Стаи птиц носились
над головами людей. Высоко скакали зайцы, задрав длинные, темные
уши. Хмельной львиный рык сотрясал предгорья, заставляя лошадей
спотыкаться и жаться друг к другу. Утром, едва начинало светать,
они отправлялись в дорогу: солнце выплескивалось из-за горных
вершин и горы втягивали в себя длинные черные тени. Чем ниже
опускался караван, тем быстрее их настигала весна.
Они уже забыли о ночных холодах и жгли костры только для защиты
от хищников. Иногда и костры, и хищники исчезали под струями
ночных дождей. Костры шипели, гасли; чертыхаясь, караванщики
устраивали над парящими углями полог, но весенняя вода все равно
побеждала. Дабы уберечься от нее, люди забирались под повозки.
Гиртеада ездила только верхом. Умение ловко управляться с
лошадью вернулось к ней так быстро, словно ничего и не
произошло. Калхас радовался, видя, как она оживает. Однако
какая-то жилка внутри жены все еще оставалась мертвой: в ее
словах чувствовалась усталость, и даже улыбалась она отчужденно.
Холод был не между ними, холод был внутри них. И даже весеннее
солнце не могло его растопить.
Не доезжая Арбел, караван повернул к югу. Армянин, который вел
их, утверждал, что там броды через Тигр доступны даже в такую
распутицу, в такую раннюю весну. Он специально повез их через
поле у Гавгамел. Он почти каждый год проезжал здесь.
- Едешь весной: вода размыла почву - и то там белая
кость, то здесь блеснет щит. Сколько людей полегло! Не объять
умом! Как бы их не хоронили, все равно большая часть лежит прямо
здесь, под нами.
Разбрызгивая грязь, он спрыгнул на землю и несколько раз топнул
ногой по ней. Караван повеселел, расползся рядом с дорогой:
каждый надеялся отыскать что-нибудь, каждый хотел похвастаться
перед родными находками с такого поля. Калхас и Гиртеада не
участвовали в поисках. Они медленно ехали рядом с армянином, а
тот, горячо жестикулируя, рассказывал о Гавгамелах. Рассказывал
так, словно сам был свидетелем битвы.
- Вон там вот, где местность повыше, был лагерь Македонца.
А здесь - Перса. Царь стоял на колеснице, вокруг
него - бессмертные, и всякие телохранители, и слоны. Столько
солдат, что Перс не видел Александра и даже не слышал битвы. Он
пил вино, угощал военачальников, смотрел, как танцуют девушки.
Хорошо поел, много смеялся! - армянин сам хохотал.- И вдруг
все побежали! Вначале слоны, потом - бессмертные, остальные
телохранители: пришел железный Александр со своими железными
друзьями. Он уже мог дотронуться копьем до колесницы
Дария - никто не смел преградить ему путь. Да только вон
там,- армянин указал на другую сторону равнины,- отступал
Парменион. Потерял старик остатки мужества, испугался пестро
раскрашенных массагетов. Он слал к Александру гонца за гонцом,
просил о помощи... Вместо того, чтобы ловить Перса, Александру
опять пришлось прорубаться сквозь ряды царской армии...
Глава каравана азартно показывал, где проходила гетайрия
Александра. Досадовал, что Дарию удалось бежать. Глаза его
горели, он был горд этим полем, своим полем. Калхас завидовал
его гордости. Сражение при Гавгамелах произошло не так уж и
давно. Когда здесь сражались Александр и Дарий, Калхас вместе со
взрослыми пастухами начинал водить овечьи отары на горные луга.
Иероним, Эвмен и Певкест ступали по этой земле. Но сейчас
предсказатель никак не мог избавиться от ощущения ужасной
древности Гавгамельской равнины. Той же древности, которой, если
верить рассказам, пахли туманы Стимфальского озера.
Рассказ армянина перебили крики. Караванщики нашли проеденный
дождем, ржавчиной шлем. Один из них нахлобучил его на голову и
целый день разъезжал в уродливой железке. Позже обнаружили
наконечник от сариссы, а рядом с ним - кривую, как змея,
сирийскую саблю. Под вечер наткнулись на несколько скелетов и
долго охали, удивляясь, как время переплело кости недавних
врагов.
К ночи Гавгамельская долина надоела всем. Утомленный поездкой
сквозь минувшее, караван торопливо взобрался на окружавшие
долину холмы. Лишь один вожатый уезжал с сожалением.
- Ну ничего,- сказал он Калхасу, уже располагаясь на
ночлег.- Зимой поведу караван обратно. Зимой в земле особо не
покопаешься, но все равно - дыхание перехватывает, когда
проезжаешь здесь...
* * *
Весна быстро меняла равнину вокруг каравана, однако для Калхаса
время текло все равно как-то странно. Чтобы ни случалось, где бы
они ни ехали, тот самый холодный день, когда умер Дотим, не
желал кончаться. Он проступал сквозь теплые дожди, сквозь
деятельное, как весенний степной сурок, солнце, сквозь
покрывающуюся бурой зеленью землю. Калхас уже смирился с тем,
что бегство из Габиены не сотрет ни грана памяти в его сердце.
Боль, правда, стала глухой, как голос, доносящийся из-за толстой
стены. Но эта стена спрятала под собой и остальной мир. Самые
яркие цвета, самые яркие краски тускнели, пока пробирались
сквозь нее.
И все же, когда однажды утром разом повсюду распустились маки,
даже Калхас был поражен. Пурпурные, алые, лиловые полосы вслед
за порывами ветра струились по равнине. Душный горьковатый пар
поднимался от цветов. Лоб стягивал едва заметный обруч, но глаза
казались зоркими до необычайности, а по сердцу текла маслянистая
радость. Голоса караванщиков стали громче, кто-то достал вино, и
теплый от солнца, пахнущий козьим молоком бурдюк стал ходить по
рукам.
Гиртеада тоже приложилась к нему. Калхас смотрел, как она
осторожно, аккуратно пьет, как две прозрачные капли сбегают по
ее подбородку, как колышутся в такт шагам лошади все те
же - все те же! - тяжкие и легкие одновременно волны черных
кудрей. Он вспоминал запах молока, смешанного с корицей, и
воздушную невесомость узких рук. Потом ему стало безумно жаль
ее. Калхас отвернулся и поднес к глазам ладонь. И все дни, пока
они ехали сквозь дурман цветущих маков, пастух был скован
печалью.
Но вот стало суше, на месте лиловых лепестков маки скрутили
упругие зеленые коробочки. Потом и они стали усыхать, стебли
степных растений понуро склонились к земле. Сквозь зелень
проступила серая краска - и далеко на западе Калхас увидел
силуэты Киликийских гор.
* * *
Тарс встретил караван с тем равнодушным любопытством, что
сопровождает купцов в полуторговых городах. Бежали мальчишки,
торговцы, приехавшие из Эктабан, на ходу спрашивали о местных
ценах, иногда кто-нибудь из жителей интересовался, что они
привезли. Тарс был все таким же - лениво-шумным, наполненным
многоязыким людом. Его неизменность убаюкивала, когда же караван
проехал мимо бывшего дома стратега, Калхас всем своим телом
потянулся туда.
Он тронул Гиртеаду за плечо.
- Пусть дальше едут одни!
Даже не прощаясь, они свернули в первый же переулок и долго
плутали среди узких улочек, пробираясь к выходу из города. Найдя
поблизости от западных ворот постоялый двор, Калхас заплатил
деньги за комнату. В ожидании, пока им принесут горячее молоко,
потребованное мужем, и приборы для омывания, Гиртеада по своему
обычаю с ногами забралась на ложе. Она поджала пятки под себя и
бессмысленно уставилась в стену - точно так же, как несколько
месяцев назад в Габиене.
Калхас некоторое время раскладывал по комнате вещи. Затем сел
перед женой: так, чтобы их лица находились друг напротив друга.
Гиртеада было отвернулась, но пересилила себя и посмотрела мужу
в глаза. В первый раз за весь долгий путь - прямо в глаза.
- Знаю,- пытаясь улыбнуться, прошептала
она...- Ты - мужчина, я твоя жена. Мне нужно тебя ласкать,
а не сидеть, как мертвая... Сейчас?
- Глупая,- Калхас прижал голову жены к своему плечу. Он
не знал, как сказать.- Ласки не надо. Потом. Мне нужно, чтобы
ты ожила.
Некоторое время они сидели без движения. Наконец, она повела
головой и отодвинулась от мужа.
- Стараюсь ожить. Но почему-то очень тяжело. Ты и сам
ходишь... пасмурный.
- Вовсе нет! - Калхас решительно поднялся.- Хватит
траура! Сейчас мы пойдем гулять по городу. Я хочу, чтобы мы
выпили вина, наелись фруктов - до отвала! - Он похлопал себя
по животу и широко улыбнулся: - Сегодня не думаем ни о чем!
- Как хочешь,- вздохнула она.- Тогда давай сходим
к Софии?
Калхас сел.
- Куда?
- К Софии.- Гиртеада помялась.- Прошло больше года,
все изменилось; они должны были забыть злость.
- Может, они и забыли,- проворчал пастух.- Но не я.
- Я хочу увидеть девушек. Все-таки у тебя были друзья...
этот год. А у меня подруг не было. Я о них часто вспоминала...
Мне будет приятно.
- Приятно? Тогда конечно,- согласился Калхас.
Несмотря на протесты жены, он прицепил к поясу меч.
- Я без него не чувствую уже себя мужчиной!
* * *
Длинный забор и массивные ворота. Интересно, купила ли София
новых молосских псов?
Перед визитом сюда Калхас затащил Гиртеаду в таверну, где они
пили вино прошлогоднего урожая и ели хрустящие ломтики сушеных
яблок. Пастух развеселился, говорил всякие глупости, влюбленно
глядя на Гиртеаду. Но когда он увидел забор вокруг сада Софии,
хорошее настроение пропало само собой.
- Стучи,- скривившись предложил он Гиртеаде.
Та несколько раз хлопнула ладошкой по воротам.
- Да не так!
Калхас трижды громыхнул кулаком, а потом добавил еще носком
персидского сапога. Его действия вызвали торопливые шаги на той
стороне забора.
Створки скрипнули, прошипели по песку, и перед ними возник
Сопатр, раскрывший от удивления рот.
Калхас, протянув руку, дотронулся до его носа.
- О! Вижу, что память о нашей встрече ты сохранил!
Слуга оскалил зубы. На его лице ясно читались ненависть и
желание побыстрее захлопнуть ворота. Но было еще что-то,
пересилившее ненависть. К удивлению Калхаса, он отошел от
створок.
- Неожиданно. Хозяйка очень удивится. Хорошо, что вы
приехали.
- Хорошо? - поднял брови Калхас.- Что же, если
приглашают, войдем, Гиртеада.
Сад был разрежен; пастух увидел, что стало меньше и яблонь, и
винограда. Он выглядел неприятно пусто, как рот, в котором мало
зубов.
София выбежала к ним из трапезной, утирая с губ гранатовый соус.
Следом за ней появились девушки. Там было много новеньких. В то
же время Калхас не увидел многих знакомых лиц.
- А где Мегисто? - спросил он вместо приветствия.
София гордо подняла голову:
- Она вышла замуж! Ее взял с собой полководец самого
Антигона!
Калхас и Гиртеада переглянулись.
- Мы и не думали, что она была в лагере
Фригийца.- Пастух покачал головой.- Вот как бывает...
- Бывает! - София подошла к его жене.- Здравствуй. У
тебя усталый вид. Тебе было тяжело?
Гиртеада, чуть склонив к плечу голову, посмотрела на нее.
- Было и тяжело. Мы только сегодня вернулись в Тарс.
- Это очень, очень хорошо,- сложила руки перед грудью
воспитательница.- Пойдемте ужинать. Я прикажу, и слуги
принесут еще еды.
- Мы сыты. Благодарю,- торопливо сказал Калхас и
вопросительно обернулся к жене: - Или мы остаемся?
София не дала Гиртеаде ответить.
- Вы должны остаться. Особенно она. Произошло событие,
после которого ей лучше остаться.
- Какое событие? - встревожился Калхас.
- Ее родители разбогатели и хотят, чтобы дочь вернулась в
их дом.
Пальцы Калхаса сами собой сжались в кулаки.
- Она моя жена. Перед богами и людьми.
- Кто был ее посаженным отцом? - усмехнулась София.- Не
Эвмен ли?
Пастух взглянул на жену.
- Ты молчишь?
Озноб пробежал по его спине. А если ей захочется остаться?
Если и действительно ей лучше остаться? Как ни тяжело ему было
последние месяцы, он не мог оказаться в одиночестве. Это
равносильно смерти. Неужели ему суждено потерять даже ее? Едва
сдерживаясь, чтобы не закричать, он опять обратился к жене:
- Что же ты молчишь? Скажи этой...
- Не мучай ее,- зло проговорила София.- Твой Эвмен
мертв. Не знаю, почему остался в живых ты. Боги, наверное,
хотели, чтобы Гиртеада вернулась. Раз уж так сложилось, я не
стану сообщать о твоем появлении людям нашего владыки. Даже
больше того, ты можешь получить деньги!
- Деньги? У нас есть деньги.
- Ее родители дали мне на поиски столько золота, что на
него ты можешь напиваться ежедневно вплоть до самой смерти.
Калхас покрутил головой и с трудом рассмеялся.
- Много лет назад они продали ее. Теперь снова покупают.
Она что - дом, или лошадь?
- П-фу! Будто такого не бывает...
- Меня не касается, бывало такое, или нет. Я - ее муж. И
не собираюсь ее продавать.
Калхас даже не смотрел на жену. Он решил. Сейчас он будет
драться из-за нее. А потом... потом будет видно.
- Благодарим за гостеприимство. Мы уходим.
- Ну нет! Не уйдете! - София принялась хлопать в
ладоши.- Мои слуги не пустят вас.
- Я их убью,- Калхас положил руку на рукоять меча.
- Всех не убьешь,- криво усмехаясь, София попятилась.
Пастух оглянулся. Из-за сада в дом входили те самые рабы-убийцы,
с которыми ему уже приходилось иметь дело. Только теперь их было
пятеро. И каждый держал окованную железом дубинку. Нет, всех он
не убьет. Ему переломают руки, могут покалечить Гиртеаду.
Калхас отчаянно пытался вспомнить расположение комнат в доме.
Однако рабы были уже слишком близко. Тогда он, проклиная свою
память, схватил Гиртеаду за руку и, решительно вращая над
головой мечом, бросился в трапезную.
Пунцовая хозяйка, взвизгнув, отскочила в сторону. Протолкнув
перед собой Гиртеаду, Калхас захлопнул дверь и, вознеся хвалу
боязливости Софии, задвинул засов. Дверь затряслась под ударами
рабов, однако было видно, что какое-то время она продержится.
А вот и окно! Широкое, выходит на запад. Ставни распахнуты:
ничто не преграждает им путь.
Калхас рывком повернул Гиртеаду к себе.
- Решай! Пока они не догадались, пока не обежали дом,
чтобы помешать нам выбраться через окно. Решай, идешь со мной,
или...- пастух сглотнул,- или остаешься. Я еще могу
откинуть засов.
Гиртеада широко открыла глаза и покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20