивый иммигрант пустил их в дело, не сомневаясь в неизменности вкусов своих соотечественников.Дежуривший у двери служитель встретил нас поклоном, произнес краткое приветствие на своем языке и проводил к столику. Я почувствовал, как Вей охватило возбуждение. Она покачивала плечами, бедрами, головой в такт музыке, пока мы не сели. Ее лицо выражало крайнее оживление.Несмотря на красоту Вей, никто не взглянул на нас, когда мы вошли. Все глаза были прикованы к извивавшейся на сцене танцовщице, которая держала в высоко поднятой руке последний предмет своего одеяния, словно торжествуя победу. Плотно сбитое тело этой высокой девушки блестело от пота, и тем заметнее было, как в такт с ускоряющейся музыкой дрожит каждый ее мускул. Колокольчики на пальцах рук и ног подчеркивали каждое ее движение своим невероятно быстрым ритмом.Постепенно нарастающий темп музыки создавал лихорадочное напряжение, завершившись кульминационной частью, когда танцовщица изогнулась дугой, почти касаясь головой пола, и застыла, «танцуя» только одним животом, завораживая зрителей его волнообразным движением.Публика очнулась не сразу, потом раздался гул одобрения и аплодисменты. Не успели они смолкнуть, как из-за одного из столиков встала женщина и вышла на сцену.Танец не был профессиональным, но вполне соответствовал общей атмосфере, захватившей ее и заставившей выплеснуть свои чувства под звук барабанов. Она импровизировала и танцевала с той естественностью, которая дается только тем, кто чувствует душу музыки.Дважды обойдя в танце небольшую сцену, женщина томным движением закинула руки за спину, одну за другой расстегнула пуговицы платья и выскользнула из него, словно освобождаясь от оков. При каждой новой вариации зрители за столиками одобрительно кивали, а когда она расстегнула и бросила на пол бюстгальтер, раздался вопль восхищенных голосов.Все радовало глаз в этой женщине. Ее полная упругая грудь, ее тело с округлыми бедрами и гибкие ноги — все двигалось, трепетало и дрожало в бешеном танце, пока наконец она не опустилась на пол, словно в последних содроганиях безумного сна. Движения стали конвульсивными, рот округлился в молчаливом вопле, а расширившиеся глаза остекленели. Сидевшие за столиками посетители стали бросать ей банкноты. Одни медленно падали ей на живот, другие на пол. Музыка закончилась бешеным пульсирующим грохотом ударных инструментов и завыванием флейт.Никто не аплодировал, словно все обессилели вместе с танцовщицей. Официант принес нам бокалы, но я даже не мог припомнить, когда сделал заказ. Вей машинально взяла свой бокал, пригубила его, но, когда оркестр заиграл снова, она вдруг одним глотком осушила его, словно у нее пересохло в горле.Глаза у нее преобразились. Их восточный разрез стал еще более выразительным, губы как будто припухли, грудь возбужденно вздымалась и опускалась с каждым вдохом. Снова раздался слабый, призрачный звук флейты, постепенно усиливаясь, затем к ней присоединились колокольчики, тарелки и какой-то незнакомый духовой инструмент, звук которого вскоре перекрыл все остальные. Свет притушили до бледно-голубого, и люди за столиками ждали, уверенные, что что-то произойдет, и поэтому не выражали нетерпения.Повторился зов флейты, и Вей Локка встала из-за стола.Я не стал ее удерживать.Ее танец отличался от предыдущих. В нем смешались разные традиции, и зрители сразу ощутили эту новизну. Печать Востока зримо присутствовала в чистоте отточенных движений, но отличие состояло в смешении различных племенных ритуалов.Вей стояла посередине сцены с закрытыми глазами и полуоткрытыми влажными губами. Ее ноги казались неподвижными, но тело сменяло одну классическую позу за другой, наполняя зрителей огнем музыки и страстью. Как-то незаметно платье соскользнуло с ее плеч, затем одним движением она сбросила его до талии, открыв грудь с оранжевыми сосками на фоне почти пурпурного цвета кожи при голубом освещении.Пол дрожал у меня под ногами. Это зрители отбивали такт и, раскачиваясь, с восторгом взирали на Вей. Постепенно сползая с бедер, платье упало на пол, а она откинулась назад так, что ее волосы коснулись пола.Кроваво-красный рубин в центре живота казался еще более кровавым и подмигивал зрителям, как зловещий глаз. Когда она повернулась в мою сторону, мне показалось, что глаз остановился на мне.Напряжение возросло до такой степени, что его уже невозможно было переносить. Танец закончился на пронзительной ноте флейты, которая, медленно затихая, смолкла. Вей ушла со сцены не сразу, она опять проделала свой волшебный трюк с платьем, мгновенно скользнув в него. И только тогда прошла к нашему столику, сопровождаемая восторженными взглядами онемевших зрителей.Вей прерывисто дышала, и причиной тому был не стремительный танец, а нечто большее, о чем красноречиво свидетельствовал ее взгляд. Она взяла только что принесенный официантом бокал, жадно выпила залпом его содержимое и только после этого, казалось, заметила меня. И улыбнулась, как улыбается женщина мужчине, с которым только что занималась любовью.— Ты была великолепна, — сказал я.Облизнув пересохшие губы, Вей откинула назад волосы.— Как давно это было, — задумчиво проговорила она. — Как много мне не хватает... Тебе правда понравилось?— Правда.— Я могу... еще лучше.— Лучше — невозможно.— О, ты увидишь, мой Тайгер. Как-нибудь я станцую специально только для тебя. Скоро.Оркестранты на сцене сменились, и хотя в игре новых исполнителей заметен был восточный колорит, в ней не было той неистовой страсти, что у предыдущих. Кто-то из посетителей запел, другие стали подпевать, официанты забегали, выполняя заказы.Неожиданно один из гостей прокричал что-то по-гречески. Обернувшись, я увидел полного лысого человека, который вскочил с места и энергично захлопал в ладоши, к нему присоединились соседи по столику. Вытянув шею, я разглядел человека, одиноко сидевшего за угловым слабо освещенным столиком.Осветитель направил на него розовый круг света, и я отчетливо увидел его лицо с резкими чертами, копной черных волос и длинными свисающими усами. Он был в потертом вельветовом пиджаке коричневого цвета и водолазке.Греки продолжали восторженно кричать, но уже по-английски:— Спой! Спой! Спой!..Они неистово хлопали, стараясь привлечь к себе внимание человека за угловым столиком. Слегка улыбнувшись, тот помахал им рукой, стараясь отстраниться от светового круга. Но поклонники не унимались. Полный грек подбежал к певцу, пытаясь поднять его из-за стола. Обернувшись к своим друзьям, он восторженно вопил:— Это он! Париж, Мадрид, Москва...Дальше, от избытка чувств, он перешел на греческий. Но по отдельным словам было понятно, что перед нами знаменитый баритон.Но он не запоет никогда.Не сможет. У него прострелено горло.Выхватив кольт, я пытался протиснуться сквозь толпу. Цеплявшиеся за него поклонники нечаянно оттянули вниз ворот водолазки, и я увидел шрам в то самое мгновение, когда он заметил меня. Он отчаянно прорвался сквозь окружавших его людей, пересек танцевальную площадку и бросился к выходу. Я хотел выстрелить ему в спину, но кругом было слишком много народа и я не мог толком прицелиться. Когда же я наконец добрался до двери, она захлопнулась с легким шипением пневматической пружины. Перескакивая через три ступеньки, я скатился с лестницы и выбежал на улицу.На этот раз мне не повезло. Мелькнули красные хвостовые огни удаляющегося такси, а другого поблизости не оказалось.Малкольм Турос выбрался вечером в свое излюбленное заведение и чуть не угодил в могилу. Но мне стало ясно одно. Он не такой уж бравый и крутой. В его профессиональном мастерстве был изъян, и он непременно его погубит. Я убрал пистолет и подумал: по крайней мере, в одном заведении он уже засветился.Я попросил управляющего передать Вей, что жду ее у выхода. Он не понял, что произошло, но не стал допытываться и, казалось, был рад моему уходу, хотя с сожалением проводил глазами Вей Локку. Держа под руку, я повел ее вниз по лестнице. На ближайшем перекрестке мы поймали такси. Уже в такси она спросила:— Что все это значит?— Этот человек — Малкольм Турос, — ответил я.Имя не произвело на нее никакого впечатления. То ли она была великая актриса, то ли до нее не дошел смысл моих слов после еще не прошедшего возбуждения.— Это тот, кто организовал покушение на Тейша, — добавил я.Зажигалка в ее руках дрогнула. Щелкнув ею, она глубоко затянулась и внимательно посмотрела на меня.— Ты... знал, что он здесь будет?— Нет.— Тогда каким образом...— Он в чужой стране и выжидает. У него есть время. Видимо, одолела скука, и он отправился в одно из малоизвестных, но близких ему по духу заведений. «Турецкие сады» — это то, что нравится европейцам, но они находятся в стороне от туристских маршрутов. Он был совершенно уверен, что здесь его никто не узнает, тем более в парике и с накладными усами. Но этот глазастый грек, горячий поклонник из его лучших времен, все-таки узнал. Толпа помешала мне, а то я уложил бы его. Мне хватило бы одного выстрела, а я и его не смог сделать.По ее продолжительному молчанию я понял, что сказал больше, чем следовало.— Кто ты на самом деле, Тайгер? — спросила Вей, не глядя на меня.Надо было выкручиваться.— Дорогая, когда имеешь дело с большим и прибыльным бизнесом, не всегда корпишь в конторе. Приходится бывать и на промыслах, и в поездках. Только за последние семь лет «Ам-Пет» приступила к разработке шестидесяти месторождений в семи странах. Причем мы одновременно решаем проблему утилизации промышленных отходов, которого прежде не осуществляла ни одна родственная корпорация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20