если девушка встречается с парнем, и притом давно, то ничего постыдного нет,— постучи она з калитку друга.
Сумерки уже прикрывали землю мягким голубым туманом, когда Зося перебежала железнодорожную насыпь. Невдалеке раздалась гулкая сирена приближающегося электровоза. Прогибаясь, задрожали промасленные шпалы, и, светясь золотыми квадратами окон, пронесся пассажирский состав. Длинно мелькнул перед глазами, как кусок кинопленки с щемяще-увлекатель-ным сюжетом. И так Зосе захотелось вдаль, за густо-синюю окоемку степи, что на миг дыхание перехватило, и еще бы чуть-чуть, и слезы навернулись на глаза, но Зося лишь усмехнулась, ощутив в себе маленькую слабость: эх, Зоська, Зоська, ты ведь не из тех глупых девчонок, которым мерещится счастье непременно за горизонтом, ты знаешь, что оно может быть совсем рядом.
Зося дерзко попела бронью н, с достоинством запрокинув голову с золотым локоном, вдоль высокой насыпи но вьющейся среди мелкой травы и щебня стежке пошагала навстречу густеющим сумеркам, из которых проклевывались далекие огоньки города.
Подойдя к дому, где обитал ее мятущийся неспокойный Васька, Зося остановилась в раздумье: постучать ей в калитку или, может, погреметь щеколдой? Уже крепко стемнело, однако на по-весеннему теплой улице еще царило оживление: звенели голоса бегающих, взбудораженных хмельным дыханием земли ребят, степенно сидели на лавочках у ворог говорливые, расчувствовавшиеся от вешней благодати старики.
На негромкий бряк щеколды калитка отворилась. Зося увидела маленькую, худенькую, будто сжавшуюся с боков женщину, поразительно похожую на большую добрую птицу: глаза круглые, темные на востреньком длинноносом лице. Русые с проседью волосы причесаны на прямой пробор. Она ничуть не удивилась, увидев Зосю. Лишь уголки губ ее дрогнули в робкой улыбке.
— А Василия нашего дома нет,— медленно, нараспев проговорила она, не сводя любопытно-сияющих глаз со своей, возможно, будущей пенсе тки.— По вы проходите, проходите,— засуетилась она, заметив, что Зося собирается уйти.— Придет он, вот-вот придет,— она мягкими, но сильными пальцами взяла Зосю за локоть и, не слушая ее сбивчивых объяснений: мол, пришла она на секунду, сейчас торопится, дела у нее,— ввела во двор и захлопнула калитку.
Из летней кухни с ведром побелки и кистью вышел Васькин отец. Ему было достаточно одного взгляда на засмущавшуюся девчонку, чтоб понять что к чему. Поставив ведро у стенки, круглый и какой-то весь домашний, в приплюснутой, надвинутой на лоб старой шляпе, он ходко двинулся навстречу гостье.
— Давайте знакомиться,— он протянул Зосе кисть правой руки.— Пока так, ввиду того, что руки грязноваты. Иван Егорович!
— Марья Михайловна! — и радостно и быстро выставила вперед острую ладонь мать.
Втроем они присели на лавочке под уже зелено за-лопушившейся вишней. Тихо вскрикнула над головой пестрая птица. Иван Егорович снизу вверх с прищуром покосился на осторожный звук, что-то хотел сказать, но только вздохнул.
— И где бы ему носиться об эту пору! — строго произнесла Марья Михайловна.
— Деловой,— тяжело вздохнул Иван Егорович и спиной откинулся на широкий ствол вишни.— Деловой,— повторил он и улыбнулся. И теперь было непонятно: одобряет он поведение сына или насмешничает над ним.
— Парень он у нас, конечно, развитый,— поддержала интересный разговор Марья Михайловна.— И не то что вон за забором у соседей — послушный.
— И деловой, и послушный,— продолжал улыбаться Иван Егорович,— просто не мальчик, а прелесть. А попроси его ведро воды из колонки принести, не допросишься. Некогда ему.
— И правильно,— вступилась за сына мать,— в институт ему надобно готовиться.
— Да ведь не он один готовится. А воду, посмотри, все носят.
— Тоже нашел, о чем говорить,— тотчас рассердилась Марья Михайловна и сильным, нервным движением поправила на затылке широкий костяной полумесяц расчески.— И у тебя руки не отвалятся принести.
— У меня-то да.
— Ну вот и помалкивай! — прикрикнула она, но, видимо, неожиданно почувствовав неловкость перед Зосей за свою грубоватость с отцом семейства, уже мягче, извиняющимся тоном добавила: — Рассказал бы о себе, об изобретениях.
— И вправду,— Зося попыталась найти точку опоры в этой ситуации,— расскажите, Иван Егорович, чем закончилась история с перепроизводством шламов. Вася мне говорил, что все уже шло к концу, одного лишь экскаватора, необходимого для разработки шламоп, не хватало.
— Если б только одного экскаватора,— хмуро буркнул Иван Егорович.— Еще два месяца назад, в конце января, он прибыл на завод и,— Иван Егорович, точь-в-точь как Васька, с раздраженно-независимым видом на вытянутую левую ногу запрокинул согнутую правую,— благополучно простоял на складе до марта. Сейчас наконец экскаватор смонтирован на месте для аварийного сброса шламов, но тут подошла очередь идти в отпуск экскаваторщику. И это не было бы бедой, можно и подождать немного, больше ждали. По упорно ходят слухи, что экскаватор будет переброшен па другой участок.
Иван Егорович замолчал, п под старой вишней залегла тягостная пауза. Женщины не решались прервать ее, интуитивно понимая, что объяснения расстроенного неудачами Ивана Егоровича еще не исчерпались. И он действительно, нервно крутнув подбородком, почему-то перешел на доверительный шепот, будто сообщал невесть какую тайну:
— Да что говорить!.. До сих пор к резервуару не проложена дорога, хотя разговоры о пей идут в течение нескольких месяцев.
Хлопнул себя растопыренной ладонью по коленке, заговорил обыденным топом:
- Словом, ответственные руководители завода, проявившие большую заинтересованность при экспериментальной стадии работ, утратили ее, когда дело дошло до практического внедрения. В частности, это касается начальника технического отдела, всеми любимого Де-мидовича.
— Ну и теперь как? — посочувствовала Зося.
— Да никак,— губы Ивана Егоровича сжались в жесткой улыбке.— До обкома дойду, а своего добьюсь.
— В этом я не сомневаюсь,— подобревшая Марья Михайловна достала из кармана жакета жмепьку жареных тыквенных семечек, протянула гостье.— Угощайтесь!
— Спасибо,— Зося не была любительницей лузгать семечки, но ради приличия не отказалась.
— Не о своих интересах пекусь,— сердито посмотрел на жену Иван Егорович, узревший насмешку в последних ее словах,— а о государственных. И не позволю, чтоб по чьей-то нерадивости или лености в отвалах пропадали миллионы рублей... А тебе б только позубоскалить... И Ваську сбиваешь с толку.
— Ну да ладно! — строго распахнула на него птичьи глаза Марья Михайловна.— Поглядите на него, расходился старик...
Ночь черной тучей окутала землю. По небу, будто монисто рассыпалось, заблестели звезды. Смолкли голоса на улице, поутих говор. Воздух, синий от света звезд, казалось, был наполнен покоем и умиротворенностью. Зося встала.
— Мне пора.
Ее не задерживали. Тут же вслед за ней поднялись с лавочки и хозяева. Марья Михайловна стряхнула с фартука белую лузгу, оправила жакет, сказала:
— Чтоб не страшно было, я провожу тебя. У нас темно на улице.
— Я не боюсь темноты,— улыбнулась Зося.
— Это пока неученая,— многозначительно, снизу вверх повела округлым подбородком Марья Михайловна.— Поучат — куста бояться будешь.
Ладошкой она не спеша отерла губы и, несмотря на слабые возражения Зоси: немаленькая, мол, сама дорогу найдет,— первой двинулась со двора. Иван Егорович проводил их за калитку, приглашая Зосю заходить к ним почаще, а Ваське, пообещал ей, он хвоста наломает, чтоб не шатался допоздна...
Зося пришла домой, разделась, легла в постель. В комнате было душно, еще не вынули из оком вторые рамы, которые вставлялись туда отцом на зиму, и Зося решила, что завтра же займется этим делом, да заодно и окна вымоет. Она повернулась на бок и, напрягая зрение, принялась вглядываться в ночное заоконье. Темень покрыла стекла седовато-синим налетом, сквозь который таинственно проступали узорчатые пятна ветвей.
У Зоси не то от духоты, не то от бессонного напряжения разболелась голова. Она встала и, набросив на плечи отцов китель, вышла во двор, села на пороге хаты и, туго обхватив колени руками, задумалась. Хорошие родители у Васьки, славные старички. Хотя отец и поругивает Ваську, однако чувствуется, что сына он обожает. Мать — добрая и смекалистая. А как мило
они встретили ее. Никакого удивления, никаких расспросов— кто такая, откуда, зачем. Постучалась к ним В дом —значит, надо, проходи, мы рады тебе.
Интересно, в кого удался Васька — в отца или в мать? Лицом он больше на мать похож, а жесты, разговор, деловитость — отца.
«Васька, зеленоглазый, бледнолицый, порывистый! Мой! Все-таки я люблю тебя! Вместе со всеми твоими слабостями и недостатками.
Сердце зашлось от нежности, даже стало невыносимо больно, и вмиг глаза увлажнились, Зося тихо засмеялась: что-то она рассентиментальничалась сегодня.
В мирозданье незримо кружилась земля под густой паутиной дорог. А над головой у нее висело темное, вылинявшее от древности небо и, казалось, было залатано красными нитками. Тяжело качал кроны жасмина ветер. Сквозь его ветви пробивался седой свет лупы. А на другом конце города в хате под сенью вишни живет Васька. Сейчас он спит, кучери разметались на подушке, может, видит се во сне и хмурится... Ну что ж, по-хмурься, если ты такой бестолковый.
«Васька пошел в родителей, он тоже славный. А я? В кого удалась? - Зося прижалась щекой к своим коленям, зябко повела плечом: из сала в открытую дверь хаты тянуло сыростью. Мать у меня внешне грубовата в обращении с людьми, это верно. По дай бог каждому иметь такую мать—честную, преданную, отзывчивую. Вон когда-то она и Ваську спасла по своей доброте, пожалела парня, когда он пьяный валялся у их ворот. Не догляди она, быть бы Ваське в лучшем случае калекой. Ведь какие морозы стояли о ту пору, крещенские!.. Отец, конечно, душой почерствее, но все-таки по-своему человек неплохой. Он, если бы заметил у своих ворот замерзающего парня, наверняка не прошел бы мимо, растолкал его, спровадил дальше по улице, но в хату к себе не пустил: мало ли пьянчужек шляется по ночам...
А какой отец работящий. Истинный трудяга! И на заводе ценят его за это. Он один из лучших машинистов в депо. И аккуратный. Его тепловоз всегда в порядке... Если позовут кого-нибудь подменить — будь то праздник или выходной,— всегда идет без отказа. Надо— значит, надо!..»
И Зося, осчастливленная сознанием, что ее родители тоже славные люди, по крайней мере не хуже других, пружинисто подхватилась на ноги и вошла в сонную духоту хаты...
Васька прибежал к ней на следующий день сразу после работы, весь распаренный, разлохмаченный, но бодрый. Пиджак нараспашку, влажный чуб лихо упал на лоб. Первый парень па деревне, а в деревне один дом!
Его победный вид не понравился Зосс. Видимо, вчерашний ее приход в гости Васька расценил как свою победу: мол, поняла, что виновата, вот и прискакала первой.
Что ж, придется осадить.
Но не ускользнула от ее пытливого взгляда и тревожная настороженность в Васькиных глазах. Он все-таки сомневался в своем успехе. Похоже, не бодрость это, а бодрячество. Ей стало обидно за Ваську, и она строго спросила:
— Что это ты мне спектакли устраиваешь? Не поздоровался, впрыгнул, как сумасшедший, в трамвай...
— Скажи, мы с тобой друзья? — вкрадчиво осведомился Васька.
— Да, друзья,—твердо произнесла Зося. Она подошла к комоду, достала иголку с ниткой и принялась пришивать крючок к юбке.— И я не скрываю ни от кого, что ты мне дороже всех.
— Но если я тебе друг, да еще и дорогой, как ты можешь гулять с моим врагом?
— Это кто же тебе-то враг? Аким? — Зося перекусила нитку, с насмешкой взглянула на Ваську.
— Ну кто же еще! — Глаза Васьки зло блеснули, на лице проступили пятна размытого румянца.
— Да брось ты! — отмахнулась она рукой.— Вбил себе в голову: враг, враг... Да если бы он хотел с тобой посчитаться, уже давно посчитался.
— А ты была бы рада! — тонко, с придыхом выкрикнул Васька.
Зося удивленно подняла на него большие синие глаза. Несколько секунд с печалью вглядывалась в него, стараясь проникнуть к нему в душу: ведь не чужая она! Что с тобой, Васька?
Но тот уже принял обиженный вид.
— Если еще раз увижу с ним, хотя бы рядом, все... Любви конец!
— Зачем ты пришел? — напрямую спросила Зося.— Что тебе нужно от меня?
— Ничего,— тихо сказал Васька. Под ее взглядом он как-то сник весь, сгорбился, как обесцвеченная стужей трава, торчавшая у завалинки. Ничего мне от тебя не надо.
Он повернулся и медленно пошел к калитке. Из будки, запертый на засов, вслед ему зарычал Джульбарс. Зося неопределенно пожала плечами, она не окликнула его, не позвала...
На неделе Васька взял отгул и с утра засол за учебники: приемные экзамены в институте Пыли не за горами, отец уже не раз укори ничто напоминал ему об этом, а в последние дни, крепко подогретый упреками матери на легкомысленное поведение Васьки, всерьез рассердился.
— Ты что, так и думаешь пурином прожить? — грозным шепотом вопрошал он, Всю жизнь быть на подхвате? Не надоело еще сварщикам планки придерживать?
— Сам знаю,- кипя шлеи Васька,- Как-нибудь разберусь, когда чем заниматься, Не маленький!
Последний довод он считал вполне убедительным. Но отец в ответ откровенно ухмыльнулся:
— Что не маленький, верно. Только под носом взошло, а в голове не посеяно.
Однако Васька еще до разговора с отцом и сам задумывался: если поступать в институт, пора понемногу готовиться. Хотя и спешить не стоит, математику, профилирующий предмет, я знаю неплохо, а литературу, английский, физику лучше повторить за месяц-два перед экзаменами. Так ненадежнее будет.
Васька до обеда усердно штудировал математику — все-таки на нее он решил обратить особое внимание, а потом, надев свежую рубашку и бархаткой до блеска начистив туфли, направился к профтехучилищу встречать Зосю.
День стоял светлый, по-весеннему синий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24