— Посмотрите на эту маленькую зеленую лодку рядом с «Алкионой», она такой забавной формы. Каюта крошечная, и все-таки в ней живут двое — мужчина и женщина. Они устроили из паруса тент над палубой и большей частью там и ночуют. Там же готовят пищу, умываются. Эти двое не каждый год живут на острове.
Однажды утром оказалось, что их лодка причалила в том месте, где она стоит сейчас. Мужчину зовут Жеф де Греф, он голландец. Художник. Ему только двадцать четыре. Вы его увидите. Девушку зовут Анна, они не женаты. Я видел их документы. Ей восемнадцать. Она из Остенде. Всегда ходит наполовину голая и даже больше, чем наполовину. Как только наступает вечер, можно видеть, как они оба голышом купаются в конце мола. — Леша не преминул добавить в пику м-ру Пайку: — Правда, если верить рыбакам, миссис Уилкокс делает то же самое около своей яхты.
Люди наблюдали за ними издали. Они собирались маленькими группами; вид у них был такой, словно им весь день больше нечего делать.
— Еще пятьдесят метров, и вы увидите лодку Марселена.
Теперь гавань окаймляли не задние стены домов, стоявших на площади, а виллы, большей частью утопавшие в зелени.
— Они пусты, кроме двух, — пояснил Леша.
Сады отделялись от моря каменной стенкой. У каждой виллы имелся свой маленький мол. У одного из таких молов была пришвартована лодка местной работы, длиной около шести метров, остроконечная с обеих сторон.
— Это лодка Марселена.
На палубе грязного суденышка царил беспорядок.
Там виднелось нечто вроде очага, сложенного из больших камней, котел, почерневшие от дыма кастрюльки, пустые бутылки.
— Вы вправду знавали его, шеф? В Париже?
— Да, в Париже.
— Местные жители отказываются верить, что он родился в Гавре. Все убеждены, что он был настоящий южанин. Даже говорил с акцентом. Странный тип! Жил в своей хижине. Время от времени ездил на материк — прошвырнуться, как он говорил, то есть пришвартоваться к молу в Сен-Тропезе или Лаванду. Когда погода была слишком плохая, ночевал вон в той хижине, чуть повыше гавани. Там рыбаки кипятят сети. У него не было никаких потребностей. Мясник время от времени давал ему кусок мяса. Рыбу он ловил мало, только летом, когда брал с собой туристов. Таких, как он, несколько на острове.
— А у вас в Англии есть такие? — спросил Мегрэ м-ра Пайка.
— Нет, у нас слишком холодно. В портах живут только крысы.
— Он пил?
— Только белое вино. Если он работал, помогал кому-нибудь, с ним расплачивались бутылкой белого. Марселей часто выигрывал вино и в шары: он был очень силен в этой игре. В лодке я и нашел письмо.
— Больше не было никаких документов?
— Военный билет, фотография женщины, вот и все.
Странно, что он сохранил ваше письмо, вы не находите?
Мегрэ не находил это таким уж удивительным. Ему хотелось поговорить об этом с м-ром Пайком, но он отложил разговор.
— Хотите осмотреть лачугу? Я запер ее, ключ у меня в кармане; надо будет отдать его рыбакам — он им нужен.
Нет, сейчас он не пойдет в хижину. Мегрэ был голоден. К тому же ему хотелось поскорее увидеть английского коллегу одетым. Несколько вольный костюм последнего стеснял комиссара, хотя он не мог бы точно сказать — почему. Просто он не привык вести расследование в обществе человека в купальных трусах.
Пайк поднялся к себе в комнату, чтобы одеться, и вернулся без галстука, в рубашке с открытым воротом, как и Леша; он успел даже достать себе — конечно, в мелочной лавке мэра — пару синих полотняных туфель.
Рыбаки, которые с удовольствием поболтали бы с ними, пока еще не осмеливались к ним обращаться.
«Ковчег» состоял из двух помещений: кафе, где находился и бар, и зала поменьше, где стояли столики со скатертями В красную клетку. Их столик был уже накрыт. Немного подальше Шарло с озабоченным видом дегустировал морских ежей.
На этот раз он снова поднес руку к виску, глядя на Мегрэ. Потом равнодушно добавил:
— Как поживаете?
Лет пять-шесть назад они провели несколько часов, может быть, целую ночь наедине в кабинете Мегрэ.
Комиссар не мог припомнить фамилию этого человека. Здесь все звали его просто Шарло.
Он занимался всем понемногу: вербовал пополнение для домов терпимости Юга, торговал контрабандным кокаином и другими товарами, имел также какое-то отношение к скачкам, а во время выборов был самым активным из агентов побережья.
Выглядел Шарло очень опрятно, был невозмутимо спокоен, только глаза порой иронически поблескивали.
— Вы любите южную кухню, мистер Пайк?
— Я ее не знаю.
— Хотите попробовать?
— С удовольствием.
Поль, хозяин «Ковчега», предложил:
— Подать вам маленьких птичек для начала? У меня есть жаренные на вертелах.
Это были красногрудки, как неосторожно сообщил Поль, подавая их англичанину, который невольно с жалостью посмотрел на свою тарелку.
— Как видите, комиссар, я вел себя хорошо, — вполголоса обратился к Мегрэ Шарло, не переставая есть. — Я терпеливо ждал вас. Я даже не просил у инспектора разрешения отлучиться.
Наступило довольно продолжительное молчание.
— Я буду в вашем распоряжении, когда скажете. Поль может подтвердить, что в тот вечер я не уходил из «Ковчега».
— Вы что, торопитесь?
— С чем?
— Снять с себя подозрение?
— Я расчищаю почву, вот и все. Стараюсь, как могу, чтобы вам не пришлось слишком долго плавать. Вам придется поплавать. А я плаваю хорошо — я местный.
— Вы знали Марселена?
— Я выпивал с ним раз сто, если вы это имеете в виду. Правда, что вы привезли с собой кого-то из Скотленд-Ярда? — Он цинично оглядел м-ра Пайка, словно какую-то диковину. — Это дело — не для него. И, если вы позволите мне высказать свое мнение, — даже не для вас. Вы знаете, я всегда соблюдаю правила. Мы уже объяснились друг с другом, и ни тот, ни другой не были в обиде. Как бишь зовут того маленького толстенького бригадира, который был тогда у вас в кабинете? Люка!
Как он поживает, этот Люка? Эй, Поль, Жожо!..
И так как никто не отозвался, Шарло направился в кухню и через минуту вернулся с тарелкой, от которой пахло чесночным соусом.
— Я, может быть, мешаю вам беседовать?
— Нисколько.
— А то вам достаточно вежливо попросить меня заткнуться. Мне ровно тридцать четыре года. Точнее говоря, вчера исполнилось тридцать четыре, а это значит, что я Уже неплохо знаю жизнь. Мне случалось объясняться с вашими коллегами в Париже, в Марселе и в других местах. Они не всегда были со мной корректны. Частенько мы не понимали друг друга, но есть одна вещь, которую вам подтвердит каждый: Шарло никогда не был замешан в мокром деле.
Это была правда, если под этим следовало понимать, что он никогда никого не убивал. У него в активе была дюжина приводов, но все за относительно безобидные правонарушения.
— Знаете, почему я прихожу сюда? Конечно, я люблю этот ресторанчик, и мы с Полем приятели. Но есть и другая причина. Посмотрите налево, в угол. На автомат. Он мой, и у меня их еще штук пятьдесят от Марселя до Сен-Рафаэля. Это не совсем по правилам. Время от времени начальство делает вид, что очень сердится, и конфискует у меня один-другой.
Бедный м-р Пайк! Он обязательно хотел доесть маленьких птичек. Теперь он с плохо скрытым страхом принюхивался к мясу под чесночным соусом.
— Вы, наверное, думаете: почему он так много говорит, правда?
— Я пока еще ни о чем не думал.
— А все-таки я вам объясню. Здесь, я хочу сказать, на острове, есть два человека, на которых, как ни крути, свалится все это дело: Эмиль и я. Мы оба понимаем, что к чему. Все очень любезны с нами, видимо, потому, что мы охотно всех угощаем. Но многие перемигиваются. Говорят тихонько:
— Это люди из такой среды!
Или же:
— Посмотри-ка вот на того. Прожженный тип!
И конечно, как только всплывает какое-нибудь дело, считают, что виноваты мы. Я это понял и потому держался тише воды ниже травы. На побережье меня ждут приятели, а я им даже не пытался позвонить. Ваш малыш инспектор, с виду такой хорошенький, глаз с меня не спускает, и ему страсть как хочется засадить меня в тюрьму. Ну так вот! Я просто-напросто скажу, чтобы не дать вам сесть в лужу: это было бы несправедливо. Вот и все. А теперь я к вашим услугам.
Мегрэ поднес ко рту зубочистку, ожидая, пока Шарло выйдет, потом тихонько спросил коллегу из Скотленд-Ярда:
— Вам в Англии тоже случается заводить приятелей среди клиентов?
— У нас они не совсем такие.
— То есть?
— У нас немного таких, как этот господин. Некоторые вещи происходят у нас иначе. Понимаете?
Почему Мегрэ подумал о м-с Уилкокс и ее молодом секретаре?
— Например, я очень долго поддерживал отношения, ну, скажем, сердечные, со знаменитым вором, специалистом по ювелирным изделиям. Среди воров у нас много специалистов по драгоценностям. Это даже можно считать национальной специальностью наших воров. Они почти всегда люди образованные, окончили лучшие колледжи, бывают в шикарных клубах. Для нас трудность состоит в том же, что и для вас, когда вы имеете дело с такими людьми, как этот субъект или тот, кого он назвал господином Эмилем: их нужно захватить на месте преступления. Четыре года я ходил по пятам за своим вором. Он это знал. Нам часто случалось вместе пить виски в баре. Мы также сыграли с ним не одну партию в шахматы.
— И вы поймали его?
— Ни разу. Кончилось тем, что мы заключили с ним джентльменское соглашение. Вы понимаете этот термин? Я его сильно стеснял, так что в последние годы он ничего не мог предпринять и буквально впал в нищету.
Я, со своей стороны, терял из-за него много времени.
И вот я посоветовал ему уехать в другое место и там применить свои таланты.
Он поехал воровать драгоценности в Нью-Йорк?
— Полагаю, что он в Париже, — спокойно отпарировал м-р Пайк, в свою очередь взяв зубочистку.
Вторая бутылка местного вина, которую Жожо принесла, не дожидаясь заказа, была уже наполовину пуста. Подошел хозяин и предложил:
— Выпьете виноградной водки? После чесночного соуса это обязательно.
В зале было не жарко, почти прохладно, в то время как на площади пекло солнце и гудели мухи.
Шарло, разумеется для пищеварения, начал партию в шары с каким-то рыбаком; полдюжины любителей столпились вокруг.
— Допросы будете вести в мэрии? — спросил малыш Леша, которого, видно, совсем не клонило ко сну.
Мегрэ чуть не спросил: «Какие допросы?»
Но не следовало забывать о м-ре Пайке, который почти с удовольствием глотал виноградную водку.
— Да, в мэрии.
Комиссар предпочел бы пойти вздремнуть.
Глава 3
Гроб Бенуа
Мэр г-н Фелисьен Жаме (его здесь, конечно, звали просто Фелисьен) открыл им дверь мэрии своим ключом.
Уже два раза, видя, как он пересекает площадь, Мегрэ подумал, что Жаме одет как-то необычно, и вдруг понял: необычность заключалась в серой блузе москательщика: кроме других товаров, Фелисьен продавал также лампы, керосин, оцинкованную проволоку и гвозди. Блуза была у него очень длинная и доходила почти до щиколоток.
Необычность наряда еще усиливалась ермолкой, которую мэр носил на голове, — в этом было нечто средневековое, и Мегрэ казалось, что он уже видел его где-то на церковном витраже.
Остановившись на пороге пыльного зала, Мегрэ и м-р Пайк с удивлением посмотрели друг на друга, потом на Леша и, наконец, на Фелисьена. На столе, том самом, которым пользовались во время заседании муниципального совета и выборов, стоял гроб из некрашеного дерева, уже не новый.
— Если вы мне поможете, мы сейчас поставим его обратно в угол, — сказал г-н Жаме самым естественным тоном. — Это муниципальный гроб. По закону, мы обязаны обеспечивать похороны бедняков, но на острове только один плотник, он уже старый и работает медленно. А летом, в жару, покойники не могут ждать.
Он говорил об этом, как о чем-то самом обыденном, а Мегрэ краем глаза следил за представителем Скотленд-Ярда.
— А много у вас бедняков?
— Всего один — старик Бенуа.
— Значит, этот гроб предназначен для него?
— В принципе да. Но в среду, например, в нем перевозили в Йер тело Марселена. Не беспокойтесь. Гроб продезинфицирован.
В комнате стояли только складные стулья, очень удобные.
— Так я пойду, господа?
— Еще минутку. Кто этот Бенуа?
— Вы, наверное, его уже видели или увидите, волосы у него до плеч, густая борода. Да вон он спит на скамейке, там, где играют в шары; посмотрите в окно.
— Он что, очень старый?
— Никто не знает. Да и сам он тоже. Говорит, что ему уже больше ста, но, должно быть, хвастает. У Бенуа нет документов. Даже имя его точно не известно.
Он высадился на остров очень давно, когда Морен Бородач, хозяин кафе на углу, был еще молодым человеком.
— Откуда он прибыл?
— Тоже никто не знает. Наверное, из Италии.
— Он что, юродивый?
— Простите, не понял.
— Он слабоумный?
— Бенуа хитер, как обезьяна. Сейчас он похож на патриарха. Через несколько дней, как только приедут курортники, старик побреет бороду и голову. Он это делает каждый год в одно и то же время. И начнет ловить твердоголовок. Здесь приходилось всему учиться.
— Твердоголовок?
— Твердоголовки — это червяки с очень крупной головой; они водятся в песке, на берегу моря. Рыбаки предпочитают их другой наживке, потому что они крепко сидят на крючке. Их продают очень дорого. Бенуа все лето ловит твердоголовок, бродит почти по пояс в воде. А в молодости он был каменщиком. Это он построил многие дома на острове. Вам больше ничего не нужно, господа?
Мегрэ поспешил открыть окно: здесь, вероятно, проветривали только Четырнадцатого июля, тогда же, когда выносили знамена и стулья.
Комиссар, в сущности, не знал, что он здесь делает.
У него не было никакого желания приступать к допросам. Зачем он согласился, когда инспектор Леша предложил ему это? По слабости характера, из-за м-ра Пайка? Но разве, начиная расследование, не полагается допрашивать людей? Разве не так в Англии? Будут ли его уважать, если он станет бродить по городу, словно ему больше нечего делать?
Однако пока что его интересовал весь остров, а не тот или иной человек в частности. То, к примеру, что сейчас сказал мэр, всколыхнуло в нем целый рой пока еще неясных мыслей. Люди плавали здесь на своих лодчонках взад и вперед вдоль берегов, словно гуляли по бульвару!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17