Картер с неуверенной улыбкой обернулся. Он ждал, когда Эзра заметит, что он сделал. Он уже потерял всякую уверенность в том, что поступил правильно.
Эзра остановился и обвел взглядом стену.
– Что вы сделали? – хриплым шепотом спросил он.
– Я хотел помочь, – ответил Картер.
Послышался негромкий гул – будто заработал и начал набирать обороты генератор. Обернувшись, Картер увидел, что листки ацетатной ткани задрожали, как от легкого ветерка. Их края начали таять, а фрагменты свитка начали соединяться между собой и наконец слились воедино, без пробелов и швов. От свитка вдруг начало исходить еле заметное сиреневое свечение.
А ветер становился все сильнее, все теплее, он начал кружить по комнате.
Эзра выронил поднос, чашки и тарелки попадали на пол. Хлопнула дверь, ведущая в спальню. Эзра бросился в гардеробную.
«Что он задумал?» – гадал Картер.
Листки ацетатной ткани трепетали на ветру, некоторые из них оторвались и улетели.
Эзра выбежал из гардеробной, что-то держа в руках. Предмет был похож на старый термос для мороженого. Озаренный сиреневым светом, он попытался дрожащими руками открутить крышку.
– Эзра, что происходит? – прокричал Картер.
Но Эзра не отвечал, он швырнул в сторону крышку термоса, запустил в него руку и намазал лоб Картера чем-то вроде сырой земли.
– Что вы делаете?
Тут Эзра намазал лоб себе. Картеру показалось, что в термосе у Эзры что-то вроде красной глины.
– Это святая земля, – прокричал в ответ Эзра, – из-под «Купола на Скале»!
Картер озадаченно покачал головой.
– Там захоронен Ковчег Завета!
Картер так ничего и не понял. Разве Эзра сам только что не говорил, что от ветхозаветных преданий никакого толка и что все, описанное в Библии, случилось намного позже всего того, с чем им приходится иметь дело сейчас?
– Эта земля должна защитить нас?
Эзра, глядя на летающие по комнате листки ацетатной ткани, кивнул.
– От чего?
Словно в ответ на свой вопрос, Картер услышал звук, какого никогда раньше в своей жизни не слышал и, как он надеялся, больше не услышит. Началось с негромкого стона, похожего на вой ветра под крышей старого большого дома, но очень скоро вой стал таким пронзительным, что Картер невольно зажал уши руками. Но звук вибрировал под ногами и звучал в голове.
Он подбежал к двери и попытался открыть ее, но она не поддавалась. Горячий ветер все быстрее кружил по комнате и срывал со стены последние листки ацетатной ткани. Вихрь закручивался в неровную спираль, сиреневый свет постепенно превращался в лиловый.
Оставался только один выход. Картер бросился к балконной двери.
– Нет! – воскликнул Эзра. Ему тоже было страшно, но еще сильнее он боялся потерять свой драгоценный свиток. – Не надо!
Но балконные двери не желали открываться. Картер лихорадочно дергал за ручки, давил плечом на раму.
Эзра схватил его за руку и попытался помешать ему.
– Мы не можем! – крикнул он.
– Мы должны!
Картер оттолкнул его и в отчаянии обвел взглядом комнату.
Шум у него в голове стал оглушительным. Теперь звук больше походил на вой, на протяжный злобный вопль тысячи тысяч голосов, кричащих на разных языках. Это был горестный вой всего мира и всех времен.
Эзра не выдержал. Он упал на колени, зажмурился и зажал уши ладонями.
Картер понял: если это не прекратится, у него взорвется голова.
На старом ящике для игрушек Эзра разместил свои инструменты. Этот ящик… может быть, что-то получится. Картер смахнул инструменты на пол и поднял ящик с пола. Держа его перед собой, как таран, он бросился к балконным дверям. Стекла разбились, на пол со звоном посыпались осколки, но двери так и не открылись.
Картер слышал крики всех родившихся на свет младенцев, предсмертные хрипы всех душ, покидающих мир, стоны всех убиваемых и искалеченных живых существ.
Он отбежал назад и снова помчался с ящиком к дверям. На этот раз ему сопутствовал успех. Двери распахнулись. Ящик для игрушек упал на каменный пол балкона, Картер перелетел через него и рухнул на спину.
Он увидел звездное ночное небо. А потом увидел, как несомый порывом сухого и жаркого, словно бы пустынного, ветра свиток завертелся в воздухе. Он был похож на живое существо. Он парил над Картером как длинная, светящаяся лиловым светом змея. Но вот налетел новый порыв ветра и унес свиток за край балкона.
Картер с трудом поднялся на ноги. Эзра, пошатываясь, вышел на балкон через разбитые двери.
У них на глазах свиток, будто парящая чайка, подхваченная восходящими потоками воздуха, то падал, то взмывал ввысь. Он улетал все дальше и дальше, перелетел через Ист-Ривер. Мало-помалу лиловое свечение угасло, потерялось среди огней города, пропало в ночном мраке.
Картер, у которого до сих пор звенело в ушах, посмотрел на Эзру. Тот вцепился руками в перила балюстрады и все еще искал взглядом свиток. Картер услышал, как он что-то еле слышно бормочет.
– Что вы сказали? – спросил Картер.
Даже собственный голос он услышал словно издалека.
Эзра замолчал, а потом повторил:
– Он был моим.
Картер посмотрел на ночной город внизу, на небо.
– В этом я совсем не уверен, – проговорил он и глубоко вдохнул прохладный воздух.
Шум в ушах постепенно стихал, и ему показалось, что он слышит, как в церкви за рекой надрывно звонит колокол.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Бет весь день занималась только тем, что гасила, так сказать, огонь в горячих точках. Извинилась перед миссис Уинстон за то, что ей не было прислано приглашение, помогла представителю фирмы, которую наняли для устройства банкета, получить необходимое разрешение, высвободила место, где могли бы переодеться официанты, втиснула второго швейцара в униформу, которая была ему безнадежно мала.
И вот наконец ежегодная праздничная вечеринка в Галерее Рейли была в разгаре. На полу стояли вазы со свежими цветами, официанты в белых пиджаках ходили по залу с серебряными подносами и подавали гостям французское шампанское «Дом Периньон» и белужью икру. Струнный квартет из Джульярда разместился на верхнем ярусе и играл Вивальди. Как обычно, здесь собрались все нью-йоркские коллекционеры произведений искусства.
Ричард Рейли расхаживал в темно-бордовом смокинге с золотой ленточкой на лацкане. Эту ленточку он выдавал за какой-то почетный знак, врученный ему правительством Франции, но Бет знала, что этот смокинг вместе с ленточкой куплен на распродаже в Саутгемптоне. Рейли ловко лавировал между гостями, заботился о том, чтобы их бокалы с шампанским были всегда полны, а сами они веселы, и самое главное – чтобы они замечали важные новинки, недавно украсившие стены галереи. Среди этих новинок были Фрагонар и Грёз.
Бет изо всех сил старалась держать марку, но это было нелегко. Картер вернулся домой на рассвете, и у них не было возможности поговорить: ей нужно было спешить на работу. А самое главное, у нее было очень тяжело на сердце после известия о смерти Руссо. Она пыталась думать, что так было лучше, учитывая, какие ужасные ожоги он получил… но все равно, такая трагедия, просто страшно себе представить…
И в довершение всего этого Бет уже несколько дней плохо себя чувствовала. Она очень огорчилась, когда, принимая утром ванну, обнаружила небольшое кровотечение, хотя до месячных еще было далеко. «Что это может значить?» – испуганно думала Бет. Больше всего ей сейчас хотелось лечь. Она была в лаковых черных туфлях на шпильках – Рейли настоял на этом – и мечтала о том, чтобы вечеринка поскорее закончилась.
– Бет, посмотрите, кто пришел! – услышала она голос Рейли и, конечно же, увидела Брэдли Хойта.
Его светлые волосы, стриженные «ежиком», блестели под светом люстры. Он пробирался к Бет. С одной стороны, ей только его и не хватало, но с другой – он почти наверняка попытается завладеть ее вниманием, и тогда ей не нужно будет через силу общаться с остальными гостями.
– Вы выглядите сногсшибательно, – сказал Хойт, взяв Бет за руку.
– Она – прекрасное видение, – мурлыкнул Рейли, встав за спиной у Хойта, – достойное кисти Фрагонара.
«Очень тонкий намек», – подумала Бет.
– Даже не вздумайте уходить, пока я вам не покажу парочку новых вещей, – заявил Рейли, взял с подноса у проходящего мимо официанта два бокала, наполненных шампанским, и протянул их Хойту и Бет.
Как только он ушел, Хойт наклонился к Бет и спросил:
– Он хоть когда-нибудь отдыхает от работы?
– Насколько мне известно, нет.
Несколько минут они говорили о скачках котировок на бирже, о последнем плане обновлений в центре. Другие гости ходили мимо них. Хотя Хойт был обладателем несметного количества денег, о других «денежных мешках» Нью-Йорка он почти ничего не знал, и Бет было даже немного приятно поработать с его «Бедекером». Она рассказывала ему, кто есть кто, давно ли эти люди разбогатели, от каких коррумпированных предприятий получен капитал (за годы работы с воротилами бизнеса Бет успела понять мудрость высказывания Бальзака о том, что за каждым большим капиталом кроется преступление), а Хойт все это слушал… и не отрывал от нее глаз.
– Женщина в темно-синем платье от «Шанель» – миссис Реджинальд Кларк. Деньги нажила на мошенничестве с акциями железнодорожных компаний во времена баронов-грабителей. А женщина, с которой она разговаривает (с бриллиантовым колье), – это Элис Лонгстрит. Глава брокерской фирмы, которой сейчас предъявлен судебный иск.
Хойт рассмеялся.
– Готов побиться об заклад, вы и меня считаете жуликом!
Бет сделала глоток шампанского и тут же пожалела об этом: ее и без того подташнивало.
– Ну ведь вы не станете этого отрицать? – не отступался Хойт.
– Уверена, вы совершенно чисты, – улыбнулась Бет и была готова продолжать, как вдруг заметила у парадной двери нового гостя.
Около него хлопотала Эмма, ассистентка Рейли. Высокий блондин в маленьких круглых темных очках, которые он никогда не снимал. Бет пробежалась глазами по залу. Рейли, конечно, тоже заметил появление Ариуса. Бет знала, что его имя значится в списке гостей, но приглашение ему не посылали, поскольку его адрес не был известен. И все же он каким-то образом узнал о сегодняшней вечеринке. И он знал, как его тут примут.
Бет наблюдала за Ариусом со все возрастающим страхом. Она увидела, как к двери поспешил Рейли. Широко улыбаясь, он протянул Ариусу обе руки. Когда был шанс что-то продать…
– Что-то не так? – осведомился Хойт, пытаясь понять, на кого смотрит Бет.
– Просто мне кое-что пришло в голову.
– Что?
– Я вспомнила об одном рисунке. Думаю, вам стоит на него взглянуть.
– Сейчас? – удивился Хойт. – А как же вечеринка? Разве вам не положено отдыхать?
– Рисунок наверху, в частной галерее.
Хойт заметно обрадовался. А у Бет не было времени его разубеждать.
Она взяла его под руку и быстро повела к служебному лифту. Так они могли исчезнуть из зала более незаметно, чем если бы стали подниматься по лестнице. Войдя в кабину, Бет повернула ключ. Двери стали медленно закрываться. К ее облегчению, Ариуса поблизости не оказалось.
Но наверху у Бет возникла новая проблема – ей нужно было отыскать рисунок, которого Хойт еще не видел, потом ей пришло в голову, что он почти наверняка не помнит трех четвертей из того, что она ему уже показывала. Она выдвинула верхний ящик стола, в котором хранились рисунки, и не глядя достала первый попавшийся.
– У вас руки дрожат, – сказал Хойт.
– Просто тут лежат новые поступления…
Хойт накрыл ее руку своей и сказал:
– У вас тут всегда новые поступления. Вы уверены, что дело только в этом?
– Нет, – призналась Бет. – Дело действительно не только в этом.
Губы Хойта расплылись в усмешке. Сейчас она признается в том, что он неотразим. Давно пора.
– Мне не хотелось, чтобы меня увидел один из гостей.
Хойт мгновенно перестал улыбаться.
– Так вы из-за этого меня сюда затащили?
– Боюсь, что так, – кивнула Бет.
Хойт словно бы задумался над этим и, немного помолчав, сказал:
– Нет проблем. Я стерплю и это.
– На самом деле, – призналась Бет, – я хочу попросить вас еще об одном одолжении.
Хойт ждал. Он не желал расставаться с надеждой.
– Мне нужно выйти из галереи, но я не хочу, чтобы меня заметил Рейли, и не хочу, чтобы тот человек узнал, что я ушла.
– Моя машина у входа. Мы можем быстро умчаться отсюда.
– Я не это имею в виду. Мне нужно, чтобы вы побыли здесь еще несколько минут и прикрыли меня, если кто-то обо мне спросит.
Это было вовсе не то, на что надеялся Хойт, но он подумал, что если Бет будет у него в долгу, то, быть может, отплатит за это потом. Отчасти он добился такого успеха в жизни потому, что знал, когда нужно оказывать любезность, а когда требовать платы за нее. Сделать то, о чем его сейчас просила Бет, можно было считать скромной инвестицией в ожидании немалой прибыли.
– Идите, – сказал Хойт. – Моя машина у входа, черный «бентли»… Скажите Джеку, что я распорядился отвезти вас, куда пожелаете, а потом пусть вернется сюда за мной.
Никогда до этого момента Хойт так не нравился Бет. На прощание она даже чмокнула его в щеку, хотя и понимала, что это не самый подходящий способ благодарности.
– Прежде чем вы уйдете, у меня к вам еще один вопрос, – сказал Хойт. – Поскольку я должен подумать о том, чтобы купить это, – он указал на рисунок, оставленный Бет на столе, – можно поинтересоваться, что это такое?
Бет вынуждена была вернуться к столу и перевернуть рисунок нужной стороной вверх, и только тогда она увидела, что именно вынула из ящика.
Это была гравюра девятнадцатого века, изображающая падшего ангела с крыльями как у летучей мыши. Ангел падал с ночного неба к пелене клубящихся туч. Эта гравюра была частью французской коллекции, вместе с Фрагонаром и Грёзом.
– Это гравюра Гюстава Доре из серии иллюстраций к «Потерянному раю», – сказала Бет. – Падший ангел, изгнанный с небес.
Хойт кивнул. Похоже, эти сведения его удовлетворили.
Бет повернулась, чтобы уйти. Мурашки побежали у нее по спине. Казалось, этот рисунок лежал в ящике не просто так. Он словно ждал, что она откроет ящик и достанет его. Тем больше у нее стало причин как можно скорее покинуть галерею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47