У нее в эти дни много хлопот с предстоящей выставкой, бегает высунув язык по городу все свободное время. Что и говорить, сейчас ей не до меня. Хотя и мне тоже не до нее. Не до нее, да и не до кого другого. Не хочу никого видеть. Интересно, как там Сайд?..
Как-то на днях шеф в разговоре огорошил меня вопросом:
— Что вы думаете о нашем профсоюзном комитете? — Спокойненько так спросил, будто невзначай.
Я смутился.
— В каком смысле?
— Как они, по-вашему, будут реагировать на контракт?
Вот оно, начинается. Мало ему моих услуг как специалиста. Так нет же, хочет использовать на всю катушку! А какая соблазнительная лазейка для карьериста... Да, далеко заведет он меня, этот путь...
— Признаться, я об этом не задумывался, не до того было последнее время. Знаете, я инстинктивно стараюсь держаться от всего этого подальше...
— В самом деле? — Он насмешливо прищурил глаза. — А может, наоборот — поближе?
Я пожал плечами. Не надо отрицать слишком категорично — это может только усилить его подозрения.
— Ну а все-таки? Вы считаете, они смирятся?
— А почему бы и нет? Вы же насулили им горы золотые.
— Да, но мы-то с вами знаем, что их ждет!
Вот так — "мы с вами"! Какого черта я с ним связался? Сидел бы себе тихонько в своей норе, ни во что бы не лез, читал бы, писал свою монографию... Амина то и дело спрашивает: "Когда же ты примешься наконец за свою работу?" Отшучиваюсь — мол, вдохновение еще не пришло. Тьфу, сам себе противен. Противен и жалок.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос.
— Не знаю, что вам сказать. Возможно, что-нибудь предпримут. А может, и нет, не решатся пойти на открытый конфликт. Кто их знает!
— Не пойдут на конфликт? Как бы не так! Этот тип, Сайд Абу Карам, ни за что не оставит их в покое. Это он, он стоит за всеми проблемами, которые у нас возникают с рабочими, это его рука! И уж поверьте мне, он-то не успокоится, обязательно заварит кашу. Нет, надо от него избавляться, и поскорее!
Ему прекрасно известно, что мы с Саидом друзья. Зачем же он мне все это говорит? Думает, я передам его слова Сайду, хочет его припугнуть? А может, просто так сболтнул, без задней мысли? Или решил показать, что доверяет мне безгранично? Впрочем, последнее маловероятно. Не из тех он людей, наш шеф. Им всегда и при всех обстоятельствах движет одна подозрительность.
— Хорошо, ну а сами-то вы как расцениваете ситуацию? Вы же как будто профессиональный политик в прошлом?
— Вот именно — в прошлом.
— Сдается мне, что вы в душе тоскуете об этом самом прошлом, а? Да, да, сидит в вас этакая идиотская верность-Положительно, этот человек не перестает меня удивлять.
Откуда в нем такая глубинная мудрость, такое знание людей?
— Что, решили отмолчаться? Ну так я сам вам скажу. Не умеют ваши друзья ценить людей, использовать с толком их таланты. Вот потому-то и теряют постоянно лучшие умы... — И, насмешливо усмехнувшись, продолжал: — Один из ваших вождей как-то сказал: "Чтобы узнать истину, прислушайтесь к тому, что говорят о нас наши враги". По-моему, это слова Ленина, или я ошибаюсь?
Он довольно смеется. Что-то он сегодня не в меру весел. Ах да, это же контракт всему причиной. Как же, такой редкий шанс. Не упустите, хватайте, пока не поздно.
— И все-таки я хотел бы услышать, что, по-вашему, предпримут рабочие.
— Понятия не имею.
Он испытующе на меня глядит.
— Стало быть, не знаете. А я вот все доподлинно знаю уже сейчас...
Он ждет моего вопроса, но я молчу. Захочет — выложит все сам.
— Они готовят забастовку.
— Не может быть!
— Я вам говорю. Примитивные люди, не понимают, что и мы в долгу не останемся, ударим так, что... Змею убивают прежде, чем она ужалит. Забастовка эта — не частный вопрос, касающийся одной компании "Фивы". Забастовка у нас — это бунт против всего политического курса, против существующих законов. Нет, нет, власти им спуску не дадут! Заразу нужно душить сразу, пока она не расползлась!
Зачем он все это мне говорит? Ах да, я же прохожу еще, так сказать, испытательный срок. Испытывают, испытывают, всю жизнь сплошные испытания. Таких, как я, всегда в чем-то подозревают. Сколько себя помню, вечно доказывал, что я не верблюд... А впрочем, может, дело вовсе не в том, что он мне не доверяет. Просто хочет меня использовать — незаметненько так, осторожно. А вдруг я, наслушавшись всех этих разговоров, возьму да и отговорю их от забастовки? Он же знает, мое слово для них по-прежнему что-нибудь да значит... Нет, этот человек не так прост, как кажется. Он прекрасно все рассчитал заранее и понял: главное сейчас, до заключения контракта, — не допустить беспорядков на заводе, не то французы прервут переговоры. Да, но если это так и мои предположения верны, то для рабочих и в самом деле остается единственный шанс — забастовка! Я чувствую, как кровь стучит у меня в висках. Что, старик, заслышал боевые барабаны, в бой захотелось? Э, нет, твое дело теперь - сторона. И все-таки, куда запропастился этот Сайд? Может, мне самому к нему сходить? Может, в подобной ситуации гордость ни к чему? Как бы не так! Только беспринципным людям гордость ни к чему. А ты, Халиль, хоть и бываешь порой слабоват, беспринципным не был никогда.
Я встал и подошел к окну. Осенняя прохлада, небо в звездах, легкий ветерок ласкает лицо... Сложная это штука, жизнь. А ведь как хорошо все складывалось. Счастливая Амина, у нее есть ее живопись. Когда у человека есть серьезное занятие в жизни, ему ничего не страшно. А ты, Халиль, разбрасываешься, и в этом вся твоя беда. В молодые-то годы все было ясно: выбрал себе путь — и иди им до конца. А теперь, когда силы уже не те, попробуй-ка, решись на такое... Барахтаешься в одиночку, не знаешь, к какому берегу пристать... Нет, если Сайд не появится, я все-таки пойду к нему сам...
Стенные часы у соседей бьют полночь. Пора спать. И вдруг резкий телефонный звонок. Кто бы это мог быть в такую поздноту? Не снимать, что ли, трубку? Нет, я же потом себе места не найду, если не узнаю, в чем дело...
— Алло?
Торопливый женский голос с мягким акцентом:
— Халиль, это вы?
У меня екнуло сердце — она!
— Да, да, это я!
— Это говорит Рут, вы меня узнаете? Извините, пожалуйста, за поздний звонок. Я звонила вам целый день, но вас не-было...
— Ничего, пустяки. Правильно сделали, что все-таки дозвонились... Куда вы вообще исчезли?
— Да я, понимаете, должна была срочно уехать домой, в США. Только вчера вернулась.
Пауза. О чем говорить дальше?
— Халиль, я расшифровала запись с вашим интервью... Когда мы можем встретиться?
— Когда вам угодно.
— В таком случае давайте завтра. Завтра вечером, хорошо? Часов в семь, у меня дома... Договорились?
— Договорились. Спокойной ночи, Рут.
Жаль, что договорились так быстро, я бы хотел поболтать с ней еще. Ну да ладно, завтра наболтаемся досыта.
Я вернулся к столу, уложил бумаги в желтый конверт, погасил свет, оставив только ночник... Надел пижаму и лег. Амины все еще нет. Оно и к лучшему, никакого желания сейчас разговаривать. Сегодня мне хочется побыть одному, подумать... Но в голове одна мысль: "Рут... Рут... Рут..."
VIII
Какие у нее теплые глаза! Так и хочется очертя голову нырнуть в эту ласковую волну света и плыть, плыть... И рука теплая. Рука друга. Как странно, она видела меня всего лишь пару раз, а кажется, будто дружит со мной много лет: никакой скованности, удивительная простота во всем и неподдельный интерес к моей особе.
— Что с вами? Вас сегодня будто подменили. По-моему, вы чем-то встревожены. Или озабочены. Я угадала?
— Разумеется, встревожен. Долгой разлукой с вами... Она засмеялась.
— Ох, уж эти восточные мужчины! Любите вы красивые слова!
— В данном случае вы ошибаетесь. А вообще-то, что в этом дурного? Красивое слово украшает жизнь.
— Не всегда. Порой оно говорится из вежливости или чтобы уйти от ответа. Как сейчас, например.
И она вопрошающе глядит мне прямо в глаза. Вот так же открыто, прямо смотрит она и на жизнь. Действительно, зачем мудрить и усложнять? Будем смотреть на вещи просто... Удивительная женщина! Я не из тех, кто выворачивает себя перед первым встречным наизнанку, но с ней меня так и тянет на откровенность.
— Ладно, вы, я вижу, решили сегодня играть со мной в молчанку. Бросьте, все равно ничего у вас не выйдет — ваше лицо вас выдает. — И со смехом добавляет: — Скажите-ка лучше, что вы будете пить: виски? Или опять воду с лимоном?
— О да, вы опасная женщина. С виду такая милая, невинная, а, оказывается, с вами надо ухо держать востро!
— Что поделаешь — приходится. Человек — натура сложная. И наивным бывает, как ребенок, и злым, а то и твердым, как кремень.
— Приходится? И даже со мной?
Не ответив, она встает и легким шагом уходит в глубь комнаты. Рыжим пламенем струятся по плечам длинные волосы... Наполнила бокалы, кинула туда лед, вернулась, поставила их на стол, а сама, сбросив туфли, влезла на диван с ногами и, положив голову на колени, затихла, задумалась о чем-то своем. Только что была здесь, со мной рядом, и вдруг ускользнула, улетела куда-то далеко, куда мне нет доступа.
— Вы мне так и не ответили!
Она переводит на меня взгляд — глаза серьезные, сосредоточенные, лоб нахмуренный. Можно подумать, я задал ей невесть какой сложный вопрос.
— С вами? Не знаю. Вернее сказать, пока еще не решила.
— Почему?
— Да потому что я вас плохо знаю.
— Это не трудно поправить.
— Да как сказать. Вы принадлежите к другому миру. Мы идем по жизни с открытой душой. А ваши души за семью печатями.
— Ну нет, позвольте с вами не согласиться. Ведь мы даже хитрить толком не умеем. Мы простодушны, потому что проста сама наша жизнь. Наверно, потому-то вам и бывает трудно нас понять. А вы — вы живете в мире сложном, и хитрости ваши тоже сложны и многомудры. И не только в пустяках, но и в вещах посерьезней.
Я чувствую, как она напряглась. Невидящий взгляд, застывшее лицо. Эта женщина несет в себе какую-то тайну, но какую? Сумею ли я подобрать к ней ключ?
— Вы обиделись?
Полупрезрительно пожимает плечами — какой, мол, вздор, обижаться! Ясное дело, обиделась. Иначе б не сидела молча.
— На всякий случай я готов принести свои извинения. Я думал, с вами можно говорить прямо, без всяких реверансов.
Она глядит на меня с укором.
— Можете не извиняться, я тоже сторонник откровенности. Мы просто не поняли друг друга. Обычная история, когда люди едва знакомы. Не хотите ли чего-нибудь закусить?
— Да нет, спасибо. Сегодня буду потреблять только духовную пищу.
— Ну и потребляйте себе на здоровье. А я проголодалась... Пойду принесу себе что-нибудь поесть.
За широкими окнами ночь, звезды, темные силуэты домов на том берегу Нила. Тишина... Уже час ночи, пора уходить. Завтра надо бы прийти на работу пораньше. Что-то тревожное носится в воздухе в последние дни. Какое-то зловещее затишье перед бурей. В такое время необходимо быть "в форме". Сейчас пойду. Спрошу ее только, точно ли расшифровано мое интервью, и пойду. А как хочется остаться...
Она возвращается с небольшим подносом: два стакана виски, помидоры, икра, кресс-салат, маслины, сыр... Тряхнула головой, отбрасывая со лба каштановую прядь волос, и улыбнулась:
— Ну как, соблазнитесь?
— Нет, спасибо, я и так сегодня засиделся у вас. Допью свое виски и пойду. Да, пока не забыл: вы расшифровали пленку с моим интервью?
— Конечно. Вот текст... — Она протянула мне аккуратную папку из пластика. — Прочтите, пожалуйста, и, если позволит время, сделайте свои замечания. Потом обсудим их вместе.
Прощаясь у двери, она вдруг наклонилась ко мне, и я ощутил на щеке поцелуй горячих губ, легкое прикосновение пушистых волос.
— Звоните, не пропадайте! Вечерами, после шести, я всегда дома... До скорого!
Вниз по лестнице я не шел — летел на крыльях. У входа все тот же черный призрак. Быстрый взгляд в мою сторону — будто камень швырнул. Я выскочил из подъезда и с наслаждением окунулся в ночную свежесть. На такси добрался до дому, вошел. Темно, только ночник горит. Но мне сейчас не до сна. Уложил в "кейс" кое-какие бумаги, прошел на кухню. На столе все накрыто для завтрака, Амина верна себе. Да, на такую, как она, можно положиться. Все четко, ясно, никаких шараханий из стороны в сторону. И дело не в том, что она женщина. Нет, тут все решает характер. Все-таки мы с ней очень разные. Она как дерево, что крепко держится корнями за землю. Помню, росла у нас в деревне на холме огромная шелковица, я еще любил летом под ней спать. Лежишь, бывало, слушаешь шелест листьев, и так спокойно на душе становится... А с Аминой беспокойно. Вроде и хочется возле нее укрыться, ан боязно: все время помнишь, что это она мне нужна, а не я ей. А ведь это унизительно — сознавать, что зависишь от другого. Нет, все-таки неуютно мне жилось все эти годы после тюрьмы. Ни на минуту не покидало чувство, что я неудачник, ничего путного в своей жизни не сделал. Но кто вообще сказал, что я должен был сделать что-нибудь путное? Миллионы людей живут себе и ни о чем подобном не думают. Чем я хуже их? Надо смотреть на вещи проще. Да и потом, нельзя же забывать, через что я прошел! На всю жизнь следы остались... Но Амина не желает об этом помнить и не принимает никаких оправданий. То ли дело — Рут. Что за сила колдовская тянет меня к этой женщине? Что это — волшебство новизны, жажда неведомого? Или просто желание бежать от привычного в новый мир, такой уютный, комфортный, где всего вдоволь и все под рукой — еда, питье, богатство, мягкая постель, широкие окна, распахнутые на Нил... Я закрываю глаза... Она в моих объятиях... Молодое, нежное, полное жизни тело... Не думай об этом, не смей об этом думать. А о чем? ...Унылая
тесная кухня, стол с двумя чашками, блюдечко патоки, к жутная паста... За окном встает холодный, неприветливый рассвет. Эх, если б все в жизни давалось легко и просто! А так — за все приходится платить. Не торопись, Халиль, семь раз отмерь — один отрежь. Да, да, разумеется, я не буду спешить. Спешить не следует... — Я закрываю глаза. — Надо подумать, хорошенько подумать... Значит, так... Она в моих объятиях...
Сквозь сон слышу далекий телефонный звонок... Мучительным усилием заставляю себя проснуться. В самом деле, за закрытой дверью, надрываясь, звонит телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21