И она не успеет, вот что главное. Отдать надо завтра, а она может, если честно, только через неделю.
А у Васи, надо сказать, было дома именно полторы тысячи, скопленные страстным трудом на покупку горных лыж, потому что был он горнолыжник-любитель, и он вдруг подумал, что это - число судьбы!
Он сказал:
- Я вам верю, но где гарантия, что вы не обманываете?
- Никакой гарантии, кроме моего честного слова и номера моего телефона, - сказала она. И тут же чиркнула на бумажечке свой номер и дала ему.
Не устоял Вася. Сбегал домой, принeс ей полторы тысячи и попросил разрешения позвонить завтра.
Она разрешила.
Завтрашнего дня Вася еле дождался.
Позвонил.
- Больница! - ответил старушечий голос.
- Какая? - спросил Вася.
- Психиатрическая! - захохотала старуха с жизнерадостностью совсем не старушечьей.
Месяц сходил с ума Вася: спал урывками, ходил по улицам. Сердце горело.
Женщина обнаружилась сама. Неслышно подошла сзади, тронула за плечо.
Вася обернулся. Оскалился злой непримиримой улыбкой.
- Перестань, дурачок! - упредила прелестная дама его неначавшуюся речь. - Я тебе добра хочу. Не ищи меня, не надейся деньги вернуть. Кинула я тебя. Обманула. Может, ударить меня хочешь? Я одна, без охраны.
Не ударил еe Вася. Но такие ей слова сказал, каких, ему казалось, он и не знал никогда - невесть откуда сами выявились и ледяным водопадом окатили склонeнную русую красивую голову женщины.
- Чего тебе ещe? - спросил напоследок. - Квартиру мою, что ль? Бери! Или вообще мою жизнь? Бери!
- В каком смысле? - удивилась женщина.
- В таком, что я тебя, негодяйку, люблю, - стесняясь, сказал Василий.
Женщина распахнула свои синие очи - и заплакала.
Через месяц они поженились, она бросила свои нехорошие дела - и они, продав имущество, скрылись из города, и, вопреки постулатам криминальной молвы, никто не сумел их сыскать. Через год я получил письмо без обратного адреса, где Вася мне, как человеку, извините, надeжному, описывал свою прекрасную жизнь с любимой женой в неведомых краях - и восклицательных знаков в письме было больше, чем слов.
Что ж, выходит, у лоха Васи - не лоховская судьба?
Да нет. Просто бывает и лоху счастье.
Кстати, эту историю (с тайной, возможно, целью нравственного назидания) я рассказал попутчику Григорию.
Он внимательно выслушал и почерпнул, конечно, лишь то, что было ему близко:
- Фальшивых денег - уйма. У каждого в кошельке есть.
- Не может быть! - притворно удивился я, предвкушая, как сейчас Григорий - для ответного назидания - попробует меня кинуть. И охотно предъявил свой не шибко толстый бумажник со всей его наличностью.
Григорий внимательно осмотрел каждую купюру.
- Вот она! - показал он мне пятидесятку образца 98-го года. - Водяные знаки не те. Турецкая работа. То есть наши же делают - в Турции. Можешь еe порвать или выкинуть.
- Зачем! - сказал я ехидно. - Возьмите себе в качестве сувенира! - И протянул ему купюру, зная, что она настоящая, но полагая, что пятьдесят рублей - небольшая плата за горькую правду о людях.
- Ты за кого меня принимаешь? - ощерился Григорий.
Я извинился.
...Через день мои друзья из одной организации с восхищением рассматривали принесeнную мной коллекцию бумажных денег самого разного достоинства, у которых было одно сходство: все оказались фальшивыми.
- Тонкая работа! - не могли не признать они.
- Да, - сказал я с лицом невероятно невозмутимым - ибо настоящий лох даже и будучи облапошенным не хочет признавать, что он - лох.
На том и стоит.
М. МИНИМАЛИСТ
В каком-то фильме советского времени, помнится, есть замечательный диалог. Один второстепенный герой спрашивает другого, не менее второстепенного:
- Что у тебя есть-то?
- Что надо, то и есть!
- А что тебе надо?
- А что есть, то и надо!
Вот это: "Что надо, то и есть, а что есть, то и надо!" - девиз на несуществующем гербе Минималиста, того социально-психологического типа, который незримо, но гордо процветал в советское время и уныло, без прежнего куража, прозябает сегодня.
Минималист произошeл из Максималиста. Вернее, это одно и то же. Смотря с какой стороны посмотреть. С одной стороны посмотришь на него: Минималист. С другой - вроде Максималист.
Это не так запутанно, как кажется.
В детстве, помнится, сидел я с друзьями, рассматривал букварь. Или не букварь. В общем, какую-то школьную книжку. Главное: начиналась она с портрета лысого человека, а заканчивалась красивыми рисунками: дома высотные, трамваи стремительные, магазины зеркальные. Подписи гласили, что через десять лет (или пятнадцать, могу ошибаться) транспорт и жильe будут бесплатными, а сегодняшнее поколение будет жить при коммунизме. Про бесплатность магазинов не говорилось, но раз уж они были нарисованы, то коммунизм мы в первую очередь связывали не с транспортом или жильeм, плата за которые нас абсолютно не волновала, а - с магазинами. Всe будет даром, вот что для нас был коммунизм.
- Нет, но это как же это? - сомневался кто-то из нас. Может, это был я. - Как же это - всe бесплатно? Это тогда все как ломанутся! - и сразу всe разберут!
- А всего будет столько, - ответил другой, - что разобрать нельзя будет! Берут, берут - а не кончается!
- Нет, - рассудительно заметил третий. - Нет, наверно, не в этом дело. А в том дело, что все умные будут. Зачем хапать по десять штанов, если нужны одни? Зачем мешок конфет, если больше кило всe равно за раз не съешь? Если бы сейчас все были умные, то и сейчас бы всем всего хватило. Если бы поровну.
И двое согласились с ним: да, точно, если бы все были умные, коммунизм уже завтра наступил бы.
Это был разговор юных Максималистов, верующих в будущую справедливость. Из таких вырастали леваки, критикующие тайно или явно происходящее с позиций ортодоксального коммунизма, люди с судьбами часто трагическими. Из таких вырастали и разочарованные люди, решившие, что справедливость невозможна в принципе, из таких вырастали и не желающие смириться Правдоискатели. (См. "Правдоискатель"). Из таких вырастали и Минималисты. Третьим в нашем детском разговоре был упоминавшийся уже в других местах Роберт Ильич Глюкин, он-то и стал ярко выраженным Минималистом.
Российский минимализм не имеет ничего общего с древним аскетизмом или стоицизмом. То есть что-то от аскетизма и стоицизма всe-таки есть, но, как ни парадоксально, гораздо больше, если взять опять древние слова, гедонизма и даже чуть ли не эпикурейства!
Роберт, закончив школу и институт, женившись и заведя двух детишек, спервоначалу упeрся в жизнь, чтоб обеспечить семью благополучием. И уже вроде обеспечил, но тут понял, что ему грозит вечное беспокойство, ибо пожелания супруги росли в геометрической прогрессии, да и сам он в себе стал замечать нехорошую суетливость - и потливость ладоней. И он понял, что выраженье "всe - или ничего" - о нeм. Он проанализировал это обстоятельно, как всякому думающему русскому человеку свойственно, и пришeл к выводу, что дело не в количестве ощущений, получаемых от различных жизненных благ, а в качестве. Кто-то и в море купается как в грязной лохани, не чувствуя душу моря, а кому-то дано в обычной ванной или открытия совершать (Архимед), или, окунувшись с головой, воображать себя Жаком Ивом Кусто и, поводя руками, разгонять невидимых рыб.
И Роберт Ильич стал отучать душу от сквалыжничества и приучать еe к изощрeнности восприятия.
В пору очередей и нехватки предметов первой необходимости Роберт Ильич пришeл к выводу, что даже имеющегося - слишком много. Человек, подумал он, тем и должен отличаться от животного, что не подчиняется импульсивным прихотям. Тот же волк: захотел жрать - и давай не медля рыскать, убийца, в поисках несчастного зайца.
А - потерпеть?
Тут же Роберт Ильич стал пробовать. Он не ел ничего утром, не ел ничего в обед, ссылаясь на неполадки с желудком. Вечером же сварил себе две картофелины, взял кусочек хлебца и кусочек маслица - и скушал это с наслаждением невероятным, какого никогда не испытывал!
Или вот раньше он был злостный курильщик, жена попрекала, что одними сигаретами он огромную брешь в семейном бюджете прошибает. Но не из-за этих попрeков, а следуя своему плану, Роберт Ильич решил курить не чаще, чем один раз в три часа. Первые три часа были мукой. Но когда закурил - голова кругом пошла от сладкой истомы. С тех пор так и курит: три часа слегка мучается, кашляет, но зато потом блаженствует.
В самое короткое время эти мероприятия привели к тому, что за счeт одной только экономии Роберт Ильич позволил себе отказаться от всяких приработков и ходил лишь на службу в Статистический Вычислительный Центр.
Однако, жизнь не только из материального состоит. Роберт Ильич, например, любил почитать, телевизор посмотреть.
Он покупал, как и раньше, новую книгу, о которой все вокруг говорили, но не набрасывался на неe сразу, чтобы до утра глаз не сомкнуть. Он ставил еe на полку, на видное место, и ходил вокруг и около поглядывая. Руки чесались, любопытство снедало, ум изнемогал, но он - терпел. И вот окончательно припекало, он хватал книгу, бросался на диван, чтобы упиться шедевром. И - упивался.
Свою методу Роберт Ильич распространил на всe. Естественно, и на отношения с женой. Конечно, в них не было уже юной пылкости, но Роберт Ильич знал: теперь можно всe вернуть. Регулярный интим раз в неделю всe портит! Нужно терпеть. И через месяц, нет, лучше через два! - будет такой бурлеск, такой фантазм, такой всплеск страсти! - Роберт Ильич заранее вне себя был. Через месяц он сон потерял. А когда однажды супруга на него во сне руку положила, невнятно что-то говоря жалобно и притягательно, он вскочил и побежал под холодный душ.
До двух месяцев оставалось меньше недели, но тут жена ушла от него к маме, не объясняя причин, ушла с детьми, с последующим разводом и разменом жилья.
Но детей Роберту Ильичу разрешили навещать - и он стал любить их гораздо больше, чем в ту пору, когда они ежедневно болтались у него перед глазами. (И это было блестящее подтверждение его теории!)
Тем временем произошли изменения и в отношении работы. По правде говоря, Роберт Ильич своей скучной службой не был доволен. Их отдел занимался расчeтами: давалось на месяц или, допустим, на квартал, задание и будьте любезны. Ну, помаленьку-потихоньку, по чайной ложке в час - тянули, а к исходу срока - аврал. Роберт же Ильич попробовал - вообще ничего не делать. То есть совсем ничего, даже книг и газет тайком не читать или кроссворды разгадывать, пряча их под деловыми бумагами. Просто сидел, склонясь над столом, и водил время от времени рукой, якобы что-то записывая... Уже через день он думал, что с ума сойдeт. Если б не служебные чаепития и перекуры, может, и сошeл бы. А так - выдержал сорок четыре дня! До сдачи его части общей работы оставалось шесть дней - и как он работал, как он работал! Что творилось в душе его эти шесть дней! Альпинисту, делающему последние шесть шагов к вершине Джомолунгмы, я думаю, не испытать того восторга, какой испытал Роберт Ильич. Никто из сослуживцев представить даже не мог, какие бездны вдохновения и трудового азарта скрыты в их нудной работе!
Однако кончилось это тем, что Роберт Ильич попал под сокращение штатов.
Но ему нужно было для проживания так мало, что он устроился сторожем и вполне обходился скудным сторожевским жалованьем. У него сломался телевизор, не на что было купить новых книг, но он или перечитывал старые, или вообще только радио слушал - с гурманскими ощущениями, для других недоступными, учитывая, что слушал он его не в любую минуту, когда захочется, а лишь в разрешeнные себе часы.
А время от времени он, переставший общаться с друзьями и знакомыми, хотя был от природы весьма коммуникабелен, устраивал себе праздник: приглашал одного-двух бывших приятелей и блаженствовал, выпивая несколько бутылок пива, закусывая любимым блюдом: яичницей с колбасой.
Роберт Ильич Глюкин - крайнее проявление типа Минималиста. (К тому же, он изменил ему впоследствии; см. - "Делец-Самоуничтожитель".)
Но и у прочих Минималистов основной стержень характера был тот же: установка на то, чтобы сознательно обходиться малым - и в этом малом находить вкус и аромат настоящего бытия! Может показаться, что Минималисты были пассивной опорой режима. Между тем, они, как это ни дико звучит, для себя жили уже при коммунизме! Ведь принцип коммунизма, как накрепко запомнил я и все мои ровесники со школьной скамьи: "От каждого по способностям, каждому - по потребностям!". И минималисты довели уровень своих потребностей до того, что если бы, как мечтали мы детьми, все согласились жить так же, то коммунизм и впрямь уже вчера наступил бы, а то и позавчера.
К тому же, именно они расшатывали строй своим свободомыслием. Минималист являлся, в отличие от большинства, Человеком Вне Очереди, - ибо никогда ни в какой очереди не стоял.
Человек Очереди связан по рукам и ногам. "Пойдeм поговорим о любви и дружбе! - скажешь ему. - Пойдeм в театр, пойдeм читать вслух стихи! Пойдeм выразим протест против методов поддержки танками социалистической законности в дружественной Чехословакии!"
"Нет, - скажет Человек Из Очереди, - нет, не могу, извини. Видишь, у меня 1666-й номер, совсем ничего осталось, зря, что ли, я неделю тут стоял? Вот подойдeт очередь - и я к вам, ведь я тоже стихи люблю, я любовь люблю и уж, конечно, против танков! Передайте им от моего имени... Куда прeшь?! Куда?!.."
Но очередь никогда не кончалась - или тут же начиналась новая...
Минималист же, не завербованный ни Очередью, ни Карьерой, ни Репутацией, ни Бытом - ничем! - всегда был свободен в своeм мнении. Он был пролетарий мысли, ему воистину нечего было терять, ибо он ничего не имел, так что вымыслы о его потакании режиму - беспочвенны. Наоборот, если кому должны поставить памятник новейшие властители, то именно Минималисту, который как никто готов был воспринять любые новые идеи.
Но нет ему памятника.
Да и самого его - нет.
Ибо настоящим Минималистом может называться лишь тот, кто, как уже говорилось, сознательно и высокоинтеллектуально ограничивает себя ради достижения внутренней свободы, независимости и гармонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22