Должно быть, дверь в соседнюю каюту, служившую спальней, поспешно закрыли, и м-с Уилкокс, убегая, забыла на полу атласную туфлю.
— Прошу прощения, что побеспокоил, — вежливо сказал Мегрэ Филиппу. — Вы, вероятно, завтракали?
Он без иронии посмотрел на недопитые бутылки с английским пивом, надкусанный хлеб, масло, завернутое в бумагу.
— Это что, обыск? — спросил молодой человек, приглаживая рукой волосы.
— Считайте, как хотите. Я до сих пор полагал, что это просто визит.
— В такой ранний час?
— Многие в такой час уже успели устать.
— Миссис Уилкокс привыкла вставать поздно.
За дверью был слышен плеск воды. Филиппу хотелось привести себя в более приличный вид, но для этого пришлось бы показать посетителям слишком интимный беспорядок, царивший в другой каюте. У него не было под рукой халата. Его пижама измялась. Он машинально выпил глоток пива. Леша, согласно инструкции комиссара, остался на палубе и должен был заняться обоими матросами.
Как и предполагал Мегрэ, они были не англичане: их наняли в Ницце, и, судя по акценту, они, вероятно, происходили из Италии.
— Садитесь, мистер Пайк, — сказал Мегрэ, потому что Филипп забыл предложить им сесть.
Бабушка Мегрэ всегда ходила к ранней мессе в шесть утра, и когда вся семья вставала, она уже была дома, в черном шелковом платье, с белым чепцом на голове; в камине пылал огонь; завтрак был накрыт на белой накрахмаленной скатерти.
Иные здешние старушки тоже побывали у заутрени, а другие пересекали теперь площадь по диагонали, направляясь к распахнутым вратам церкви, откуда пахло ладаном.
А м-с Уилкокс уже выпила пива, и утром стала заметнее седина у пробора ее крашеных волос. Она ходила взад и вперед за переборкой и ничем не могла помочь своему секретарю.
А он, с небольшим кровоподтеком на щеке в том месте, куда его накануне ударил Полит, был похож в своей полосатой пижаме на надувшегося школьника.
Ведь если в каждом классе среди учеников есть один толстый мальчик, похожий на резиновый шарик, там всегда есть также ученик, который проводит все перемены молча в своем углу и про которого товарищи говорят: «Это ябеда!»
На стенках висели гравюры, но комиссар не мог судить об их качестве. Иные были довольно легкомысленны, оставаясь, однако, в пределах хорошего вкуса.
М-р Пайк и Мегрэ сидели, словно в зале ожидания, и англичанин держал на коленях свою соломенную шляпу.
В конце концов Мегрэ закурил трубку.
Сколько лет вашей матери, господин де Морикур?
— Почему вы это спрашиваете?
— Просто так. Если судить по вашему возрасту, ей должно быть лет пятьдесят.
— Сорок пять. Она была очень молода, когда я родился. Она вышла замуж в шестнадцать лет.
— Миссис Уилкокс старше ее, правда?
М-р Пайк опустил голову. Казалось, комиссар нарочно старается сгустить царящую неловкость. Леша чувствовал себя лучше: он был на воздухе и, сидя на поручнях, болтал с одним из матросов, который чистил ногти.
Наконец кто-то приблизился к двери, и она отворилась. Вошла м-с Уилкокс; она быстро закрыла за собой дверь, чтобы скрыть царивший в каюте беспорядок.
Она успела одеться и подмазаться, но лицо ее под толстым слоем косметики оставалось опухшим, глаза смотрели тревожно.
Должно быть, у нее был жалкий вид по утрам, когда она старалась перебить вкус перегара во рту бутылкой крепкого пива.
«Бабушка…» — невольно подумал Мегрэ.
Он встал, поклонился, представил спутника:
— Вы, может быть, знакомы с мистером Пайком?
Это ваш соотечественник. Он служит в Скотленд-Ярде.
Но здесь он не в командировке. Простите, что я побеспокоил вас так рано, миссис Уилкокс.
Несмотря ни на что, она оставалась светской дамой и взглядом она дала понять Филиппу, что вид у него неприличный.
— Вы позволите мне пойти одеться? — спросил тот, злобно взглянув на комиссара.
— Может быть, тогда вы почувствуете себя спокойнее.
— Садитесь, господа. Могу я предложить вам что-нибудь?
Она заметила, что Мегрэ потушил трубку.
— Курите, пожалуйста. Я, кстати, тоже закурю сигарету. — Ей наконец удалось улыбнуться. — Простите, тут такой беспорядок, но яхта ведь не дом и здесь мало места.
Что думал м-р Пайк в этот момент? Что его французский коллега грубиян и скотина?
Весьма возможно. Мегрэ, впрочем, тоже не слишком гордился той работой, которую ему приходилось выполнять.
— Вы, кажется, знакомы с Жефом де Грефом, миссис Уилкокс?
— Это способный молодой человек, и Анна очень мила. Они несколько раз были на яхте.
— Говорят, он талантливый художник.
— По-моему, да. Мне представился случай купить у него картину, и я с удовольствием показала бы ее вам, если бы не отправила к себе на виллу во Фьезоле.
— У вас есть вилла в Италии?
— О, совсем скромная. Но она великолепно расположена, на холме, из окон видна вся панорама Флоренции. Вы были во Флоренции, господин комиссар?
— Не имел удовольствия.
— Я живу там несколько месяцев в году и посылаю туда все, что мне случается купить во время моего бродяжничества.
Ей показалось, что она снова чувствует почву под ногами.
— Не хотите ли все-таки чего-нибудь выпить?
Ее, видимо, мучила жажда, и она косилась на пиво, которое не успела докончить, а теперь не решалась пить одна.
— Не попробуете ли это пиво? Я выписываю его прямо из Англии.
Мегрэ согласился, чтобы сделать ей приятное. Она стала доставать бутылки из стенного шкафа, куда был встроен холодильник. Большинство переборок в каюте представляли собой шкафы, а в каждой банкетке был скрыт сундук.
— Вы много покупаете во время своих скитаний, не так ли?
Она засмеялась.
— Кто вам это сказал? Я покупаю, потому что мне доставляет удовольствие покупать, это правда. В Стамбуле, например, меня всегда соблазняет что-нибудь у торговцев на базаре. Я возвращаюсь на яхту с ужасной дрянью. Здесь мне это кажется красивым. Но потом, когда я приезжаю на виллу и нахожу эти вещи…
— Вы встретили Жефа де Грефа в Париже?
— Нет, только здесь, недавно.
— А своего секретаря?
— Он со мной уже два года. Это очень культурный молодой человек. Мы познакомились в Канне.
— Он там работал?
— Он посылал репортажи в одну парижскую газету.
Морикур, наверное, подслушивал за переборкой.
— Вы превосходно говорите по-французски, миссис Уилкокс.
— Я одно время училась в Париже. Гувернантка у меня была француженка.
— Марселей часто приходил на яхту?
— Разумеется. По-моему, на яхте побывали почти все жители острова.
— Вы помните ту ночь, когда его убили?
— Кажется, помню.
Мегрэ посмотрел на ее руки: они не дрожали.
— Он много говорил обо мне в тот вечер.
— Мне об этом рассказывали. Я не знала, кто вы такой. Я спросила у Филиппа.
— А господин де Морикур знал?
— Оказывается, вы знаменитость.
— Когда вы покинули «Ноев ковчег»…
— Я вас слушаю.
— Марселей уже ушел оттуда?
— Этого я не могу вам сказать. Я знаю, что мы добирались до гавани, двигаясь вдоль самых домов, — такой сильный был мистраль. Я даже думала, что нам не удастся добраться до яхты.
— Вы с господином де Морикуром сразу же сели в лодку?
— Сразу же. Что бы мы еще стали делать? Вот теперь я вспомнила, что Марселей проводил нас до шлюпки.
— Вы никого не встретили?
— В такую погоду на улице, вероятно, никого не было.
— А де Греф и Анна уже вернулись к себе на лодку?
— Возможно. Не помню. Впрочем, подождите…
И тут Мегрэ с изумлением услышал голос м-ра Пайка, который впервые позволил себе вмешаться в расследование. Человек из Скотленд-Ярда сказал внушительно, но как бы не придавая этому значения:
— В Англии, миссис Уилкокс, мы были бы обязаны напомнить вам, что каждое слово, произнесенное вами, может свидетельствовать против вас.
Она с изумлением посмотрела на него, посмотрела на Мегрэ, и в глазах ее появилось смятение.
— Так это допрос? — спросила она. — Но, скажите, господин комиссар… Я полагаю, вы не подозреваете нас с Филиппом в том, что мы убили этого человека?
Мегрэ помолчал, внимательно разглядывая свою трубку.
— Я никого не подозреваю a priori, миссис Уилкокс. Однако это допрос, и вы имеете право не отвечать мне.
— Почему бы я не стала вам отвечать? Мы сразу же вернулись на яхту. У нас даже набралась вода в шлюпку, и пришлось уцепиться за трап, чтобы подняться на борт.
— Филипп больше не уходил с яхты?
В глазах ее отразилось колебание. Ее стесняло присутствие соотечественника.
— Мы сразу же легли, и он не мог уйти с яхты так, чтобы я этого не слышала.
Филипп выбрал как раз этот момент, чтобы появиться в белых шерстяных брюках, с только что зажженной сигаретой в зубах. Он хотел казаться смелым и обратился прямо к Мегрэ:
— У вас есть ко мне вопросы, господин комиссар?
Мегрэ сделал вид, что не замечает его.
— Вы часто покупаете картины, сударыня?
— Довольно часто. Это одно из моих хобби. Конечно, у меня нет того, что называется картинной галереей, но есть довольно хорошие вещи.
— Во Фьезоле?
— Да, во Фьезоле.
— Итальянские мастера?
— Ну, до этого мне далеко. Я скромнее и довольствуюсь более современными картинами.
— Например, Сезанном или Ренуаром?
— У меня есть очаровательный маленький Ренуар.
— А Дега, Мане, Моне?
— Есть один рисунок Дега, «Балерина».
— А Ван-Гог?
Мегрэ не смотрел на нее, а устремил взгляд на Филиппа, который, казалось, проглотил слюну и уставился глазами в одну точку.
— Я как раз только что купила картину Ван-Гога.
— Сколько времени назад?
— Несколько дней. Когда мы ездили в Йер, чтобы отправить ее, Филипп?
— Точно не помню, — ответил тот почти беззвучно.
Мегрэ помог им.
— Не было ли это за день или два до убийства Марселена?
— За два дня, — сказала она. — Я вспомнила.
— Вы здесь нашли эту картину?
Она не догадалась подумать и секундой позже уже кусала губы с досады, что ответила сразу.
— Филипп через своего приятеля… — начала она.
Трое мужчин молчали. Она вдруг поняла, посмотрела на всех по очереди и воскликнула:
— Что это значит, Филипп?
Она вскочила и подошла к комиссару.
— Вы не хотите сказать?.. Объяснитесь! Да говорите же! Почему вы замолчали? Филипп? Что это?..
Тот по-прежнему не шевелился.
— Прошу прощения, сударыня, за то, что уведу вашего секретаря.
— Вы его арестуете? Да ведь я же говорю вам, что он был здесь, что он не покидал меня всю ночь, что…
Она посмотрела на дверь каюты, служившей спальней; чувствовалось, что она вот-вот отворит ее, покажет широкую кровать и воскликнет: «Как мог он уйти, чтобы я этого не заметила?»
Мегрэ и м-р Пайк тоже встали.
— Следуйте за мной, господин де Морикур.
— У вас есть постановление?
— Возьму у судебного следователя, если вы потребуете, но думаю, что это не понадобится.
— Вы меня арестуете?
— Пока нет.
— Куда же вы меня ведете?
— В такое место, где мы сможем спокойно разговаривать. Вам не кажется, что так будет лучше?
— Скажите, Филипп… — начала м-с Уилкокс.
Не отдавая себе в этом отчета, она обратилась к нему по-английски. Филипп не слушал ее, не смотрел на нее, не думал о ней. Поднимаясь на палубу, не бросил на нее Даже прощального взгляда.
— Вы немногое сможете от меня узнать, — сказал он Мегрэ.
— Весьма возможно.
— Вы наденете мне наручники?
«Баклан», пришвартованный у мола, высаживал одетых в светлое пассажиров. Туристы, забравшись на скалы, уже удили рыбу.
М-р Пайк вышел из каюты последним; когда он сел в лодку, лицо его было красным. Леша, удивленный тем, что у него прибавился пассажир, не знал, что сказать.
Мегрэ, сидя на корме, опустил левую руку в воду, как бывало, когда он был маленьким и отец катал его в лодке по пруду.
Колокольный звон разносился все так же, кругами.
Глава 9
Строптивые ученики Мегрэ
Против мелочной лавчонки они остановились и спросили у мэра ключ. Мэр был занят с покупателями и крикнул что-то жене, маленькой бледной женщине с волосами, уложенными узлом на затылке. Она долго искала ключ. Все это время Филипп стоял между Мегрэ и Пайком с упрямым и надутым видом, и это более чем когда-либо походило на сцену в школе, на наказанного строптивца ученика и неумолимого директора лицея.
Трудно было себе представить, что с «Баклана» может высадиться столько людей. Правда, сегодня утром пролив пересекли и другие катера. Пока туристы не отправились на пляжи, на площади было целое нашествие.
В полумраке кооператива можно было видеть Анну, обтянутую парео, с сеткой для провизии в руках. Де Греф сидел с Шарло на террасе «Ковчега».
Оба они видели, как Филипп прошел в сопровождении двух полицейских. Проводили их глазами. На столике перед ними стояла бутылка прохладного вина.
Наконец жена мэра принесла ключ, и через минуту Мегрэ уже открывал дверь мэрии. Он сразу же отворил и окно, потому что в зале стоял запах плесени и пыли.
Комиссар тихо сказал несколько слов Леша, и тот вышел.
— Садитесь, Морикур.
— Это приказание?
— Вот именно.
Мегрэ подвинул ему один из складных стульев, которыми пользовались во время праздника Четырнадцатого июля. Казалось, м-р Пайк понял, что при подобных обстоятельствах комиссар не любит, чтобы вокруг него стояли; он тоже поставил себе стул в уголке и уселся.
— Я полагаю, вам есть что мне сказать?
— Я арестован?
— Да.
— Я не убивал Марселена.
— Дальше.
— А дальше ничего. Я ничего не скажу. Можете допрашивать меня сколько вам угодно и применять все отвратительные способы, чтобы заставить говорить, я ничего не скажу.
Совсем как порочный мальчишка! Может быть, из-за своих утренних ощущений Мегрэ никак не удавалось принять Морикура всерьез, вбить себе в голову, что он имеет дело с мужчиной.
Комиссар не садился. Он бесцельно расхаживал взад и вперед, касался свернутого знамени, на мгновение останавливался перед окном и видел, как девочки в белом переходят площадь под надзором двух монахинь в рогатых чепцах. Он не так уж ошибся, когда подумал о первом причастии.
Жители острова в это утро ходили в чистых полотняных брюках, которые на солнце, заливавшем площадь, были роскошного глубоко-синего цвета, а белые Рубашки просто сверкали. Игроки в шары уже начали партию. Г-н Эмиль мелкими шажками направлялся к почте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17