https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dushevye-systemy/so-smesitelem-i-izlivom/
Марксом, значительно расходилась с многочисленными отечественными исследованиями, проводившимися в советское время. Парадокс, однако, состоял в том, что отечественные обществоведы, изучая «подлинную коллективность» большей частью по фантому, созданному большевистскими идеологами, смогли восполнить пробелы, оставленные К. Марксом в анализе самоуправляемых социалистических общностей, которые в будущем должны были обеспечить устойчивое поступательное развитие гармоничной целостности индивидуального и общественного. В числе первых советских исследователей коллектива, из тех, кому принадлежит эта заслуга, в первую очередь следует назвать талантливого педагога-новатора А.С. Макаренко, серьёзно пополнившего научные представления о сущностных особенностях основной ячейки общества будущего.
Наряду с решением педагогических проблем, А.С. Макаренко совершенно чётко выделял ряд специфических признаков коллектива как целостного социального образования. Важнейший признак коллектива (он различает два вида коллектива - первичный (контактный) и общий), по Макаренко, - это не любая совместная деятельность, а совместная социально-позитивная деятельность во всякой сфере жизнедеятельности общества, отвечающая общественным потребностям. Образующее же начало коллектива - социально значимая цель, ради которой он организуется, на которую совместная деятельность направляется, вокруг которой формируется совокупность отношений, связей и взаимозависимостей. Формирование, функционирование и развитие коллектива как общности связано, таким образом, с достижением определённых, различных социально значимых целей, интегрированных в одно целое.
Для полной взаимокорреляции индивидуального и коллективного начала первичному коллективу, по мысли Макаренко, обязательно должны быть обрисованы «перспективные линии» его развития, разработана «диалектика требований», организованы «завтрашние радости». Успешное сочетание всех этих факторов создаёт внутри первичного коллектива атмосферу, которая позволяет соотносить цели индивида с целями его первичного коллектива и принимать перспективы общего коллектива как свои собственные. Связь индивида с общим коллективом была для Макаренко основным мерилом его индивидуальных качеств: «Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем человек красивее и выше».
Мысль о том, что «в простейшем определении коллективизм означает солидарность человека с обществом» проходит красной нитью во всех рассуждениях А.С. Макаренко. Коллективизм - сложная, синтетическая характеристика личности, включающая в себя желание и умение подчинить личные интересы общественным, соотносить личные цели с целями своего первичного коллектива, не замыкаясь на них (такое замыкание есть, по Макаренко, не коллективизм, а корпоративизм). Успех внутренних процессов, протекающих в контактном коллективе, может быть обеспечен лишь в том случае, когда нет рассогласования целей контактного коллектива и советского общества.
В месте сопряжения первичного коллектива с коллективом общим, талантливый советский теоретик, впрочем, начинает мыслить как типичный представитель своей эпохи, и впадает в откровенный мистицизм. Обстоятельно, с большим художественным мастерством рассуждая о том, каким должен быть механизм ответственности за реализацию централизованных плановых заданий в первичном коллективе, он ни слова не говорит о том, каким должен быть механизм ответственности за их формирование в коллективе общем, полагаясь в этом вопросе на «большевистский дух» и мудрость «Великого Кормчего».
Непоследовательности и мистицизму советского педагога есть объяснение. В начале 30-х годов часть теоретического наследия К. Маркса и В.И. Ленина подверглась выборке и соответствующей государственно-бюрократической интерпретации. Выше уже было отмечено, что в эту часть вошла и идея мировой революции как практической задачи. Макаренко, как и большинство остальных отечественных исследователей, предпочитал не подниматься до масштабов планетарной цивилизации, ограничивая свои размышления уровнем национального государства, стремящегося любыми средствами удовлетворить имперские амбиции.
Отмеченное обстоятельство, которое вполне можно охарактеризовать как идеологический обскурантизм, внесло существенные трудности в обозначение перспективы гармонизации общественных и личных интересов. Однако если отвлечься от идеологических клише и некоторого разнообразия терминологии, в массе научных и околонаучных идей отечественных исследователей, высказанных по поводу возможности формирования коллективистского общества, следует выделить, по крайней мере, две характеристики, фиксирующие позитивные отличия коллектива от социальных групп иного типа:
Во-первых, коллектив - это объединение людей, в котором межличностные отношения опосредуются общественно ценным и личностно значимым содержанием совместной деятельности. Как замечают по этому поводу Д.П. Кайдалов, Е.И. Суименко, «общественная ценность совместной деятельности без её личностной значимости подрывает целевое единство, сплочённость группы, приводит к тому, что К. Маркс и Ф. Энгельс называли «мнимой коллективностью», её «суррогатами». Личностная значимость совместной деятельности без её общественной ценности подрывает объективную функциональную основу группы (и тем самым свою собственную основу), приводя всё к тем же «суррогатам коллективности».
Во-вторых, подлинный коллектив - это наличие свободного, добровольного характера объединения, причём если такая добровольность не может задаваться внешними обстоятельствами, то она и не может быть стихийной. Как следует понимать столь двойственное положение?
С одной стороны, признавая трудовой коллектив в качестве целостного социального субъекта, нужно в самой полной мере признать и субъектность входящих в него индивидов, «для каждого из которых любой конечный продукт и любой конечный коллектив есть всего лишь выполнение одной из бесчисленных возможностей». В подлинном коллективе не может быть, скажем, формального запрета на свободную, несогласованную с кем бы то ни было, продажу акций. Корпорация не может быть названа коллективом, если работник удерживается на одном месте надбавкой за выслугу лет, корпоративным планом пенсионного накопления и прочими административными подачками, раздаваемыми в обмен на беспринципное и некритическое следование политике корпоративного руководства. Нелепо было бы называть коллективным акционерное предприятие, на котором допуск к статусным привилегиям обеспечивается, например, половой принадлежностью или правом наследования, родственным протекционизмом, клановостью, кумовством. Относить такие социальные группы к коллективам было бы ошибкой, поскольку они, говоря словами Г.С. Батищева, воспроизводят «тот действительно существующий особенный тип социальных связей, внутри которых человек только через свою сопринадлежность социальной группе и предопредёленность ею, только в качестве несамостоятельной части социально-органического целого приобщён к субъектным атрибутам как к достояниям не своих непосредственных отношений к другим, а только этого целого».
С другой стороны, члены коллектива внутренне формируют в себе ограничители стихийных побуждений, которые не позволяют им довольствоваться менее насыщенными социальными связями, чем те, что установились в коллективе. Таким образом, действия, направленные во вред коллективу (если это коллектив действительный, а не мнимый), пресекаются только из внутренней цельности индивидного (личностного) бытия. Для обозначения такой цельности может подойти понятие «Поле Личной Автономии (ПЛА)»: «Наличие ПЛА означает способность личности изменять собственные жизненные условия в соответствии со своими осознанными потребностями и одновременно - способность контролировать собственное поведение в соответствии с добровольно выбранными, твердыми принципами и нести всю полноту ответственности за свои действия». Наличие ограничителей, возникающих как определённые обязательства перед коллективом фиксирует и известная русская поговорка «делать не за страх, а за совесть».
Подлинный коллектив является для индивидов, добровольно входящих в него и так же добровольно в нём находящихся, системой активно построенных ими отношений на базе общей деятельности и общественной собственности на средства производства. Ещё раз следует акцентировать внимание на том, что под словом «общая» надо понимать деятельность, направленную на достижение общепланетарной, и даже вселенской, целостности, которая, очевидно, не может быть ограничена рамками отдельного, сколь угодно крупного, национального или территориального образования.
Пафос советских исследований трудовых коллективов как ячеек общества, проводившихся в советское время, заключался в подчёркивании совершенно особой природы тех реальных групп, которые возникали в различных звеньях экономики СССР. К сожалению, к коллективам эти группы не имели никакого отношения. Субъектность этих групп, равно как и субъектность входящих в их состав индивидов, была не более чем мифом. Однако японцам пришлась по нраву коллективистская мифология. Она вполне соответствовало их «самурайскому духу», нацеленному на жертвенное служение Японии. Выбрав теорию трудового коллектива идеологической основой своей системы целеполагания, японские менеджеры, так же как и большинство их «советских» коллег, предпочли удовольствоваться мифической отрешённостью от основных атрибутивных признаков подлинного коллектива.
Империалистическая трактовка коллектива, мифотворчество и разрушение рационального сознания «советских» трудящихся нисколько не смущали японских менеджеров. Они исходили из того, что все «завтрашние радости» и «перспективные линии» развития японских работников должны быть очерчены границами государства, осенённого авторитетом Императора - прямого наследника богини солнца Аматэрасу.
2.7 Технократический дух марксизма с общинно-патриархальным колоритом: система «Lean Production» как организационная основа «экономического чуда» Японии
Кроме пожизненного трудоустройства японский этап развития научного менеджмента охарактеризовался более широкими, чем в США и Европе, границами технократического влияния на развитие акционерных предприятий. Воплощением всевластия японской технократии стали «президентские советы (торишимари якукай), представлявшие прямую противоположность советам директоров западных компаний». «Президентский совет позволяет использовать важные стимулы, которые мало актуальны для западных топ-менеджеров. Японские менеджеры не несут ответственность за свои действия перед владельцами компании. Они обладают неограниченной властью, позволяющей им доводить до конца видение будущего организации без учёта и согласования с реальными собственниками». Несмотря на то, что Японию никто и никогда не относил к социалистическому лагерю, японские топ-менеджеры были ориентированы скорее на опыт управления советской плановой экономикой, чем на опыт своих западных покровителей.
Технократическое всевластие, основывающееся на плотной изоляции менеджмента от влияния частных собственников-акционеров, способствовало существенному избавлению японских менеджеров от своекорыстных устремлений и, в духе марксизма с японским колоритом, расценивалось как средство излечения национальной японской экономики как от эксплуатации, так и от мировых кризисов перепроизводства. Современный японский исследователь О. Ингиу, характеризуя взаимодействие японских менеджеров с акционерами и работниками, пишет: «японские менеджеры направляют свои усилия не столько на увеличение зарплат, сколько на расширение бизнеса. Технологическая комплементарность наёмных менеджеров не позволяет им вести войну за вознаграждение против мнимых собственников в союзе с «белыми и синими воротничками». Вместо этого они стремятся сгладить конфликты между трудом и управлением, чтобы повысить производительность». «В Японии, когда компания переживает временные экономические трудности, например снижение объёма продаж на 25%, существует жёстко установленный порядок вынужденных жертв. Сначала урезаются корпоративные дивиденды. Затем снижаются оклады и премии высшего менеджмента. Затем очередь доходит до менеджмента среднего звена. И наконец, рядовых сотрудников просят принять снижение оплаты или снижение объёма работы, вынужденно или добровольно. В США типичная фирма в аналогичных обстоятельствах, вероятно, поступит наоборот».
Левое движение (подпитываемое, по большей части, большевистской идеологией), пожизненный найм и технократическое всевластие наверняка не оказали бы столь плодотворного влияния на развитие научного менеджмента в Японии, если бы не были согласованы с многовековыми общинными традициями.
Япония - страна с общинно-патриархальным укладом хозяйствования. В основе японской культуры хозяйствования лежит земледельческая рисоводческая соседская община, члены которой научились придавать чрезмерно большое значение слаженности группового взаимодействия за счёт игнорирования индивидуальных интересов. Японцы вынуждены были подавлять в себе индивидуализм во избежание голодной смерти - рис необходимо высаживать, а потом убирать в кратчайшие сроки - в два-три дня, и в отсутствие современных высокопроизводительных комбайнов с этой задачей можно было справиться только при высочайшей организованности общины, доводящей индивида до готовности к самопожертвованию ради групповых целей. Японская община была шире, чем семья. Она представляла собой социальную группу, существовавшую на основе не только кровного родства, но и общего хозяйства, и пронизывала жизнь японцев вне их семей не менее глубоко, чем кровные узы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Наряду с решением педагогических проблем, А.С. Макаренко совершенно чётко выделял ряд специфических признаков коллектива как целостного социального образования. Важнейший признак коллектива (он различает два вида коллектива - первичный (контактный) и общий), по Макаренко, - это не любая совместная деятельность, а совместная социально-позитивная деятельность во всякой сфере жизнедеятельности общества, отвечающая общественным потребностям. Образующее же начало коллектива - социально значимая цель, ради которой он организуется, на которую совместная деятельность направляется, вокруг которой формируется совокупность отношений, связей и взаимозависимостей. Формирование, функционирование и развитие коллектива как общности связано, таким образом, с достижением определённых, различных социально значимых целей, интегрированных в одно целое.
Для полной взаимокорреляции индивидуального и коллективного начала первичному коллективу, по мысли Макаренко, обязательно должны быть обрисованы «перспективные линии» его развития, разработана «диалектика требований», организованы «завтрашние радости». Успешное сочетание всех этих факторов создаёт внутри первичного коллектива атмосферу, которая позволяет соотносить цели индивида с целями его первичного коллектива и принимать перспективы общего коллектива как свои собственные. Связь индивида с общим коллективом была для Макаренко основным мерилом его индивидуальных качеств: «Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем человек красивее и выше».
Мысль о том, что «в простейшем определении коллективизм означает солидарность человека с обществом» проходит красной нитью во всех рассуждениях А.С. Макаренко. Коллективизм - сложная, синтетическая характеристика личности, включающая в себя желание и умение подчинить личные интересы общественным, соотносить личные цели с целями своего первичного коллектива, не замыкаясь на них (такое замыкание есть, по Макаренко, не коллективизм, а корпоративизм). Успех внутренних процессов, протекающих в контактном коллективе, может быть обеспечен лишь в том случае, когда нет рассогласования целей контактного коллектива и советского общества.
В месте сопряжения первичного коллектива с коллективом общим, талантливый советский теоретик, впрочем, начинает мыслить как типичный представитель своей эпохи, и впадает в откровенный мистицизм. Обстоятельно, с большим художественным мастерством рассуждая о том, каким должен быть механизм ответственности за реализацию централизованных плановых заданий в первичном коллективе, он ни слова не говорит о том, каким должен быть механизм ответственности за их формирование в коллективе общем, полагаясь в этом вопросе на «большевистский дух» и мудрость «Великого Кормчего».
Непоследовательности и мистицизму советского педагога есть объяснение. В начале 30-х годов часть теоретического наследия К. Маркса и В.И. Ленина подверглась выборке и соответствующей государственно-бюрократической интерпретации. Выше уже было отмечено, что в эту часть вошла и идея мировой революции как практической задачи. Макаренко, как и большинство остальных отечественных исследователей, предпочитал не подниматься до масштабов планетарной цивилизации, ограничивая свои размышления уровнем национального государства, стремящегося любыми средствами удовлетворить имперские амбиции.
Отмеченное обстоятельство, которое вполне можно охарактеризовать как идеологический обскурантизм, внесло существенные трудности в обозначение перспективы гармонизации общественных и личных интересов. Однако если отвлечься от идеологических клише и некоторого разнообразия терминологии, в массе научных и околонаучных идей отечественных исследователей, высказанных по поводу возможности формирования коллективистского общества, следует выделить, по крайней мере, две характеристики, фиксирующие позитивные отличия коллектива от социальных групп иного типа:
Во-первых, коллектив - это объединение людей, в котором межличностные отношения опосредуются общественно ценным и личностно значимым содержанием совместной деятельности. Как замечают по этому поводу Д.П. Кайдалов, Е.И. Суименко, «общественная ценность совместной деятельности без её личностной значимости подрывает целевое единство, сплочённость группы, приводит к тому, что К. Маркс и Ф. Энгельс называли «мнимой коллективностью», её «суррогатами». Личностная значимость совместной деятельности без её общественной ценности подрывает объективную функциональную основу группы (и тем самым свою собственную основу), приводя всё к тем же «суррогатам коллективности».
Во-вторых, подлинный коллектив - это наличие свободного, добровольного характера объединения, причём если такая добровольность не может задаваться внешними обстоятельствами, то она и не может быть стихийной. Как следует понимать столь двойственное положение?
С одной стороны, признавая трудовой коллектив в качестве целостного социального субъекта, нужно в самой полной мере признать и субъектность входящих в него индивидов, «для каждого из которых любой конечный продукт и любой конечный коллектив есть всего лишь выполнение одной из бесчисленных возможностей». В подлинном коллективе не может быть, скажем, формального запрета на свободную, несогласованную с кем бы то ни было, продажу акций. Корпорация не может быть названа коллективом, если работник удерживается на одном месте надбавкой за выслугу лет, корпоративным планом пенсионного накопления и прочими административными подачками, раздаваемыми в обмен на беспринципное и некритическое следование политике корпоративного руководства. Нелепо было бы называть коллективным акционерное предприятие, на котором допуск к статусным привилегиям обеспечивается, например, половой принадлежностью или правом наследования, родственным протекционизмом, клановостью, кумовством. Относить такие социальные группы к коллективам было бы ошибкой, поскольку они, говоря словами Г.С. Батищева, воспроизводят «тот действительно существующий особенный тип социальных связей, внутри которых человек только через свою сопринадлежность социальной группе и предопредёленность ею, только в качестве несамостоятельной части социально-органического целого приобщён к субъектным атрибутам как к достояниям не своих непосредственных отношений к другим, а только этого целого».
С другой стороны, члены коллектива внутренне формируют в себе ограничители стихийных побуждений, которые не позволяют им довольствоваться менее насыщенными социальными связями, чем те, что установились в коллективе. Таким образом, действия, направленные во вред коллективу (если это коллектив действительный, а не мнимый), пресекаются только из внутренней цельности индивидного (личностного) бытия. Для обозначения такой цельности может подойти понятие «Поле Личной Автономии (ПЛА)»: «Наличие ПЛА означает способность личности изменять собственные жизненные условия в соответствии со своими осознанными потребностями и одновременно - способность контролировать собственное поведение в соответствии с добровольно выбранными, твердыми принципами и нести всю полноту ответственности за свои действия». Наличие ограничителей, возникающих как определённые обязательства перед коллективом фиксирует и известная русская поговорка «делать не за страх, а за совесть».
Подлинный коллектив является для индивидов, добровольно входящих в него и так же добровольно в нём находящихся, системой активно построенных ими отношений на базе общей деятельности и общественной собственности на средства производства. Ещё раз следует акцентировать внимание на том, что под словом «общая» надо понимать деятельность, направленную на достижение общепланетарной, и даже вселенской, целостности, которая, очевидно, не может быть ограничена рамками отдельного, сколь угодно крупного, национального или территориального образования.
Пафос советских исследований трудовых коллективов как ячеек общества, проводившихся в советское время, заключался в подчёркивании совершенно особой природы тех реальных групп, которые возникали в различных звеньях экономики СССР. К сожалению, к коллективам эти группы не имели никакого отношения. Субъектность этих групп, равно как и субъектность входящих в их состав индивидов, была не более чем мифом. Однако японцам пришлась по нраву коллективистская мифология. Она вполне соответствовало их «самурайскому духу», нацеленному на жертвенное служение Японии. Выбрав теорию трудового коллектива идеологической основой своей системы целеполагания, японские менеджеры, так же как и большинство их «советских» коллег, предпочли удовольствоваться мифической отрешённостью от основных атрибутивных признаков подлинного коллектива.
Империалистическая трактовка коллектива, мифотворчество и разрушение рационального сознания «советских» трудящихся нисколько не смущали японских менеджеров. Они исходили из того, что все «завтрашние радости» и «перспективные линии» развития японских работников должны быть очерчены границами государства, осенённого авторитетом Императора - прямого наследника богини солнца Аматэрасу.
2.7 Технократический дух марксизма с общинно-патриархальным колоритом: система «Lean Production» как организационная основа «экономического чуда» Японии
Кроме пожизненного трудоустройства японский этап развития научного менеджмента охарактеризовался более широкими, чем в США и Европе, границами технократического влияния на развитие акционерных предприятий. Воплощением всевластия японской технократии стали «президентские советы (торишимари якукай), представлявшие прямую противоположность советам директоров западных компаний». «Президентский совет позволяет использовать важные стимулы, которые мало актуальны для западных топ-менеджеров. Японские менеджеры не несут ответственность за свои действия перед владельцами компании. Они обладают неограниченной властью, позволяющей им доводить до конца видение будущего организации без учёта и согласования с реальными собственниками». Несмотря на то, что Японию никто и никогда не относил к социалистическому лагерю, японские топ-менеджеры были ориентированы скорее на опыт управления советской плановой экономикой, чем на опыт своих западных покровителей.
Технократическое всевластие, основывающееся на плотной изоляции менеджмента от влияния частных собственников-акционеров, способствовало существенному избавлению японских менеджеров от своекорыстных устремлений и, в духе марксизма с японским колоритом, расценивалось как средство излечения национальной японской экономики как от эксплуатации, так и от мировых кризисов перепроизводства. Современный японский исследователь О. Ингиу, характеризуя взаимодействие японских менеджеров с акционерами и работниками, пишет: «японские менеджеры направляют свои усилия не столько на увеличение зарплат, сколько на расширение бизнеса. Технологическая комплементарность наёмных менеджеров не позволяет им вести войну за вознаграждение против мнимых собственников в союзе с «белыми и синими воротничками». Вместо этого они стремятся сгладить конфликты между трудом и управлением, чтобы повысить производительность». «В Японии, когда компания переживает временные экономические трудности, например снижение объёма продаж на 25%, существует жёстко установленный порядок вынужденных жертв. Сначала урезаются корпоративные дивиденды. Затем снижаются оклады и премии высшего менеджмента. Затем очередь доходит до менеджмента среднего звена. И наконец, рядовых сотрудников просят принять снижение оплаты или снижение объёма работы, вынужденно или добровольно. В США типичная фирма в аналогичных обстоятельствах, вероятно, поступит наоборот».
Левое движение (подпитываемое, по большей части, большевистской идеологией), пожизненный найм и технократическое всевластие наверняка не оказали бы столь плодотворного влияния на развитие научного менеджмента в Японии, если бы не были согласованы с многовековыми общинными традициями.
Япония - страна с общинно-патриархальным укладом хозяйствования. В основе японской культуры хозяйствования лежит земледельческая рисоводческая соседская община, члены которой научились придавать чрезмерно большое значение слаженности группового взаимодействия за счёт игнорирования индивидуальных интересов. Японцы вынуждены были подавлять в себе индивидуализм во избежание голодной смерти - рис необходимо высаживать, а потом убирать в кратчайшие сроки - в два-три дня, и в отсутствие современных высокопроизводительных комбайнов с этой задачей можно было справиться только при высочайшей организованности общины, доводящей индивида до готовности к самопожертвованию ради групповых целей. Японская община была шире, чем семья. Она представляла собой социальную группу, существовавшую на основе не только кровного родства, но и общего хозяйства, и пронизывала жизнь японцев вне их семей не менее глубоко, чем кровные узы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38