Положительные эмоции магазин Водолей ру 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Вы однажды сами что-то такое говорили...
— Да, да, да, припоминаю... Ведь и те, что в том лагере, наверно, наши же люди! Они взяли оружие в руки, чтобы поддержать революционную власть. Они только не знают, кто из вождей прав... Вот их и ввели в заблуждение... К чему же это братоубийство? А если они спустятся вниз, сдадутся добровольно, их простят?
— В этом можно не сомневаться,— заверил Карим,—непременно простят! Но нужно, чтобы они это поняли, чтобы увидели ясно, кто друг, а кто враг!.. Вот мы и решили послать наверх делегацию из трех человек, чтобы они объяснили Асаду Махсуму бессмысленность дальнейшего кровопролития и предложили ему сдаться, заверив, что революционное правительство простит их заблуждения
— Ну и хорошо! — воскликнул кузнец.
— Что ж,— продолжал Карим,— раз вы согласны с таким решением, то пойдете с нами в составе делегации.
— Я?
— Да, именно вы — трудящийся человек, сторонник мира, настоящий представитель народа.
Опешивший кузнец не знал, что и думать. Как он, простой кузнец, может от имени Красной Армии идти с предложением заключить мир к этому кровопийце Махсуму! Да станет ли Махсум слушать его, кишлачного кузнеца? От него может быть лишь один ответ — пуля! Али не боится смерти, но он не хочет бессмысленно погибнуть! Вот если б смертью своей он мог принести мир, счастье для народа.
Али молчал, думал.
— Так если вы согласны,— снова заговорил Карим,— то мы сейчас пойдем вместе к имаму, поговорим с ним спокойно, постараемся его убедить, что необходимо его участие в мирной делегации, и если он согласится, то мы втроем завтра же утром с белым флагом в руках поднимемся наверх.
— Я, имам и вы? — спросил кузнец.
— Да, мы втроем. Считаю, что достаточно Кузнец умолк. Он понял, чего хочет Карим.
— Втроем? — Али вдруг порывисто вскочил с места.— Хорошо, согласен, идемте к имаму, послушаем, что он скажет... Наш имам — образованный и справедливый человек. Он может дать дельный совет; что он посоветует, то я и сделаю!
— Хорошо,— сказал Берди,— только мы все просим вас первым начать разговор.
— Неужто имам станет слушать мои советы! Он человек ученый, сам знает, что ему делать.
— Если он такой ученый, он быстро поймет, чего мы от него ждем...
— Хорошо, согласен, идем! — решительно сказал кузнец. Имам увидел, что к воротам его дома подходят трое — два красных командира и кузнец Али. И не на шутку испугался. Он задрожал, и тысячи мыслей одна страшнее другой пронеслись у него в голове. Почему идут к нему красные командиры, да еще вместе с кузнецом? Неужели арестовать его? В чем он провинился? Что плохого сделал? И какое отношение к этому имеет кузнец Али?
— Мы просим простить нас, что в такое позднее время беспокоим, стучимся в вашу калитку! — сказал Карим.
Этот вежливый тон успокоил имама.
— Ничего, ничего, пожалуйста! — пригласил он гостей.
— Мы пришли посоветоваться с вами, ваша милость,— начал разговор кузнец.— Вот этот брат, наш командир, и этот брат Верди хотят выразить свое глубокое к вам уважение... И хотя час поздний, я сказал, что господин наш имам не рассердится и всегда даст мудрый совет по важному делу, не терпящему отлагательства.
— Конечно, конечно. Хорошо сделали, что пришли,— ответил имам и позвал гостей в комнату.
Имам действительно оказался умным и серьезным человеком. Он внимательно выслушал пришедших к нему за советом, призадумался и потом сказал:
— Служить народу — долг каждого правоверного мусульманина.
А также способствовать делу мира... Вы правильно поступили, решив послать к Асаду Махсуму не военную делегацию, а нас, далеких от войны людей — мастера Али и меня, вашего покорного раба. К тому же мы люди беспристрастные, не связанные с Асадом Махсумом личными враждебными отношениями... Мастер Али, видавший виды, опытный в житейских делах человек, первым начнет разговор и от имени народа предложит прекратить братоубийственную войну... Я же постараюсь воздействовать на него, призывать к миру словами священных писаний.
— Спасибо, глубокоуважаемый имам,— сердечно сказал Карим.— Вы совершенно верно поняли цель нашего похода. Сейчас мы пойдем, а утром сразу после завтрака тронемся в путь.
Но утром произошли события, задержавшие делегацию.
Когда взошло солнце, обещавшее ясный день, на фоне безоблачного голубого неба появился аэроплан. «Не худо было бы,— подумал Карим,— если бы с неба сбросили бомбу на лагерь Махсума и уничтожили бы его!..» Но никакой бомбы не сбросили, а с неба полетели на гору пачки разноцветных — белых, синих, красных — листовок. Такие же пачки были сброшены над кишлаком...
Дети и молодые красноармейцы бросились их поднимать и передавать Кариму.
Листовки были адресованы к обманутым воинам Асада Махсума. В обращении, написанном на таджикском и узбекском языках, говорилось, что хотя они заслуживают наказания, но, если сдадутся добровольно, революционное правительство помилует их...
Когда аэроплан исчез из виду, потонув в бездонном голубом небе, со стороны Байсуна прискакал отряд всадников во главе с председателем ЧК Аминовым. Карим ликовал. Он глубоко уважал товарища Аминова и встретил его с горячим радушием. Аминов отвечал ему тем же. Он приветливо поздоровался со всеми воинами отряда Карима, а позже провел особую беседу с командирами. Узнав о смелом плане Карима, он безоговорочно принял его.
— Но, — сказал он при этом,— не забывайте, что Асад очень хитрый и коварный человек. Он никогда не поверит, что получит снисхождение, если сдастся добровольно. Что же нужно сделать? Прежде всего, подготовить себе опору среди его же воинов.
— Это уже сделано, товарищ председатель,— сказал Карим.— Среди охраны Махсума — добрый десяток наших сторонников... Они по собственному желанию, добровольно связались с людьми из нашей охраны... Высказывают недовольство своей жизнью в отряде Махсума, хотели бежать к нам... Но мы их упросили еще какое-то время оставаться в отряде Махсума и помогать нам изнутри.
Они согласились.
— Отлично! — воскликнул Аминов.— Но для успеха нужны еще кое-какие меры. Вот я привез бумагу, подписанную членами правительства Бухары, с которой вы ознакомите Махсума. Там говорится, что если он безоговорочно сдастся, то будет помилован. А вы сейчас, поднимаясь в гору и проходя мимо постовых, попросите их не препятствовать вашим подняться в лагерь.
— К сожалению, это сделать невозможно, — с огорчением сказал Карим.— Кто знает, кто из наших сторонников будет, и будет ли хоть один, сегодня на посту.
— Вот как! — Аминов помолчал, задумался, потом улыбнулся, видимо вспомнив нечто приятное, и сказал: — Да, конечно, вы правы! Но на всякий случай знайте, что в лагере Махсума есть наши люди... К тому же мы пойдем вслед за вами, и все уладится...
— Простите,— недоуменно сказал Карим,—я не понимаю, как — за нами?..
— Ничего, ничего, поймешь. А пока вооружись белым флагом и иди с твоей делегацией... Я остаюсь здесь до вашего возвращения...
— Спасибо! — сказал Карим и ушел.
На улице его уже поджидали имам и кузнец Али.
Тем временем в маленьком домике на горе Ойша и ее мать обсуждали вчерашние события... Ойша сокрушалась о том, что Асад не попал в руки красных воинов из отряда Карима. Конечно, он послал на это опасное дело других, а сам остался в безопасности.
Сожалела Ойша и о том, что красные начали стрелять до того, как весь отряд Махсума спустился вниз... «Ах, как жаль, как жаль!» — повторяла она.
— Как бы этот волк в облике человека не придумал еще что-нибудь страшное — вот чего я боюсь! — озабоченно сказала Раджаб-биби.
— Что он может теперь сделать? — устало ответила Ойша.— Разве что кинуться с горы в пропасть. Единственную дорогу отсюда сторожат воины Карима. Самое большее, на что он может решиться,— это со всем отрядом броситься вниз, в атаку!
Раджаб-биби покачала головой:
— Нет, у него есть еще одна дорога, та, по которой доставляли продукты, снаряжение...
— К счастью, это теперь отпадает,— улыбнулась Ойша.— Воины Карима проследили за доставлявшими продукты, и теперь там расставлены посты красных. Мой любимый Карим-джан разобьет, даст бог, всю шайку Асада Махсума. Но доживем ли мы до этого сладкого мига? Кто знает!
— К чему такие мрачные мысли!
Непременно доживем!
От тяжелых переживаний, от недоедания Ойша очень похудела, со щек сошел румянец, кожа пожелтела... Искрившиеся некогда весельем, радостью глаза потускнели. И все же иногда в них загорались искорки, но это были искорки гнева и жажды мести за поломанную жизнь. Эти же чувства придавали ей силы преодолевать ощущение безнадежности. В такие минуты мечта повидать еще когда-нибудь Карима, поздравить его с победой не казалась ей такой же несбыточной, окрыляла ее. Чем сильнее презирала она себя, считая запятнанной, униженной, тем больше возвеличивала Карима. И снова надежда сменялась презрением. Нет, никогда не будет счастья! Чем заслужила она его — она, поддавшаяся обману? Да, ей довелось перенести много горя, много слез пролила она... Так и не дождалась она расцвета весны своей жизни!.. Но горе и закалило ее, она стала храброй, суровой, даже жестокой, иногда жажда мщения вытесняла все другие чувства из ее сердца. Совместная жизнь с Асадом Махсумом не могла не оказать на нее влияния: мягкая, добросердечная Ойша стала грубоватой, порой злой...
Все это замечал и понимал Махсум. Ему порой это даже нравилось, забавляло... Он играл с ней, как кошка с мышкой, радовался, наслаждался ее гневом и злостью. Она одна отвлекала его от мрачных мыслей о поражении. Ойша же ненавидела его все сильнее и яростнее.
— Мамочка,— спрашивала она с тоской,— неужели и на том свете женщина обречена быть вечно рядом со своим первым мужем? Неужели я и там не избавлюсь от этого проклятого?
— Не мучь себя, доченька,— утешала ее мать,— твоим первым мужем был Карим. Если богу неугодно было соединить вас на этом свете, то вы будете принадлежать друг другу на том. А у этого проклятого до тебя не одна жена была.
— Хорошо, что я умею стрелять из пистолета. Не знаю для чего, но этот изверг научил меня... Может быть, он еще пожалеет, что научил...— Ойша сверкнула глазами.— Пистолет всегда может пригодиться! Жаль, что у меня только один.
— Зачем тебе оружие, доченька? Что ты задумала? Отгони от себя злого духа и помолись: «Прости, боже, помилуй, боже». Играть револьверами — мужское дело!
— И женщина должна уметь стрелять. И даже из винтовки! — твердо сказала Ойша.
— Замолчи, замолчи, чтобы уши мои не слышали! Даст бог, и мы избавимся от тирана и без револьверов и винтовок! Нас спасет Карим.
Ойша молчала. Но про себя повторяла как заклинание: «Довольно, хватит сидеть сложа руки, полагаться лишь на судьбу... Надо действовать!»
— Какая сегодня хорошая погода! — сказала Раджаб-биби, отвлекая дочь от разговора о стрельбе.— Давно мы не видели такого яркого солнца. Пойдем посидим во дворе на солнышке.
— Да, мама,— согласилась Ойша, вздыхая.— А где этот изверг?
— Наверное, осматривает местность.
Но в эту же минуту дверь распахнулась и в комнату стремительно вошел Махсум. Мать и дочь переглянулись, как бы спрашивая: откуда взялся этот шайтан? А Махсум приветливо поздоровался, сказал, обращаясь к Раджаб-биби:
— Выйдите, полюбуйтесь прекрасной природой этих горных мест... Ведь скоро мы их покинем! Будем жить в городе.
Раджаб-биби молчала и не двигалась с места. Махсум повторил свою просьбу — выйти из комнаты, и Раджаб-биби вопросительно посмотрела на дочь.
— Идите, мама, подышите свежим воздухом Только платок повяжите потуже, сегодня прохладно.
— Хорошо, доченька, я пойду... Но буду поблизости...
Обмотав голову и плечи теплой шалью, старуха вышла. А Махсум запер дверь на засов.
Он был крайне раздражен вчерашним поражением. К тому же узнал, что Закирбай попал в руки красноармейцев и что секретная тропинка, по которой доставлялось продовольствие, раскрыта и там дежурят постовые красных. Единственный путь спасения на случай, если придется бежать, и тот потерян. Положение безвыходное! Теперь остается только сдаться, или умереть с голоду, или быть растерзанным своими же людьми! Да, земля тверда, а небо далеко!.. Как нарочно, именно сегодня с этого проклятого аэроплана были сброшены листовки. И воины уже успели прочитать их.
А там заманчивые обещания: правительство, мол, простит их и даст им свободу, если они сдадутся добровольно. Теперь невозможно будет удержать их. Скоро, скоро они поднимут мятеж, схватят его, свяжут крепкой веревкой, отнесут вниз и отдадут пленного на расправу врагам! Что же делать? Что же делать?
Сдаваться по своей доброй воле он ни в коем случае не будет!.. И умирать голодной смертью тоже не станет! А быть взятым в плен своими же воинами — разве не позорно? Лучше проявить мужество и погибнуть, как подобает мужчине, в бою! Есть тут еще у него преданные, верные люди, они не оставят его, пойдут с ним в атаку... Он будет, скорее всего, убит, но, может быть, прорвется и убежит...
Это единственный выход. Да, но бежать—это значит лишиться всего, чем он владеет: денег, жены, власти... Он уйдет, а жена его, дом достанутся ненавистному Кариму. Карим будет наслаждаться ее красотой, ласками... Воображение у Асада разыгралось... Ну нет, он собственными руками убьет ее, отправит на тот свет, постарается, чтобы это узнал Карим, и отправит его туда же. За ней!
С этой целью он и шел к Ойше. Но когда он услышал ее нежный голос, увидел ее большие печальные глаза, так пленившие его когда-то, его сердце, даже его ожесточенное сердце, потеплело... В эту минуту он вспомнил первые встречи с нею. Как он был очарован ее красотой! Он потерял покой, он сходил с ума... Да, эта поблекшая, печальная женщина была той самой красивой и гордой Ойшой, с которой связаны его воспоминания. Что знала тогда о жизни эта неопытная, чистая сердцем девушка? Весь мир сошелся тогда на нем одном, на его любви и нежности. Она ему верила.
И вот наступил час, когда тот самый, влюбленный и верный ей, Махсум пришел, чтобы своими руками убить свою любимую, свою милую Ойшу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37


А-П

П-Я