Однако Лукас категорически не соглашался с такой точкой зрения, он настаивал, что квайла думает и чувствует так же, как и любые другие разумные существа. Что касается Дэниэла Кинана, то он знал одно: как бы эти твари ни назывались, они — настоящие паразиты. Не имея возможности испытывать физические ощущения, квайла пользовалась чувствами тех, чьей тенью она становилась. В настоящий момент ее «хозяином» стал Грег Лукас, и квайла образовала с ним настолько прочную-психическую связь, что разорвать ее теперь могла лишь смерть самого Лукаса.
Впрочем, появились определенные доказательства того, что эта связь была не только психической. Во всяком случае, соединившись с квай-лой, Грег Лукас уже не терял и не набирал вес, сколько бы пищи он ни поглощал. Спал Лукас теперь значительно меньше, чем раньше, но зато засыпал настолько крепко, что разбудить его могли только звуки тревоги. Кинан вовсе не хотел подозревать квайлу в чем-то нехорошем, однако, оказавшись свидетелем всех метаморфоз, происшедших с Грегом, он уже просто ничего не мог с собой поделать.
~ Извини, мне очень жаль, — с несчастным видом произнес Кинан. — Не знаю, что на меня накатило. Ты меня напугал.
Было заметно, что Лукас ему не поверил, но в силу своей воспитанности, а может быть, просто по доброте душевной, ничего не сказал. Грег сделал над собой усилие, стараясь расслабиться, и произнес:
— Мне тоже очень жаль. Мне не следовало прикасаться к тебе без предупреждения. Но я часто
забываю о всех тех уроках самообороны, которые преподала тебе мать. Конечно, ты не можешь сразу избавиться от рефлексов, выработанных в детстве, — Лукас посмотрел в сторону и добавил: — Ладно, если позволишь, я пойду на мостик — надо провести предполетную проверку систем. Кайли решила, что мы стартуем, как только ты вернешься на борт.
Дэниэлу страшно хотелось загладить неловкость, только что возникшую между ними, и, чтобы не допустить ее превращения в широкую брешь, он попытался продолжить разговор.
— А я думал, мы до утра не улетим.
— Мы закончили погрузку час назад. Никому не хочется оставаться на станции, так что Кайли передвинула время старта.
— Хочешь, я тебе помогу? — спросил Кинан, когда Лукас двинулся по коридору. — Мне было бы приятно помочь.
— Да нет, спасибо. Кайли должна прийти на мостик сама. Кроме того, тебе нужно как следует отдохнуть — по графику именно ты заступишь первым на вахту, когда мы утром совершим прыжок, — с этими словами Лукас пошел дальше, а квайла поплыла следом.
Первым побуждением Кинана было догнать пилота, сказать ему что-нибудь еще, но он с удивлением обнаружил, что не может и шага ступить в том направлении. А когда, наконец, смог, ноги понесли его совсем в другую сторону — через большой зал в каюту, где он жил.
Уходя с корабля, Кинан оставил освещение включенным на минимальную мощность, и теперь едва смог различить в полумраке, где его кровать, а где стол. Он потянулся было к контрольной па-
нели, чтобы включить свет поярче, но внезапно опустил руку и прижался спиной к стене. Металл показался ему холодным как лед, но Кинан не сделал ни малейшей попытки отодвинуться. Вместо этого он с каким-то удивительным безразличием уставился на свое смутное отражение в зеркале ванной комнаты. Вовсе не было нужды включать свет, чтобы увидеть собственное лицо с вьющимися темными волосами, голубыми глазами и глубоко залегшими складками у рта. И при минимальном освещении видно, ка'к он похудел. Может быть, это было не так уж и плохо, потому что впервые в жизни Кинан чувствовал себя стройным и подтянутым.
Самое отвратительное заключалось в том, что он причинил боль Лукасу. Конечно, пилот попытался скрыть свою реакцию, но это ему плохо удалось.
Снова и снова Кинан спрашивал себя, почему он так поступил? Как бывшему врачу-психиатру, ему следовало бы протянуть Лукасу, которого он считал своим другом, руку помощи. Следовало сделать все возможное, чтобы помочь тому пройти через очень трудный период адаптации к новым условиям. А вместо этого он открыто отталкивает Грега от себя, и уже не в первый раз. Кинан боялся, что своими выходками нанес взаимоотношениям со вторым пилотом такой вред, что теперь уже вряд ли их можно будет улучшить.
В который раз Кинан поймал себя на мысли о том, что корабль придется покинуть. Командование Корпуса, а вернее чиновники, разумеется, на некоторое время задержат его, заставят прослушать кучу инструкций, а потом еще и подвергнут обследованию. Зато потом он будет свободен. Иногда Дэниэл чувствовал себя пленником или заключенным, хотя, чтобы получить свободу, надо было только принять решение освободиться.
Почему же он никак не мог решиться на этот последний шаг? Что мешало ему сделать единственно правильный в таком положении выбор? Почему, наконец, он оттолкнул от себя своего лучшего друга? Весь жизненный и профессиональный опыт подсказывал Кинану, что его поведение ненормально. Кинану требовалась помощь, но он продолжал жить, как жил, и один безрадостный день следовал за другим бесконечной чередой, которой не видно было конца.
Что же с ним случилось?
ГЛАВА 2
Сенсар Кейкайл Анэйра давно привык к тому, что студенты называют его просто «учитель».
— Учитель, я хочу заниматься у вас. Вы примете меня в состав своих учеников?
— Учитель, у меня есть вопрос.
— Учитель, к сожалению, я вынужден сообщить, что прекращаю свои занятия. У меня появились другие интересы.
Студенты приходили, некоторое время занимались, а потом покидали его. Многие казались смышлеными и сообразительными, но среди них не было подлинных исследователей. Сенсар уже не надеялся встретить хоть кого-нибудь, кто разделил бы его страсть к изучению инопланетных культур и цивилизаций.
Из поколения Сенсара только трое стали академиками. Два его ровесника посвятили себя биологическим исследованиям, надеясь отыскать средство для предотвращения грозящего их народу вымирания. А Сенсар, в отличие от них, занялся изучением истории своей планеты, так как был убежден, что ключ к спасению цивилизации можно найти именно в прошлом. Однако ни он, ни его коллеги так и не смогли ничего добиться. Более того, к своему удивлению, они обнаружили, что все остальные давно уже прекратили свои попытки найти путь к спасению планеты. Но жизнь продолжалась, а сидеть без дела Сенсар не привык. По природе и в силу образования он был учителем и ученым и поэтому, несмотря ни на что, учителем и ученым так и оставался.
Сенсар открыл дверь своей квартиры и переступил порог. В ту же секунду включилось освещение и раздался воркующий ласковый голос его комнаты:
— Добро пожаловать!
Однако учитель не обратил на приветствие внимания. Вместо этого он повернулся к гивишу, который спрыгнул со стены, чтобы встретить хозяина. Сенсар некоторое время гладил зверька, медленно успокаиваясь после напряженного дня, а затем освободился от объятий животного и сменил университетское платье на домашнюю одежду. Сенсар не отличался могучим телосложением, любой взрослый гантирец превосходил его ростом, поэтому обычно одежда свободно свисала с его плеч, но учитель не обращал на это внимания. Главное, чтобы одежда не мешала движениям. Она оставляла открытыми руки, ноги и щупальца, окутывавшие конечности. Чтобы привлечь внимание к своей невысокой фигуре и коже, разрисованной красивыми черно-белыми узорами, Сенсар мог, конечно, носить прозрачную одежду или костюмы с глубокими разрезами, но он не страдал излишним тщеславием. Прежде всего он был ученым. Моду и красоту он оставлял тем своим соплеменникам, которые любили выставлять напоказ собственную персону. А таких на планете проживало множество.
Зябко поежившись, Сенсар накинул капюшон на свою гладкую голову и направился через комнату в кухню — а вернее в тот уголок, где хранились кухонные принадлежности — намереваясь приготовить ужин.
Квартира Сенсара, так же, как и одежда, не блистала роскошью и, по сути дела, состояла из одной большой комнаты. «Студенческая квартира», — называли его жилище другие ученые университета, подсмеиваясь над аскетизмом коллеги. Но Сенсар не обращал внимания на насмешки. Как и простая одежда, скромная комната полностью отвечала его требованиям. Одну стену занимала кровать. В другой была встроена кухня. Вдоль третьей стены тянулась длинная полка, выполнявшая роль рабочего стола, а всю четвертую стену занимало огромное, от пола до потолка, окно, за которым несколько минут назад погас последний луч заходящего солнца. Внизу в городе уже зажигались огни. Теперь они будут сверкать пять-шесть часов, а затем один за другим погаснут, и тогда, незадолго до рассвета, огромный город исчезнет, словно невидимка. Если к тому времени Сенсар еще не уснет, то, взглянув на небо, он сможет увидеть звезды.
Сенсару всегда нравилось разглядывать ночное небо, еще и поэтому он так любил свою комнату. Когда другие удивлялись неприхотливости ученого, Сенсар только улыбался. У него было все, чего он хотел, и все, в чем нуждался. Все, кроме ученика, который смог бы продолжить работу, когда самого Сенсара уже не будет на свете. Впрочем, в этом он как раз не отличался от остальных ученых университета. Студентов становилось все меньше. Благодаря айтави скоро их вообще не останется.
Даже сейчас, спустя столетие, никто не мог до конца понять, каким образом этому враждебному биологическому виду удалось лишить народ Ган-Тира желания и возможности воспроизводить потомство. Периоды, когда женские особи сохраняли способность к размножению, становились все короче и
короче; женские организмы все хуже вырабатывали гормоны, стимулирующие сексуальную активность у мужских особей. С этим ничего нельзя было поделать. Изменения произошли где-то вне их тел. Ай-тави нарушили всю пищевую цепочку народа Ган-Тира. Пища, которую они ели, вода, которую они пили, были совсем другими, поэтому айтави так сильно отличались от представителей цивилизации, вымирающей теперь благодаря их вмешательству.
В первое время ученые Ган-Тира энергично работали над созданием лекарств, способных увеличить деторождаемость и повысить потенцию мужчин. Им удалось обнаружить несколько видов веществ, способствующих восстановлению разрушенных способностей, однако эти лекарства оказалось очень трудно синтезировать и практически невозможно производить в больших количествах.
Для производства препаратов расходовали ресурсы, которых хватило бы на жизнь целому поколению, а добиться удалось лишь замедления темпов вымирания. К этому времени особенно угрожающими стали уже не физические изменения населения, а социальные перемены, происшедшие в обществе Ган-Тира.
Когда женские особи обнаружили, что зачатие становится все более трудным делом, каждая беременность приобрела для них огромное значение. Они во все возрастающих дозах начали применять препараты, стимулировавшие привлекательность, заставляя самцов возбуждаться, часто вопреки желанию самих мужчин. И оказывалось, что подобное желание возникает все реже и реже. Таким образом, воспроизводство потомства превратилось в некоторое подобие соперничества между полами: женские особи старались любой ценой обеспечить сохранение и вы-
живание своего биологического вида, а мужские — изо всех сил боролись против попыток превратить их в простых производителей молодняка. Поначалу могло показаться, что в этой борьбе женщины одержат победу, так как сексуальные ограничения требуют такого самоконтроля, какого не могут достичь юные самцы. Не доверяя предостережениям взрослых, наименее терпеливые из них соглашались вступить в любовную связь. И раньше, чем они успевали сообразить, что же произошло, эти юные глупцы оказывались в сетях и не могли освободиться до тех пор, пока у женских особей не минует период деторождения. Не все становились отцами, но все-таки их находилось достаточно, чтобы обеспечить выживание населения Ган-Тира как биологического вида, по крайней мере на время.
Со временем даже такие радикальные средства перестали приносить результат. Несмотря на применение препаратов, женские особи все чаще оказывались неспособными зачать ребенка, и на протяжении многих лет на планете вообще не появлялись дети. Айтави погубили народ Ган-Тира.
За все века, минувшие с начала бедствий, враги ни разу не применили никакого оружия, не сделали ни единого залпа, однако продолжали убивать население так же верно, как если бы брали на прицел каждого гантирца. Большую часть своей сознательной жизни Сенсар пытался понять мотивы поведения айтави. Пришельцы исчезли вскоре после нанесения Ган-Тира смертельного удара, оставив после себя лишь несколько памятников материальной культуры да небольшое количество записей. Остались кое-какие физические структуры, но все наиболее важное из их наследия оказалось уничтоженным. Из разрозненных обрывков данных удалось выяснить слишком мало, хотя целые поколения ученых Ган-Тира пытались изо всех сил расшифровать информацию, содержавшуюся в документах. Сенсар тоже посвятил немало времени расшифровке, но он, видимо, станет последним, кто еще надеялся разгадать тайну. Никому из студентов не было дела до того, чем он занимался. Все они, скорее, просто испытывали к работе учителя легкий, быстро проходящий интерес.
Некоторые из ученых, бывших учеников Сен-сара, теперь работали в других областях и искали данные для собственных научных разработок. Никто не пытался всерьез разобраться с проблемой айтави.
Наспех поужинав, Сенсар остался сидеть за длинной стойкой, которую использовал вместо стола. Вновь, в который уже раз, он пожалел о своем одиночестве. Ах, если бы рядом был хоть кто-то, с кем Сенсар мог бы оттачивать свое остроумие и умение убеждать собеседника. Увы, никого рядом нет и теперь уже никогда не будет. Он оказался представителем последнего поколения. И когда прекратилось воспроизведение потомства, его народом овладело чувство обреченности, оказавшееся сродни предчувствию гибели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41