А Сенчило, Жашковский и все виленские клирошане вновь протестовали 19 (29) декабря в том же суде против Потея и Рутского за их стремление подавить унию латинством и указывали, между прочим, на то, что еще недавно Потей, приехав в Вильну, издал здесь на польском и русском языке книжку под названием "Гармония", в которой восхваляет все, что только содержит Римский Костел, и порицает все, что содержит Восточная Церковь, а потом издал и другую книжку для принятия в униатские церкви следующих двенадцати артикулов: а) об исхождении Святого Духа и от Сына; б) принимать Соборы Флорентийский и Тридентайский; в) равно принимать и признавать за таинство: Евхаристию на опресноках под одним видом и на квасном хлебе под двумя видами; г) признавать огнь чистилищный по смерти для грешных душ; д) папу Римского признавать старшим князем всего света, наместником Христовым и главою Церкви; е) Священное Писание содержать и проповедовать по толкованию пап; ж) седмь церковных таинств признавать в Костеле Римском, а не в соборной Церкви; з) праздники содержать и святить по установлению Римского Костела; и) принимать все распоряжения Римского Костела и все, что прикажет папа; и) считать наравне нашу церковную литургию и папежскую мшу; к) принимать индульгенции, даваемые папою для избавления от грехов; л) признавать Римский Костел материю и учительницею всех Церквей, без которой никто не может спастись. Из этого протеста можем заключать, что виленские священники доселе не знали, в чем состояла та уния, которая была принята Потеем и Терлецким в Риме и другими владыками на Брестском Соборе; не знали, что униатские владыки в своем исповедании обязались принимать и Флорентийский и Тридентийский Соборы со всеми их постановлениями и вообще принимать все, что содержит и преподает Римская Церковь. Потому-то священникам этим и показались новостию те двенадцать артикулов, которые старался теперь Потей ввести в униатские церкви. Потей и его товарищи, очевидно, доселе обманывали русское духовенство и народ, уверяя, что уния не навязывает им ничего нового, что они остаются при своей прежней вере и обрядах святой Восточной Церкви, а только вместо Цареградского патриарха должны считать своим верховным пастырем папу, - этим-то обманом и увлекались многие в унию, увлекались и виленские пастыри, пока не узнали правду.
С наступлением 1609 г. Потей вновь писал (2 января) виленским бурмистрам, называя их своими послушными сынами, и просил, чтобы они как "благочестивые ктиторы и дозорцы" виленских церквей взяли эти церкви вместе с собором от виленского протопопа и попов, которые, сделавшись изменниками и отступниками и отказавшись повиноваться своему митрополиту, не могут уже без его благословения держать тех церквей и в них священнодействовать, а Сенчилу считали за проклятого и низверженного, не признавали архимандритом и в Троицкий монастырь не допускали. Но послушные сыны не послушались духовного пастыря, не исполнили его воли, да и не до того было. В Варшаве собирался генеральный сейм, от которого и ожидали решения спора, возбужденного тогда в Вильне. С первых чисел января отправились туда послы из Вильны: от всего духовенства - архимандрит Сенчило, иеромонах Павел, воскресенский священник Леонтий и иеродиакон Макарий, а от светских королевский дворянин Вириковский, староста церковного братства, пан Порошко, пан Воронец и немало других панов. На пути они остановились в местечке Заблудове (ныне Белостокского уезда) у протопопа Нестора Козменича, и остановились не без намерения. Этот отец Нестор был не только протопопом подляшским, т. е. над духовенством Подляшского округа, обнимавшего приблизительно уезды Вольский и Гродненский, но вместе и патриаршим экзархом митрополии Киевской, как сам называл себя и в своих подписях и на своей печати. Когда удостоился он получить от патриарха такое высокое звание, неизвестно, но оно давало отцу Нестору особенное значение и силу в глазах всех православных в Литве и Польше. Виленские послы рассказали ему, как недавно приезжал в Вильну Потей, хотел примириться с своими противниками и предлагал им на письме условия (в известных нам двенадцати артикулах) для принятия в униатские церкви и как, прочитав это писание и увидев в нем явную хулу на святое православие, все виленское духовенство решилось отречься от Потея и не признавать его более своим архипастырем. Козменич немедленно написал окружную грамоту (от 4 января), в которой, изложив, что слышал от виленских послов, именем их и "благословенною ревностию" йот самого себя, как "старый православник", приглашал все литовско-русское духовенство последовать примеру виленского, восстать против Потея, возбуждать против него своих прихожан и отправить на сейм своих послов, чтобы совокупленными силами прогнать "губителя". Голос патриаршего экзарха скоро был услышан. Новогродский протопоп с попами церквей новогродских, также гродненский протопоп с попами гродненскими восстали против Потея и, снесшись с виленскими попами и братчиками новой церкви виленской (т. е. Святого Духа), отказались от повиновения ему, изъяли из-под власти его свои церкви и начали сами ими распоряжаться. То же повторилось отчасти в Минске, Троках, Жировицах и других местах. Потею угрожала страшная опасность: от него могло отпасть все униатское духовенство, и он разом мог потерять все, что доселе было приобретено им с такими трудами. Все это ясно сознавал сам Потей и выразил в своем послании к каким-то своим покровителям и сотрудникам, как можно догадываться по содержанию послания, иезуитам и латинским бискупам. "Мы дожили, - писал он именно в то время, когда противники его собирались на сейм, - до такого несчастного времени, что едва можно найти человека, кому бы довериться, и то со страхом. Настало это и для меня, бедного и со всех сторон окруженного опасностями. Если восстали грозные войны и на св. католический Костел и вселенских пастырей, то тем более на нас и на нашу бедную Церковь, которая, как молодая леторосль, еще так недавно привита к стволу Римского Костела. Вот теперь враги Божия Костела силятся вывернуть ее с корнем, готовятся и вооружаются всеми силами и во вред нам собираются на этот несчастный сейм. Недивно, что так поступают они, но ведь и некоторые католики присоединились к ним единственно для того, чтобы, оставив всех в покое, меня одного лишить всего славного и полезного душе и телу. Кого еще не коснулся бунт, а меня уже сильно обдирают и грабят, злоумышляют и на здоровье мое и на честь. Недавно один схизматик отрубил за эту унию руку моему архимандриту, теперь и другой, некто Летинский, во Львове разрубил руку моему священнику, которого я отправил к католикам по их просьбе в Подгорье, и так ранил ее, что она едва висит. Посему я насилу, и то со страхом, мог отыскать человека, чтобы чрез него донести о моих несчастиях моему милостивому государю. И как они решились теперь устремить на меня все свои силы в надежде исторгнуть у короля повеление к лишению меня всего, то мне не остается ничего, как только прибегнуть к вам, которые обязаны оказывать мне защиту и помощь. Помните ваши обещания, помните мои преклонные лета, помните мои смиренные заслуги и труды на пользу Божьего Костела, помните о вашем и моем пастыре, по милости и воле которого я сижу на этой плачевной кафедре. Помните, прошу вас ради Бога, и об этой унии, для которой с помазанником Божиим так долго вы трудились, и как ваши труды и усилия по всему миру прогремели и были большим утешением для всех католиков; вспомните и о душах этих людей, окутанных схизматическим заблуждением. Им легко меня, бедного, побороть и уничтожить, но что последует за тем, вы сами лучше знаете. Ратуйте же во имя Божие, да пошлет Бог лучшие времена, когда вы не будете сожалеть о своих трудах. Мне уже немного остается жить, я уже дожил до таких лет, когда смерть неизбежно и постоянно находится пред моими глазами, и желал бы спокойно окончить жизнь, не потеряв того, что мне было вверено. И маловажные дела вы представляли св. отцу, так почему же бы не довести до его сведения о таком, от которого зависит все? Я сам отправился бы к нему, но едва живу среди таких смут и трудов, притом же мой старший сын на смертном одре. Умоляю, именем Божиим умоляю, благоволите, милостивые государи, походатайствовать о мне у его королевского величества, в милости которого ко мне я нимало не сомневаюсь. Предлагайте ему такие советы, которые споспешествовали бы благу св. Божия Костела и предохранили бы нас от посмеяния наших врагов, и чтоб не лишились мы всех благ, духовных и телесных, для чего теперь враги наши так устремили на меня все силы свои, что трудно и описать".
Отправив это послание к своим покровителям. Потей сам отправился вместе с Рутским на сейм в Варшаву. Здесь он действительно увидел то, чего опасался. На сейме преобладающею партиею оказалась антииезуитская, и следовательно, антиуниатская. Сенчило с своими товарищами находил себе сочувствие и среди послов, особенно русских, и даже среди сенаторов. За него стояли не только все православные, во множестве съехавшиеся на сейм, но и протестанты, и многие из католиков. На Потея послышались обвинения со всех сторон, что он нарушает сеймовое постановление 1607 г., данное в защиту неуниатов, теснит их, преследует и насильно принуждает к унии. Король несколько раз назначал комиссии для разбора спорного дела, но буря не унималась. Потей защищался своими обычными фразами, что уния не новость, что она издавна существовала между русскими, что права и привилегии наданы прежними королями русскому униатскому духовенству, а не схизматикам, но не убедил своих противников. И сейм определил: "Сохраняя в целости конституцию прошлого (1607 г.) сейма, постановляем, чтобы те духовные власти, которые приняли унию с Римом, равно и те, которые с ними пребывать не хотят и не находятся в унии, никаким образом не причиняли одни другим утеснения и раздражения, но жили смирно в своих епархиях, монастырях, при церквах и в маетностях церковных как в Польше, так и в великом княжестве Литовском; а если бы кто поступил противно этому, тот будет подлежать штрафу в десять тысяч злотых польских". Такое решение сейма было крайне невыгодно Потею: он мог потерять в Вильне не только Троицкий монастырь, но и все церкви, потому что все они построены были православными и теперь им принадлежали, мог потерять и все церкви в Новогродке и Гродне по той же самой причине. Но не напрасно надеялся Потей на короля, не напрасно просил своих покровителей постоять за него пред королем. При помощи последнего Потей успел повернуть все в свою пользу.
Еще до окончания сейма он выпросил у Сигизмунда привилегию Рутскому на архимандритство в Троицком монастыре и две грамоты (от 20 февраля) к виленскому магистрату, с которыми новый архимандрит тотчас и отправился в Вильну: одною грамотою король извещал бурмистров о назначении Рутского архимандритом и повелевал им признавать его и отдавать ему надлежащую честь, а другою приказывал тем же бурмистрам отобрать виленские церкви у прежних священников, возмутившихся против Потея, и передать новым, которых он назначит. По первой грамоте русские бурмистры и радцы оказали сопротивление. Ввести Рутского в управление Троицким монастырем король поручил декретом от 2Q февраля дворянину своему Яну Буйвилу. Прибыв в Вильну (7 марта) и взяв с собою четырех свидетелей, Буйвил отправился прямо в Троицкий монастырь, объявил монахам королевский лист и передал Рутскому монастырь со всеми его имениями. Но, выходя из монастырской церкви, он встретил множество православных и между ними Ивана Тупеку и других русских членов магистрата, которые объявили, что присланы своими бурмистрами воспрепятствовать передаче монастыря Рутскому, так как право подаванья этого монастыря принадлежит бурмистрам. Буйвил отвечал, что он свое дело уже окончил и отъезжает, а они, если угодно, могут отстаивать свое право судебным порядком. Радцы действительно и внесли (9 марта) свою жалобу на Буйвила в виленские городские книги. А один член грозил даже застрелить Рутского, о чем тот и принес жалобу. Еще более сопротивления оказали русские бурмистры и радцы по второй грамоте короля. Рутский не прежде передал ее в магистрат, как уже вступив в действительное управление Троицким монастырем, и требовал немедленного по ней исполнения. Русские очередные радцы Иван Тупека и Исаак Кононович отнеслись к грамоте без надлежащего уважения, помыкали ею по столу, клали на нее какие-то свои привилегии, потом читали ее пред народом и порицали короля за его великие неправды. В тот день, когда бурмистры и радцы собирались отвечать Рутскому на эту грамоту, огромная толпа вторглась в магистрат, выломав двери, и кричала, чтобы никто не смел отнимать церкви у православных и отдавать изменнику митрополиту. И члены магистрата не только не приняли никаких мер к обузданию толпы и к отобранию церквей, но не согласились даже вписать королевскую грамоту в свои магистратские книги. Вскоре за тем возвратился с сейма в Вильну Сенчило, его в монастырь Троицкий не впустили, он отправился в ратушу и протестовал; бурмистры также протестовали 19 марта. И в тот же день Сенчило явился в Троицкий монастырь с чернецами Свято-Духовской церкви (при которой, следовательно, продолжал существовать монастырь) и множеством членов Свято-Духовского братства разных сословий, вошел в Троицкий храм, где совершалась литургия, заявил свой протест против Рутского и хотел насильно отнять монастырь и поселить в нем свято-духовских монахов. Рутский на другой же день принес жалобу на Сенчилу королевскому наместнику в Вильне, а Свято-Духовское братство, Сенчило и русские члены виленского магистрата подали (21 марта) свои жалобы на Потея и Рутского за незаконное овладение ими Троицким монастырем в главный трибунальный суд, так как по сеймовому постановлению 1609 г. все споры между православными и униатами о церквах, монастырях, имениях и взаимных обидах должны были решаться этим судом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115