– Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.– То-то! – Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. – Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?Ее питомцы вопросительно чирикнули.– Молчать! – рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.– Ну так что?– Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.– Так же, как раньше пела с Петироном?– Да, пожалуй, – только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.– Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.– А что петь, мой господин? – спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.– Нет-нет, – он нетерпеливо замахал руками, – только без этой штуки.Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос – вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.– Ну? – требовательно спросил он.Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.– Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, – он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. – Вдыхаешь через нос, вот так… – Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. – Воздух идет через дыхательное горло, – продолжал он на той же ноте, – и в живот, – голос понизился сразу на целую октаву. – Правильно дышать – значит дышать животом! Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.– Клянусь холдом, который нас защищает, – он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, – эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.Шоганар внимательно глядел на нее.Вот последняя нота замерла вдали – как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей. – Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?– Так, как вы – нет, – для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. – Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром.Я могу петь еще громче, – на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.Он только рукой махнул.– Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.– Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.– Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, – отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: – Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров. – Вот оно что! – Он перевел взгляд на Менолли. – Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? – Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. – Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, – он снова откинулся в кресле, – совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. – Он склонил голову на бок. – А для тебя – большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… – левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, – …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. – Мастер громко выдохнул.Тут до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.– Вы хотите сказать, что я могу петь?– Петь может любой дурак на Перне, – небрежно бросил Шоганар. – И вообще, хватит разговоров. Я устал. – Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. – И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.– Следующий раз я позабочусь, чтобы они…– Остались за дверью? Нет, – брови Шоганара стремительно взметнулись, – бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. – Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. – А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила – она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла. Глава 4 Почему, мой арфист, ты печален –Ведь у песни веселый лад?Что твой голос дрожит и струна дребезжит,Почему ты отводишь взгляд? Менолли с радостью свернулась бы где-нибудь клубочком и уснула, но Красотка начала тихонько курлыкать. «Кажется, Сильвина обещала, что им будут собирать остатки еды», – вспомнила девочка и направилась через двор к кухне. Но среди царившей там кутерьмы ей долго не удавалось обнаружить ни Сильвины, ни Камо. Наконец, она увидела, как дурачок, ковыляя, появился из кладовой; обеими руками он бережно прижимал к себе огромный круг сыра. Увидев девочку, Камо радостно осклабился и опустил сыр на единственное незанятое место, оставшееся на кухонном столе.– Камо – кормить милашек? Камо – кормить?– Будь умником, Камо, закончи сначала с сыром, – велела женщина, которую, как припомнила Менолли, звали Альбуна.– Камо должен кормить, – заявил дурачок и, схватив миску, бесцеремонно вывалил ее содержимое прямо на стол, а потом зашагал по направлению к кладовой.– Камо! Вернись сейчас же и займись сыром!Менолли уже и сама пожалела о том, что явилась на кухню, и тут ее заметила Альбуна.– Так вот кто всему виной! Ну да ладно – все равно от него теперь не будет никакого проку, пока он не поможет тебе накормить твоих зверюшек. Только держи их подальше от кухни!– Хорошо, Альбуна. Извини, что я тебе помешала…– Еще бы – устроить такой тарарам в самый разгар приготовления к ужину…– Камо – кормить милашек? Камо – кормить милашек? – Дурачок уже со всех ног спешил обратно, роняя на пол кусочки мяса из переполненной миски.– Только не в кухне, Камо! Ступай вон отсюда Ступай, тебе говорят. А ты, девочка, пришли его обратно, когда они поедят, ладно? Одно из немногих доступных ему дел – это управляться с сыром.Менолли кивнула Альбуне и, улыбнувшись Камо, повела его из кухни вверх по ступенькам во двор. Красотка с компанией сразу же набросились на них. Обе Тетушки с Дядюшкой снова уселись на плечи Камо. Лицо дурачка светилось восторгом, он стоял, боясь шелохнуться, видимо, опасаясь, как бы малейшее его движение не спугнуло дорогих гостей. Остальные файры тоже то и дело подлетали к нему, чтобы схватить кусочек, или, уцепившись за его одежду, клевали прямо из миски. И хотя Красотка, Нырок и Крепыш предпочитали брать еду из рук Менолли, миска, тем не менее, скоро опустела.– Камо принесет еще? Камо принесет еще?Менолли поймала его за руку и повернула лицом к себе.– Нет, Камо. Им хватит. Больше не надо, Камо. Теперь ты должен заняться сыром.– Милашки уходят? – Лицо дурачка печально вытянулось Он наблюдал, как файры, один за другим, лениво взлетают на высокую крышу здания. – Милашки уходят?– Теперь, Камо, им нужно поспать на солнышке. Они хорошо поели. А ты возвращайся к своему сыру. – Менолли легонько подтолкнула его в сторону кухни.Он неохотно заковылял прочь, сжимая в руках миску и так неотрывно глядя через плечо на файров, что врезался прямо в дверной косяк. Потом, так и не сводя глаз со своих любимцев, сделал шаг в сторону и исчез в дверном проеме.– А можно я тоже буду помогать тебе их кормить? Хотя бы иногда? Ну хоть разок? – раздался рядом просительный голос.Быстро обернувшись, Менолли увидела Пьемура – взлохмаченные волосы падают на лицо, вся шея, до самых ушей, в грязных разводах.Другие мальчишки и подмастерья еще только начинали выходить во двор, направляясь в сторону главного здания. Помнится, мастер Шоганар, назвал его негодником. Что ж, очень похоже – несмотря на вкрадчивый голосок, от Менолли не укрылся озорной блеск в его хитрющих глазах.– Что, с Ранли поспорил?– Поспорил? – Пьемур испытующе взглянул на девочку, потом не выдержал и фыркнул. – Видишь ли, Менолли, малышам вроде меня все время приходится думать: как бы хоть на шаг обойти здоровенных балбесов вроде Ранли. А не то они в любой момент могут устроить мне темную в спальне.– Ну и на что же ты побился с ним об заклад?– На то, что ты позволишь мне кормить ящериц, потому что они уже меня знают. Они ведь и вправду меня знают, верно?– А ты и вправду негодник, верно?Ухмылка Пьемура превратилась в хорошо отрепетированную гримасу, и он скромно пожал плечами в знак согласия.– Хватит с меня Камо – он чуть не расквасил себе физиономию с этим кормлением…– Милая Красотка, – завел Пьемур, в совершенстве копируя голос и манеры дурачка, – кормить милую Красотку… Да ты не бойся, Менолли, мы с Камо приятели. Он не будет возражать, если я тоже стану тебе помогать.Видимо, считая вопрос решенным, Пьемур схватил Менолли за руку и потащил вверх по лестнице.– Пошли, не хочешь же ты снова опоздать к столу, – напомнил он, направляясь вместе с ней к входу в столовую.– Менолли!Оба они застыли как вкопанные, заслышав голос Главного арфиста, и, обернувшись, стали ждать, пока он спустится к ним по лестнице.– Ну, Менолли, как прошел день? Ты ведь уже познакомилась с Домисом, Моршалом и Шоганаром? Скоро я представлю тебя Сибелу – еще до того, как проклюнутся яйца! – Предвкушая это радостное событие, мастер Робинтон улыбнулся, ну совсем как Пьемур. – Я смотрю, этот шалопай уже прилип к тебе. Что ж, может быть, тебе удастся хоть ненадолго отвлечь его от шалостей. О, Брудеган, я как раз хотел перемолвиться с тобой парой слов перед ужином!– Скорее! – Пьемур схватил ее за руку и повлек в столовую. Менолли даже показалось, что оба они – и Главный арфист, и Пьемур – не хотели, чтобы она столкнулась нос к косу с подмастерьем Брудеганом, чей хоровой урок ее файры так бесцеремонно нарушили. – А Сибел – голова, – как ни в чем не бывало, заметил Пьемур, и Менолли упрекнула себя за слишком буйную фантазию. – Это он получит второе яйцо. – Мальчуган свистнул сквозь зубы. – Ты боишься, что с ним тоже могут быть неприятности? Не волнуйся, он только совсем недавно поменял стол.– Поменял стол?– Так у нас говорят, когда кого-нибудь повышают в звании. Это обычно происходит за ужином. Если ты ученик, то к тебе подходит подмастерье и отводит на новое место. – Он указал на овальные столы в конце обеденного зала. – А оттуда мастер в свое время сопровождает подмастерье к круглому столу. Только со мной все это случится еще ох как не скоро, – со вздохом посетовал он, – если вообще когда-нибудь случится.– Но почему? Разве не все ученики становятся подмастерьями?– Нет, – нахмурившись, ответил мальчуган. – Некоторых отсылают домой как неспособных. Другие получают какую-нибудь нудную работу здесь и остаются помогать подмастерьям и мастерам, или их отправляют в захолустные цеха.Может быть, именно такую участь уготовил для нее Главный арфист – стать помощницей мастера или подмастерья в каком-нибудь далеком холде или цехе? Что ж, не так уж плохо, но почему-то Менолли взгрустнулось. Она вздохнула, а вслед за ней и Пьемур.– Ты уже давно здесь? – спросила она мальчугана.Выглядел он едва на девять-десять Оборотов – как раз в этом возрасте мальчиков принимают в ученики – но, судя по его разговорам, он отнюдь не новичок.– Я уже два Оборота хожу в учениках, – ухмыльнувшись, ответил Пьемур. – Меня взяли так рано из-за голоса. – Это прозвучало у него без тени похвальбы. – Смотри, тебе туда, где сидят все девчонки. И не тушуйся – ты все равно родовитее их.Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, мальчуган шмыгнул в проход между столами, а Менолли, стараясь не хромать, двинулась к столу, который он ей указал. Откинув плечи и высоко подняв голову, она шла медленно, чтобы скрыть неловкую походку. Девочка кожей ощущала устремленные на нее со всех сторон взгляды – кто глазел исподтишка, а кто и в упор – и старалась сделать вид, что не замечает их. Надо будет позволять Пьемуру кормить файров:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33