Строгий мужской голос, абсолютно незнакомый.
— А, это вы, господин Халиль? Здравствуйте, здравствуйте. Ну разумеется, рад буду вас видеть. Завтра в четыре вас устроит? Да, да, у меня в офисе... Как раз конец рабочего дня, нам никто не помешает. Вы войдете в подъезд с улицы Хамеда Рйфаи, я дам указание, чтобы вас ко мне проводили.
Назавтра в назначенное время я был у него. Кабинет — са-.ма современность: мягкий рассеянный свет, раздвижные двери, цветные телефонные аппараты с записывающим устройством, экран дисплея, маленький магнитофон. Когда я вошел, хозяин кабинета сидел в синем кожаном кресле и читал какую-то книгу. Встал мне навстречу, протянул руку. Да, постарел Яхья, полысел. Вернее сказать, совсем стал лысый, только и осталось волос что на висках возле ушей да на затылке. Движения неторопливые, хорошо отработанные, пристальный цепкий взгляд из-под очков в тонкой стальной оправе. Ищу и не нахожу прежнего Яхьи в этом обрюзгшем человеке с уже заметным брюшком. Вот только в голосе сохранилось что-то родное, особенно
Он позвонил, и в дверях неслышно появился молодой человек в белой рубашке с отложным воротничком и галстуке шнурочком.
— Хусам, будь добр, организуй нам по стакану сока манго и по чашке кофе. Ах да, я же не представил вас друг другу. Господин Халиль Мансур, бизнесмен, друг юности... Господин Хусам ад-Дин Раафат, моя, так сказать, правая рука... — Я взглянул на "правую руку". Приятное умное лицо, живые быстрые глаза. По всему видно — шустрый, далеко пойдет. Этакий современный, подающий надежды... Таких нынче много в банках и международных корпорациях. А я, стало быть, бизнесмен, так он меня подал. Пронюхал уже, хотя чему я, собственно, удивляюсь? Не зря же он курирует Управление общественной безопасности. Видать, и реплика эта тоже не случайна — хотел показать, что ему все обо мне известно.
Но вот выпит сок и выпито кофе. Он мельком взглянул на стенные часы.
— Ну а теперь давай о деле. Тебе знакома госпожа Рут Харрисон, не так ли? — Быстрый взгляд из-под очков. От неожиданности я чуть не упал со стула. Хотел было уже сказать "нет", но вовремя спохватился: глупо отрицать, все равно ему все известно.
— Разумеется. А в чем дело?
— Немного терпения, сейчас узнаешь. Но чтобы ты успокоился, скажу сразу: я написал тебе и вызвал тебя сюда исключительно потому, что считаю себя твоим должником. Надеюсь, ты еще не забыл?
— Конечно, нет. И до мелочей помню тот день у арыка... Он снисходительно улыбнулся: ах, молодость, молодость...
— Романтик ты, Халиль. Как был романтиком, так им и остался. Ну что ж, каждому свое. Мне вот, к сожалению, воспоминаниям предаваться недосуг... Так на чем мы остановились? Итак, госпожа Рут Харрисон тебе знакома, и я бы сказал, знакома довольно близко. — Он усмехнулся.
-Да.
— Скажи мне, пожалуйста: прежде чем влипнуть в эту связь, ты никогда не задавался вопросом — а кто она такая, эта самая госпожа Харрисон?
— Признаться, нет.
— И это говоришь ты? Человек с твоим жизненным опытом? Вот уж воистину — любовь слепа.
Что он плетет? И кто ему дал право говорить со мной в подобном тоне? Спокойно, не надо заводиться, выслушаю сначала все до конца.
— Это не слепота. Это серьезное чувство.
— Дорогой мой, в наш электронный век нельзя руководствоваться одними чувствами!
— Значит, можно!
— Ну что с тобой делать? — Он пожал плечами. — Короче, я тебя позвал сюда не затем, чтобы философствовать тут с тобой о жизни, а чтобы предупредить тебя насчет этой Рут Хар-рисон.
— В каком смысле?
— А в таком, что она сотрудник ЦРУ.
Все поплыло у меня перед глазами. Ноги будто прилипли к полу. Рука потянулась к воротничку — стало трудно дышать. Спокойно, он за мной следит.
— Не понимаю, при чем здесь я.
— Ну, знаешь!.. Быть ее любовником, ради нее оставить жену, ребенка, переехать к ней в дом и после всего этого еще полагать, что ты ни при чем?
Кажется, я действительно сморозил глупость.
— Я хотел сказать, что впервые об этом слышу.
— Однако по твоему поведению этого не скажешь. Более того, некоторые наши источники утверждают, что ты тоже ею завербован.
Я почувствовал, что теряю сознание. Страх ледяными клещами сдавил грудь — ни вздохнуть, ни охнуть. Прибитый, уничтоженный, я сидел в своем кресле, не в силах пошевелиться.
— Ну что, расстроился? Ладно, не убивайся. Скажу тебе по секрету: при нынешнем раскладе твое положение не безнадежно. Более того, в известном смысле ты, можно сказать, попал в струю — оказываешь услуги дружественному государству.
— Да никаких я услуг никому не оказываю! — прохрипел я. — И не собираюсь оказывать, ясно тебе? И потом эти твои источники информации — ты в них абсолютно уверен?
Он снисходительно усмехнулся:
— Да, давненько мы с тобой не виделись, раз ты задаешь мне такие вопросы. Видишь ли, по долгу службы мне приходится знать многое. И заметь, моя информация абсолютно достоверна, так что можешь не сомневаться. Ну а что с тобой разговариваю столь откровенно, так на то у меня есть веские причины. Я считаю, эта женщина представляет собой довольно опасную фигуру для нас всех и для тебя в частности — если ты, конечно, не разорвешь вашу связь. Я ведь хорошо тебя знаю — и это, кстати, одна из причин, почему я тебя вызвал: ты человек импульсивный и способен отчубучить такое, что обыкновенному нормальному человеку и в голову не придет. Лично я, когда ко мне стали поступать сведения о твоей связи с этой женщиной, с самого начала был уверен, что ты даже и не подозреваешь, чем она занимается. Ты переехал к ней открыто, не скрываясь. Да и пристальная слежка, которую мы за тобой установили, подтвердила, что вся твоя деятельность носит чисто коммерческий характер. И тогда я сказал себе: "Когда-то этот человек меня спас. Не пришел ли теперь мой черед отвести от него надвигающуюся беду? Как говорится, долг платежом красен".
Вот заладил — долг, долг... Ну, спас я его тогда, что из этого? Да я его в ту пору постоянно спасал. Одних денег сколько ему передавал — бери, не жалко. У него вечно было туго с деньгами. И вдруг меня осенило: а ведь он меня ненавидит. Да, да, конечно! И для него все эти разговоры о былом не приятный повод вернуться в юность, а досадное напоминание о времени, когда он был унижен своей бедностью, а тут еще я, вечный благодетель, всегда готовый прийти ему на выручку, щедро одарить его в трудную минуту деньгами... Нет, не долг он мне сейчас отдает, а просто наслаждается своим превосходством. Вот она, желанная минута! Наконец-то мы поменялись ролями, и теперь не он от меня, а я от него завишу.
— Признаюсь, я не раз пытался убедить руководство госпожи Харрисон перевести ее из Каира, но, к сожалению, безуспешно. И зачем она им нужна именно здесь, что у них за резоны — не понимаю. А может, муж ее свою руку приложил, не дал ходу информации о ваших с ней отношениях. У них ведь на этот счет строго, за такие дела по головке не погладят. Так или иначе, но охотников меня послушать там не нашлось. Ну да куда нам, мы люди маленькие! — в голосе его злобноватая досада слуги, уязвленного невниманием своего господина. — А впрочем, может, все объясняется значительно проще: ты в Каире, а ей не хочется с тобой расставаться. Хотя, честно говоря, я с трудом себе представляю, чтобы такая могла любить... — Ого, а он, оказывается, умеет жалить, и пребольно! Да, злобы ему не занимать. — Вот если б ты с ней порвал, я уверен, ее бы ничто здесь не удерживало...
Да, это влип так влип! Мог ли я подумать? Рут с ее милым невинным лицом — и это паучье ведомство? Уму непостижимо. Рут, которую я держу в своих объятиях, эта самая Рут работает на ЦРУ? Возможно ли такое чудовищное раздвоение? Которая же из них настоящая? Рут, моя Рут — лжет? Неужели все это лишь маска, талантливая игра профессионала, не более? Кому же тогда верить? Прочь... Прочь отсюда, из этого кабинета, от этого скорпиона в синем кресле. Прочь из этой жизни, где все пропитано ложью. Дайте мне умереть...
Я вышел на улицу. Что же мне делать, что делать... Толпы прохожих, автомобильная сутолока, трамваи, автобусы. Площадь Лазоглы1, улица Палаты представителей трудящихся масс. Два ряда деревьев, здания министерств, солдаты у подъездов и
1 Площадь в Каире, где находится Министерство внутренних дел.
люди в штатском по углам, холодные ощупывающие взгляды... Старуха в черном гильбабе, сидя на тротуаре на корточках, торгует ворованными анкетами по уплате подоходного налога. Вор на воре. Воруют все до единого — правительство, министерства и ведомства, палаты и советы, больницы, школы и служба быта, государственный сектор и частный. И все повязаны взятками. Со всех сторон напирают эти грязные силы, тайные и явные, отовсюду тянутся алчные руки. Куда податься?.. Автоматы с обнаженными штыками, импортные товары, реклама "Ситибанк", музыка "диско", крики муэдзина, обнаженные женские тела, белые повязки мусульманок, полицейские, шпики, контрразведчики... Ненавижу. Ненавижу эти сверкающие на солнце машины, и самодовольного мальчишку, что пялит на меня глаза из подворотни, и этот широченный мост через Нил, и девчонку с развевающимися на ветру волосами. Ненавижу эти голые плечи, синие глаза и вообще все эти сытые, довольные рожи. Сволочи, кровопийцы, рантье проклятые. Лжецы, предатели. Сам воздух дышит здесь изменой. Ненавижу всех, и больше всех тебя, Рут Харрисон. И еще себя.
Площадь Эвакуации. Ушли англичане, пришли американцы. Дома, дома... Со всех сторон обложили, как облава... Патрульный пост на набережной и израильский флаг в небе... Что мне делать, что делать... Ноги сами несут меня к дому с высоким балконом, где швейцар приветствует меня теперь с подчеркнутым радушием. Скотина, развращенный чаевыми негодяй. Достойный продукт системы, которую он так бдительно оберегает. Я достаю ключ. А, вот и еще один — Джафар, недремлющее око. Неизменный белый сюртук и черный галстук. Ты, конечно, тоже в этой игре. Маленький винтик, исправный соглядатай, неотступная молчаливая тень. А может, он с ней?.. Где она, я ее убью. Что, думали обвести меня вокруг пальца? Не вышло, голубчики. Ну, я же вам покажу... Вы еще не знаете, на что я способен. Ничего, ничего, вы у меня еще попляшете... Я вам такое устрою, такое... А, собственно, что "такого" я могу им устроить? И что толку врать себе самому и убеждать себя, что я ее ненавижу? Я люблю ее, люблю эту дрянь, эту продажную лживую тварь... И у меня нет сил, я жалкий, беспомощный старик, я — ничто.
Мебель, стены, картины — проклятая западня! И этот тип в коридоре. Вон он, поглядывает на меня с любопытством. Охотничий пес учуял, что жертва напугана. Какого черта я вернулся в этот ад? Почему не бежал отсюда за тридевять земель? Куда мне деваться, где укрыться? Я не могу ее сейчас видеть. Да, но она же ждет. Ничего, пусть подождет, сейчас это неважно. Я должен собраться с мыслями, любым способом оттянуть нашу встречу...
— Джафар, передай госпоже Рут, что я устал и мне необходимо принять сейчас ванну. И свари мне кофе покрепче...
Какое наслаждение лечь в горячую воду. Тиски, сдавившие голову, разжимаются, боль слабеет, слабеет, растворяется и уходит совсем... Ощущение, будто родился заново. Я вытерся, пригладил волосы, не торопясь надел гильбаб, мягкие домашние тапочки — так облачается в свои доспехи воин, идущий на битву, — и, стараясь ступать неслышно, вышел на балкон. Сидит, о чем-то задумалась. Каштановые волосы закрыли плечи. А что, если?.. Блестящая мысль! Не говорить ей сейчас ни слова о моей встрече с Яхьей Саадани. Ну конечно же, как я раньше не сообразил: она умна и хитра, и, начни я сейчас этот разговор, она мигом сумеет выкрутиться. Нет, мне нужны доказательства, да покрепче, такие, чтоб припереть ее к стенке. И я их найду, надо только хорошенько глядеть в оба, что, в общем-то, не так уж трудно, если учесть, что я живу в этом доме. Как хорошо я придумал. Да, отсрочка сейчас мне просто необходима, надо как следует все продумать.
...Капризно-кокетливый голосок :
— Халиль, ну в чем дело? Прямо как нарочно: жду, жду, а он себе битый час полощется в ванне!
Я гляжу на нее и будто вижу впервые: чужая, совсем чужая. И что я в ней нашел? Шпионка... Я спал со шпионкой и говорил ей о любви... А светло-карие глаза смотрят так ласково.
— Да что с тобой сегодня? Ты сам не свой. Что-нибудь случилось? — В голосе ее тревога.
Я пожимаю плечами.
— Ничего. Устал, наверно, немного. Голова просто раскалывается.
Она подходит сзади, кладет мне руки на плечи, прижимается ко мне, но я отвожу ее руки и легонько отодвигаю ее от себя.
Удивлена. Поворачивается и уходит обратно на балкон. Появляется Джафар с кофе, молча ставит поднос на журнальный столик и так же молча исчезает. Пью кофе — чашку, другую, потом наливаю ей и несу на балкон. Обернулась. Берет кофе и, поглядывая на меня, отпивает из чашки.
— Где ты сегодня был?
Этого вопроса я почему-то не ожидал. Быстро соображаю, что сказать.
— У одного приятеля. Большой человек, занимается проблемами индустриализации. Зашел к нему в министерство узнать, какие новости грядут для моей фармакологии.
Усмехнулась, отпила из чашки. Тряхнула волосами, сейчас скажет какую-нибудь резкость. Нет, передумала. Опять склонилась над чашкой, пьет и поглядывает на меня.
— И что же, узнал?
— Конечно. Но это долгий разговор, тебе будет неинтересно.
— Послушай, — она стрельнула в меня взглядом, — если не
4?П
хочешь рассказывать, что у тебя сегодня случилось, лучше помолчи совсем. Не надо изворачиваться.
Все понимает, чертовка. Но что поделаешь, милая, если я уже не тот? Не верю я тебе больше, ясно? И в любовь твою не верю, и в то, что ты мне говорила. Ложь все это, ложь. Так-то вот... Доверие между людьми строится годами, а разрушить его можно в один миг. Но теперь все, больше не обманешь, дураков нет. За каждым твоим шагом буду теперь следить, за каждым движением, все твои маски с тебя посрываю, одну за другой. Ух, с каким наслаждением я бы сейчас тебя придушил-Сдавил бы тебе горло, вот так, и всю бы правду из тебя вытряс, до последнего словечка. А потом швырнул бы тебя на землю и измордовал, избил бы до полусмерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21