«Пожалуйста, поправляйся, – молилась я про себя. – Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет в порядке».
Под утро мне удалось напоить его двумя ложками кипяченой воды, и он задремал. Я погрузилась в сон.
Меня разбудили жалкие, отчаянные звуки рвоты и плач Сэма. Я запаниковала.
– Натан, – позвала я, – Натан. – Он сонно ввалился в комнату. – Надо отвезти его в больницу.
Не колеблясь ни секунды, он начал действовать. Вместе мы завернули Сэма в старый зеленый халат Натана, чтобы ему было теплее, посадили в машину и на максимальной скорости поехали в отделение скорой помощи больницы Святого Томаса. В приемном покое нам пришлось ждать целый час. Мы по очереди держали нашего падающего от изнеможения сына.
Натан что-то шептал ему в утешение и целовал спутанные волосы у него на макушке. Со мной он разговаривал лишь в случае необходимости.
Так мы и сидели среди крови, шума, затхлого воздуха и боролись со своими отчаянием. Сэм приник к моему плечу. Я так устала, что у меня горели глаза; я прижала его к себе.
– Натан, – прошептала я. – Прошу тебя. Он взглянул на меня – на ту развалину, что от меня осталась.
– Ох, Рози, – проговорил он. – Я принесу тебе кофе. – Он вернулся с кофе и вложил полистироловую чашку в мою свободную руку. – Давай же, выпей. – Он погладил меня по щеке: таким образом он извинялся. Я благодарно улыбнулась ему, и он улыбнулся мне. – Давай же, – настаивал он. – Пей.
Сэма положили в больницу на обследование, и он быстро пошел на поправку. Педиатр так и не смог сказать, что именно с ним произошло, но был уверен, что ничего серьезного. «Возможно, он испытал шок, или прошла аллергическая реакция, и его организм взбунтовался. Ему нужен отдых, тишина и никаких переживаний».
Я позвонила на работу и сказала, что дня два меня не будет. Я пообещала Сэму остаться с ним в больнице. Бледный, испуганный, он все еще храбрился и прошептал:
– Я рад, что ты со мной, мама.
Я обняла его за плечи. Я уже чуть не забыла, как это чудесно и страшно – быть матерью.
– Обычный вирус, – сказала я Хэлу, когда меня вырвало в аэропорту Бразилии, а потом и в жарком, шумном отеле вблизи аэропорта. Я лежала на кровати, приложив к глазам платок, смоченный в холодной воде.
Солнце пробивалось сквозь полузакрытые веки; его свет и жар еще никогда не казались такими навязчивыми. Мы были на континенте суровых джунглей, высокой влажности, изнуряющего зноя и великой реки.
Это и было путешествие-сюрприз, которое готовил Хэл, – его секретная экспедиция. Я надеялась, что мы отправимся в Марокко и в пустыню, но Хэла захватила страсть к экологии – новая наука, шаг вперед и так далее. Кто-то должен этим заниматься, говорил он; но мне казалось, что его притягивала романтичность этой темы. Добро против зла. Маленький человек сражается с большими людьми. Последние шесть месяцев он работал, чтобы обеспечить финансовую поддержку экспедиции, целью которой было доказать пагубность вырубки леса на территории племени яномами, простиравшейся от лесов Ориноко в Венесуэле до самой северной границы бассейна Амазонки в Бразилии.
Еще в Англии, когда он раскрыл свой секретный маршрут, я сказала:
– Неудивительно, что ты мне ничего не говорил. – Я собирала вещи, покидая Оксфорд навсегда. – Я не хочу туда ехать. Надо было меня спросить.
Он отнял у меня стопку одежды, которую я держала в руках, бросил ее на кровать и обнял меня.
– У тебя же были выпускные экзамены. Послушай, жизнь этих людей находится под угрозой. Их численность упала уже до десяти-пятнадцати тысяч, и эта цифра быстро уменьшается. Вырубка лесов разрушает их дом, и крупным корпорациям на это наплевать. – Мы должны увидеть, что там происходит, и предупредить агентства, которые смогут что-то сделать.
Отъезд из Оксфорда был для меня мучительным; я сама себя не узнавала, стала плаксивой и раздражительной. Я оттолкнула Хэла и запихнула в чемодан пару носков.
– Нельзя же потребовать, чтобы я все бросила.
– Как хочешь, – беззаботно произнес Хэл тоном, который означал «хочешь соглашайся, хочешь нет». – Я найду кого-нибудь еще. – Я резко обернулась. Он безразлично пожал плечами. – Не переживай, Роуз. Я думал, тебе мой сюрприз понравится. Но могу взять на борт кого-нибудь другого. Нет ничего проще.
Это была угроза, и я запаниковала.
– Нет, Хэл! – закричала я. – Все в порядке. Конечно, я поеду, забудь, что я сказала.
Хэл умел побеждать; в отличие от меня, он никогда не злорадствовал.
– Думаю, ты ни о чем не пожалеешь. – Она наклонился и подарил мне поцелуй, от которого каждая клеточка затрепетала. – В следующий раз поедем в пустыню, договорились? – Я, как всегда, уступила.
Я позволила ему распоряжаться мной; Хэл был моей поэзией и страстью. Он был юношей-мечтателем, шепотом очарованных стран, волшебником, преобразившим мою жизнь.
– Что-то не так? – спросил он меня через пару дней.
– Нет-нет, ничего.
– Уверена?
– Вполне.
Исследование должно было занять четыре месяца, и мы договорились, что я пробуду с ним первые три недели, а затем вернусь в Англию, чтобы приступить к работе. Мы долетели до Бразилии и сели на местный рейс до маленького городка Кецель, где нас ждал проводник. Целую неделю мы мучились незнанием языка, обсуждали детали, расписание и поставки продовольствия, после чего загрузили самолет на шесть мест и отправились в тропические леса.
Миля за милей из окна самолета разворачивался мир невообразимых размеров. Растительность оказалась столь густой, что было невозможно разглядеть землю; время от времени внизу поблескивала река, илистая и мрачная. Кое-где над деревьями висел густой туман.
Самолет дрожал в тонком воздухе; пилот то и дело прикладывался к термосу. Хэл скорчил гримасу, и я попыталась отшутиться:
– У китайцев есть проклятие: пусть сбудутся все твои мечты.
Самолет накренился, и внезапно желудок свело от приступа тошноты. Слова застряли на языке; я наклонилась, чтобы завязать шнурок на ботинке, и поняла, что солгала Хэлу. Кое-что действительно было не так, и я так и не разобралась с этой проблемой.
Одному Богу известно, как нам удалось приземлиться на примитивной взлетной полосе, но мы все же сделали это. Лес взмыл вверх, чтобы поглотить нас, самолет отрикошетил от неровной поверхности, и мы сели.
На следующее утро мы отправились в базовый лагерь, расположенный в брошенном поселении племени яномама. Хэл и проводник шли впереди, прорубая заросли в джунглях и освещая препятствия на пути. Носильщики были так тяжело нагружены, что мне стало стыдно; но они привычно выполняли свою работу и не роптали.
Лес был похож на клетку, построенную из перекрещивающихся зеленых пластин, некоторые из которых не подходили по размеру.
Через несколько часов изнурительной ходьбы я соскучилась по небу, как по доброму другу. Земля была сырая; ноги вязли в жидкой грязи; я то и дело спотыкалась о корни, жара изнуряла, среди детрита цвели странные яркие бутоны в форме звезд – это была чуждая среда обитания.
Хэл время от времени оборачивался и ободряюще махал мне рукой. Один раз он подошел ко мне и перевязал бандану на шее, чтобы она впитывала пот.
– Молодчина, Роуз.
– Ты счастлив? – спросила я.
– Очень.
Обернутые в москитные сетки, мы провели первую ночь в натянутых между деревьями гамаках, слушая непонятные звуки ночного тропического леса. Время от времени один из носильщиков поднимался, чтобы проверить, горит ли костер, и патрулировал лагерь. Мой живот временно успокоился; на меня повлиял этот странный лес и его звуки.
– Тарзан любит Джейн, – тихо проговорил Хэл.
Я не ответила. В этом большом причудливом мире слова были неуместны.
На исходе второго дня изнурительной ходьбы мы прибыли в поселение яномами, покинутое туземцами после того, как компания-лесозаготовщик начала вырубку в миле отсюда. Хижины в форме пончиков, крытые пальмовыми листьями, остались на месте. В некоторых из них могло поселиться до двухсот человек; но у каждой семьи был свой очаг. Центральная зона была отведена под общие занятия, например танцы и пение.
Я выбрала очаг и бросила рюкзак на глинобитный пол его цвет был разным – от кроваво-алого до темно-бордового; кругом кишели насекомые. В любую минуту могла спуститься тропическая ночь – это происходило так быстро, что у меня захватывало дыхание.
Появился Хэл и принес остальные наши пожитки.
– Темнеет.
– Давай разберем вещи.
– Держи. – Он протянул мне хлопчатобумажный спальный мешок. Не обращая внимания, я зажала рукой рот, выбежала на улицу, и меня вырвало в подлесок.
Я почувствовала, что Хэл стоит позади меня. Выпрямилась и обхватила руками живот.
– Скажи мне правду, – проговорил он. – Есть ли вероятность, что ты беременна?
– Не уверена. Возможно, – прошептала я. – Я не знаю.
– Задержка есть?
– Больше трех недель.
Он грубо схватил меня за плечо.
– Что ты собираешься делать?
– То есть, что мы собираемся делать? – Я закрыла глаза. – Кстати, еще ничего не ясно.
Это может быть что угодно. Бывает, что организм выходит из строя, потом приспосабливается.
– Надеюсь, – ответил Хэл. – Боже, как я на это надеюсь.
Первая из двух запланированных экспедиций из базового лагеря проходила на лодке и вела в Цацтелал, где находилось представительство лесозаготовительной компании; говорили, что там видели яномами.
Я сидела на корме лодки, завороженная желто-зеленым зеркалом, воды которого мы рассекали. Хэл был на носу, делал заметки и фотографировал. После каждого снимка он записывал местоположение, сверяясь с картой. Он и меня тоже снял: точнее, шляпу, которая скрывала мое лицо от солнца.
Жадным от любви взглядом я впитывала каждую деталь его облика – волосы, уже выгоревшие на солнце; длинные напрягшиеся ноги, взволнованное лицо. С не меньшей жадностью я пожирала глазами колибри, чьи перья отливали столь радужным синим, что на них было больно смотреть; странные цветы, свисающие с деревьев, и очертания рыб в воде. Жара обволакивала нас, как вторая кожа. Время от времени лодка задевала пузыри метана, скопившиеся в воде, и вонь ударяла в ноздри, а лодка скользила дальше.
В Цацтелале жители деревни вышли нам навстречу. За совместным обедом они рассказывали нам истории о яномами, которые по их словам, отличались агрессивностью. Нам также поведали о богатствах лесозаготовительной компании, которые посыпались на туземцев, и о странной болезни, приведшей к смерти множества детей. И о потрясении, которое испытали жители, когда конкистадоры двинулись дальше, опустошив лес.
Хэл сделал пометку в записной книжке: «Корь?»
На следующее утро мы провели предварительную разведку на участке вырубки, диаметр которого составлял около десяти миль. Поврежденные стволы деревьев сочились слезами, подлесок превратился в порошок, почва была загрязнена бензином и химикатами – и хорошо было видно небо. Проводник пояснил, что лес самообновляется, но недостаточно быстро. Если бы яномами жили здесь, они бы выращивали местные культуры: подорожник и маниоку; в лесу бы водились обезьяны, олени и броненосцы.
Мы вернулись другим маршрутом, сделав петлю на север; по пути нам встретилось северное ответвление речной заводи. Судя по всему, здесь обитали выдры, и как завороженная, я задержалась у воды, пока Хэл вприпрыжку перебирался на другую сторону по веревочному мосту.
– Иди же! – крикнул он.
Миновав половину пути, я замерла: я всегда боялась высоты. Обливаясь потом, я вцепилась в веревку.
– Вернись, Хэл, – позвала я.
Он пошел мне навстречу, мост качнулся, и от качки меня вырвало. Я взглянула на воду – горячая, склизкая, грязная… чужая. Если бы из реки выпрыгнула рыба, я бы ее не узнала. Как только я подумала о рыбе, меня снова затошнило.
Хэл подождал, пока приступ не прошел, потом разгладил мои волосы, убрав их с мокрого лица.
– Роуз, Роуз, – вот и все, что он произнес; ему не терпелось двинуться дальше.
Я взяла его за руку, посмотрела вниз – и закричала.
Забитая мусором, образующая запруды у берега, вода в этом месте замедляла течение и кружилась водоворотом. На поверхности одной из таких запруд плавала человеческая рука с одеревеневшими, распухшими пальцами.
Я показала на нее. Хэл перевел меня через мост и вместе с проводником спустился к воде. Проводник взял палку и с силой ткнул ее в воду. Раздалось шипение, взрыв пузырьков и газа, и труп всплыл на поверхность.
Лицо разложилось, оно было полусъедено и выглядело ужасно.
Вместе они привязали веревку к ноге трупа и укрепили ее на каком-то корне.
– Мы вернемся в лагерь и позовем на помощь, – сказал Хэл и пометил наше местоположение на карте. «Труп обнаружен здесь, – написал он. – Время: 14.15».
На следующий день мы вернулись в базовый лагерь, и Хэл послал радиограмму в полицейский участок Кецеля.
Находка ни для кого не была загадкой. Шесть недель назад пропал один из смотрителей лесозаготовительной компании, европеец. Видимо, он не выплатил зарплату кое-кому из местных. Они отомстили привычным для них способом.
После того случая у меня начались кошмары – мне снилось лицо мертвеца, его озлобленные глаза; снилось, что на меня охотятся в странном, опасном лесу… Я снова и снова видела сон, в котором мы с Иантой наблюдаем за людьми, выносящими мебель из коттеджа «Медларз».
У меня слипались глаза, я впала в апатию и страшилась наступления ночи, а потом ворочалась и металась в гамаке, слушая шуршание насекомых на пальмовой крыше.
Пока Сэм выздоравливал, мы с ним собрали головоломку с Марафонской битвой (из тысячи кусочков) и обнаружили, что последних двух деталей не хватает.
– Мам, я не поправлюсь, пока мы их не отыщем. – Сэм слабо улыбнулся.
Я поверила ему и обыскала дом сверху донизу: Ианта клялась, что когда она принесла головоломку, та была полной.
И я нашла пропавшие детали. Если бы я сразу собралась с мыслями, то поняла бы, где прежде всего нужно было искать – нагрудные доспехи юноши, который собирался бежать с поля боя, чтобы войти в легенду, лежали под подушкой Сэма. Там же я нашла кусочек с оливковым деревом, которое росло на заднем плане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38