Собеседник хотел меня шокировать, и ему это удалось. Я задумалась о той тонкой грани, что проходит между видимостью и правдой, о том, как легко ее не заметить.
– Мне очень жаль.
– Вы замужем?
– Не знаю. Я в подвешенном состоянии. Мой муж ушел от меня к молодой женщине; но по крайней мере об этом не кричали все газеты.
В его темных глазах вспыхнул интерес.
– Ага, теперь понятно, почему Нил…
Я посмотрела в его измученное, усталое лицо, и прониклась сочувствием.
– Нил – министр, он женат и амбициозен. Чарлз Мэддер прекрасно меня понял. Он улыбнулся, и я поняла, что некогда он был привлекательным мужчиной.
– Как и я когда-то. Как и я.
* * *
Мне позвонила сотрудница Хэла.
– Не возражаете, если я дам ваш телефон Хэлу Торну? Он очень настаивает, и я решила сначала спросить у вас.
По ее тону было понятно, что только ненормальная упустила бы такую возможность.
– Вполне в духе Хэла. Ее тон изменился:
– А, так вы его знаете.
Я выглянула в окно. Лето близилось к концу. Вечера стали прохладнее, темнее. Сад утратил воздушно-белую невинность и расцвел оранжевым, красным и ярко-синим: цветами осени.
– Да, можете дать Хэлу мой номер, – медленно проговорила я.
Я решила испечь пирог для мистера Сирса. Я давно этим не занималась и мучилась, выстилая форму противопригарной бумагой.
Когда я принесла соседу результат своих трудов, он слушал футбольный матч. Как обычно, я отправилась на кухню разрезать пирог и кипятить чаи.
Мистер Сирс осмотрел мою стряпню.
– Вижу, вам уже лучше.
Я протянула ему кусок.
– Выпейте чаю. Завтра приготовлю вам лазанью.
Мистер Сирс жадно жевал торт.
– Не люблю эту иностранную гадость. Я знала, во что он играет.
– Могу вообще ничего не приносить.
– Но мне нравится, как вы готовите.
– Тогда ладно.
Мы выпили чай как друзья. Мистер Сирс отрезал второй кусок пирога.
– Что вы посадите на могиле Петрушки?
Мы долго обсуждали, какие цветы ей понравились бы. Нарциссы слишком официальны, цикламен слишком невзрачен, розы не уродятся. Наконец мы решили посадить еще один куст чемерицы; я сходила домой и принесла книги по садоводству, чтобы показать мистеру Сирсу картинки. Он указал на белый цветок с пурпурными крапинками.
– Вот это Петрушка, – сказал он. Старик вставил палец с желтым ногтем в рот и поковырялся в зубах.
– Еще бы, – пробормотал он, – теперь, когда у вас нет мужа, у вас появится больше времени, чтобы заходить ко мне.
Когда я вернулась, на автоответчике меня ждало сообщение от Хэла. «Жалко, что не застал тебя. Уезжаю в рекламный тур в Штаты. Позвоню, когда вернусь домой. Роуз… я был рад, очень рад тебя увидеть».
В ту ночь мне снились живые, неестественно яркие сны. Я складывала чистую одежду на кухне – маленькие брючки, крошечный розовый джемпер, носочки размером с грибы. Мне так нравилось разглаживать их, нравился чистый запах крахмала. И все же моей одежды там не было. Гора вещей уже нависала надо мной, и мне было очень трудно поднять корзинку. Я почувствовала, как она выскальзывает из рук.
Проснувшись, я была почти уверена, что чувствую мягкое, теплое тельце Петрушки, что спит рядом со мной.
В конце месяца Ви прислала пару книг на рецензию. Поскольку мои финансы были ограниченны, я обрадовалась.
Первой из книг была автобиография актера, который перед выходом на сцену получал инструкции от Бога. («Вот счастливчик, – фыркнула Ви. – По крайней мере он знает, что к чему».) Второй – пособие на тему «как развестись по-хорошему». «Крайний срок 31 сентября, – написала Ви. – Ни минутой позже». Я как раз заканчивала обе рецензии, когда услышала, как распахнулась входная дверь и на пол упала сумка.
– Мам? – Поппи взлетела по лестнице. – Мам, я приехала.
Я так быстро вскочила на ноги, что опрокинула стул. Испытывая смесь невыразимой любви, испуга и раздражения, я обняла ее. Птичьи косточки, гладкая кожа, волосы, пахнущие специями и Востоком… это была моя дочь. Я прижала ее так крепко, как только могла.
– Спасибо, что предупредила.
Поппи хихикнула.
– Вот и я, замужняя женщина; у меня даже есть кольцо. – Она вытянула безымянный палец, на котором не было кольца, зато была татуировка. – Забавнее и долговечнее, чем металл, а по-моему, это важно, как думаешь?
Татуировка в виде жалостливо тонкой линии вокруг пальца была едва видна. Я погладила ее по волосам.
– Где же новобрачный?
– Уехал на север, навестить родителей. Мы хотим побыть отдельно друг от друга.
Я помолчала, не зная, что сказать:
– Неужели? Очень благоразумно.
– Да, и… – Поппи посмотрела на ковер, потом выглянула в окно. – Я хотела побыть с тобой наедине, ни с кем тебя не делить. Понимаешь?
– Разумеется.
Она оживилась и закружилась по комнате, так что ее муслиновая юбка заструилась радугой.
– Я так взволнована. Как думаешь, может, устроить вечеринку и всем рассказать?
Что-то в голосе Поппи подсказывало, что на самом деле она вовсе не так рада.
– Конечно. Пойдем, откроем бутылку вина. Хочу, чтобы ты мне все рассказала.
Но Поппи настояла, чтобы сперва я поведала ей все домашние новости. Я послушно поделилась новостями о Сэме и Элис, Ианте и мистере Сирсе. Про Натана я не сказала ничего и закончила словами:
– Пару раз звонила Джилли. Она вернулась из Новой Зеландии и ищет работу, прекрасно провела время и непременно хотела увидеться, как только ты вернешься. Она не знала про изменения в твоей жизни, и я не стала ничего говорить.
Раньше Джилли всегда была первой, кто узнавал новости о Поппи, обычно задолго до того, как они сообщались нам с Натаном.
– Конечно. Может, я ей и позвоню. Завтра, наверное. – Дочка сняла очки и протерла стекла. – А как ты, мама?
– Отлично.
– Ага, как же. Мой отец бросает мою мать после двадцати пяти лет совместной жизни, а она еще говорит, что у нее все отлично?
– Но это правда. Не то чтобы превосходно, но все в порядке.
– О. – Похоже, Поппи расстроило, мое спокойствие. Может, мне надо было сотрясаться в истерике и плакать, чтобы утешить новобрачную? Но все это я уже делала.
– Дорогая, я прихожу в себя. Теперь прошу, расскажи мне о вас с Ричардом, о свадьбе…
Поппи начала рассказ о своих путешествиях, кульминацией которого была тропическая свадебная церемония с угощением на банановых листьях: гости танцевали на песке и обнаженными ныряли в море. Но о Ричарде она говорила мало.
– Папа не рассчитывал на голых гостей, – заметила я, подумав о планах Натана на свадьбу Поппи. Алый ротик Поппи тут же сжался – тревожный знак, и я сменила тему. – Ты же всегда говорила, что не хочешь связывать себя и доходить до отчаяния. Как я. Дорогая, ты полностью, на сто процентов уверена, что Ричард – именно тот человек, с которым ты хочешь быть рядом до гробовой доски?
– Тебе не кажется, что «до гробовой доски» звучит несколько самонадеянно? После того… после того, что произошло у вас с папой, я не рассуждаю такими категориями.
Я почувствовала, что краснею.
– Но нам почти удалось. – Я взяла ее за руку. – Почти.
Поппи выдернула руку.
– Ты сердишься на меня. Ричард предупреждал, что будет скандал.
Я догадалась, что Ричард ничего подобного не говорил. Это Поппи хотелось скандала.
– Мне все равно, как ты вышла замуж, – мастерски соврала я, – лишь бы ты была счастлива. Шляпку я могу надеть и на другую свадьбу.
Она не поняла, поддразниваю я ее или иронизирую, смеюсь или плачу; да я и сама не знала.
Поппи встала позади меня и обняла меня за шею.
– Это было так просто, мам. Таиланд – это волшебство и лунный свет. Мне казалось правильным делать то, что подсказывают чувства. – Она замолкла. – Я увлеклась.
– Главное, чтобы вы оба были счастливы.
Поппи крепче прижалась ко мне.
– Где Петрушка?
Я рассказала, и дочка разразилась рыданиями, которые, как я подозревала, лишь частично были адресованы Петрушке. Наконец она успокоилась и села на диван; милое юное личико снова стало беззащитным.
– Тебе понравится Ричард, правда, – проговорила она. – Просто ты его пока не знаешь. – Это точно. – Он такой непредсказуемый, просто папа сразу испортил с ним отношения, когда начал задавать все эти вопросы про работу. Ну и Ричард в ответ стал огрызаться.
– Понятно. Значит, мы во всем виноваты?
– Укол в мой адрес. – Поппи улыбнулась, и мне стало лучше.
Глава 21
Услышав новости, Натан сразу же приехал на Лейки-стрит. Я открыла дверь и едва узнала человека в жеваной рубашке и шортах. Видимо, в Греции он жестоко обгорел; кожа на лице и руках до сих пор облезала клочьями.
Натан бросился в прихожую, Поппи сбежала по лестнице и кинулась в папочкины объятия. Он судорожно прижал ее к себе.
– Что же ты натворила, девочка моя?
Она ударила кулаком ему в грудь.
– А что ты натворил?
Я оставила их и вышла в сад.
Из фонтана ласково струилась вода; дельфиниумы раскрыли свои поздние легкомысленные бело-голубые зонтики; бузульник выставил на обозрение кричащие оранжевые цветы.
– Роуз? – В патио вышел Натан. На его щеках были слезы, он вытер их тыльной стороной ладони, а потом пробежал пальцами по волосам. – Не могу поверить, что Поппи вышла за этого парня. Он с тобой разговаривал? Мне он не звонил. – Я никогда не видела его таким осунувшимся. – Что же мы сделали не так? Или все дело в Поппи?
Мне хотелось обнять Натана и сказать: успокойся, ты был хорошим отцом, самым лучшим – ведь именно это ему хотелось услышать..
– Дело не в том, что мы где-то ошиблись. То, что Поппи вышла замуж без нашего участия, вовсе не делает ее плохой. И не делает нас плохими родителями. Мы привыкли думать о них с Сэмом как о детях, а не самостоятельных людях. Поппи напомнила нам об этом, только и всего.
Натан потер треугольник солнечного ожога на шее.
– На какие средства она жила все эти месяцы, пока скиталась по миру? Мы дали ей не так уж много.
Этот вопрос уже приходил мне в голову.
– Видимо, у них с Ричардом свои ресурсы.
– У Ричарда свои ресурсы! Да он не разглядит возможность заработка, даже если та прыгнет к нему на колени! У этого парня на лбу написано: я живу на пособие!
– Мы видели Ричарда всего трижды, но Натан гордился своим умением мгновенно определять характер человека. (Надо признать, что его оценки часто были верны.)
Я уставилась на это грубое воплощение отца Викторианской эпохи:
– Ты что, серьезно?
– Конечно! – На тропинке лежала связка бамбуковых шестов. Натан схватил ближайшую палку и с ненавистью воткнул ее в клумбу. – Будь я проклят, если устрою ей вечеринку. Пусть идет в паб, черт возьми.
Я тактично подождала, пока Натан вытащит платок и вытрет лицо и руки, а потом сказала:
– Натан, нам придется смириться с этим браком.
Он приуныл еще больше.
– Ты в своем уме?
– Да.
Натан пнул ногой все еще подрагивающий шест.
– Раз уж я здесь, Рози, надо поговорить насчет дома.
Я напряглась, испугавшись того, что последует за этим, и оттого ответила грубее, чем намеревалась:
– Не смей называть меня Рози.
– Но… – Он обиженно пожал плечами. – Как пожелаешь.
Было нелепо грызться по поводу прозвища, и я как можно спокойнее спросила:
– И о чем ты хотел поговорить?
Натан заговорил офисным голосом – плохой знак:
– Прошу тебя, подумай о том, что я сейчас скажу. Что, если я выкуплю твою долю дома? – И добавил тем же ровным тоном: – После того, как ее оценит специалист.
– Что?
Натан подошел к садовой скамейке, сел и похлопал, чтобы я садилась рядом с ним. Я проигнорировала его приглашение, и при разговоре ему пришлось смотреть на меня снизу вверх.
– Ты сэкономишь деньги, они тебе пригодятся. Мы можем все решить быстро, с минимумом посредников. – Увидев выражение моего лица, он замялся: – Мы должны быть практичными.
Я по-детски заявила:
– Мне это ни к чему. По крайней мере теперь.
– Нет, Рози… Роуз. Прошу, не позволяй своему гневу вставать на пути разумных решений.
– Ноги Минти не будет в моем доме.
– Это и мой дом.
– Но ты же из него ушел, – парировала я.
Последовала тяжелая, опасная тишина. Меня как будто отвергали заново, только на этот раз было еще хуже: мне показалось, будто Натан упал духом и его стремление к свободе на самом деле означало совсем другое. Я могла понять его безумное, сумасбродное решение, нехарактерную непредсказуемость, которая, по крайней мере, говорила об отваге, но только не этот вялый ход, направленный на восстановление статус кво, только с другой женщиной.
Я повернулась и пошла в дом.
– Может, все-таки выслушаешь меня? – Натан засеменил следом.
Я плюхнулась в голубое кресло и покачала головой: – Это ни к чему. Я более-менее тебя поняла. Я согласна отдать наш дом тебе и Минти. Это очень легко и чрезвычайно все упрощает для тебя и твоей… Не знаю, как ее назвать. Слишком много чего приходит на ум.
– Я желаю тебе только добра.
Я подумала над этой фразой и решила отдать ему должное. Но все же его слова меня озадачили.
– А мне казалось, что ты хочешь расстаться. Натан поступил мудро и проигнорировал мое замечание.
– Тебе так будет лучше. – Он взглянул на задвижку на французских окнах. – Ненадежный замок. Позвоню-ка я Чарли, пусть придет и починит.
– Как хочешь.
– Поскольку меня здесь нет и некому следить за хозяйством, так будет лучше. – Он вбил последний гвоздь. – Рад, что ты меня поняла.
– Я не поняла. Нет, не совсем верно сказано. Я понимаю, что тебя влечет удобство. Но чего я не могу понять, так это как ты посмел предложить мне столь болезненное соглашение. Ты знаешь, как много значит этот дом… наш дом, Натан. Генри Восьмой хотя бы головы женам отрубал.
– Ты говоришь ерунду. – Теперь Натан смотрел на меня, будто я была его сотрудницей, с которой надо было разобраться. – Знаю, мое предложение кажется ужасным, но если ты подумаешь… – Он раскрыл руки жестом призывающим к благоразумию и компромиссу, который всегда был у него наготове. – Тебе не хуже моего известно, что первое впечатление – это одно, а если приглядеться, то увидишь совсем другое.
Это было более чем верно по отношению к Флоре Мэддер.
– Неужели ты не понимаешь? Я не хочу уезжать из своего дома, хотя знаю, что мне придется… И я уж точно не хочу, чтобы в нем жила Минти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38