И чтобы до того уважаемый Николай Петрович в деревню не совался. Место ведь проклятое, к пришлым неласковое. Ему-то, Степану, сделать ничего не сможет, а вот несведущего в колдовстве обывателя вполне способно погубить…
Грунтовка, та, что вела от шоссе до пункта назначения, видно, была готова отдаться лишь трактору «Беларусь» с его огромными колесами. А на «Ниву» ей было плевать с большой буквы «П». Приехали только к вечеру.
С дюжину дворов угнездилось на берегу речушки — вот и вся деревенька. Не видно ни зги. Собаки брешут. Поодаль чернеет лес. Перед ним поле, заросшее ракитником, — бывшая колхозная вотчина.
— Весь день к… — проворчал водила, засовывая денежные знаки в карман штормовки. — Добавить бы, командир…
Не то чтобы денег было мало, скорее, наоборот. Просто устал человек. Хотел отстреляться по-быстрому, а пришлось отрабатывать гонорар.
«Как бы и мне так же не вляпаться, — подумал Степан. — А то буду искать колодец до второго пришествия. План треба. Колдун без плана, что баба без пана».
Степан протянул сотенную.
— Удачи! — хлопнул дверцей водила.
«Нива» поползла по проселочной дороге. Метров через пятьдесят увязла.
Мат, перемат, пресвятая богородица!!! Собачий лай заметался по деревне. Из окна ближайшего дома высунулась недовольная рожа:
— Чего орешь?
— Да машина, чтоб ее…
— А…
Окно захлопнулось. И вновь стало темным. Водила затравленно огляделся:
— Слышь, ну хоть ты помоги, что ли!
Степан неторопливо подошел к «Ниве». Заглянул под колеса.
— Крепко сел… Боюсь, без трактора не выбраться.
— Да где ты — трактора!.. — взорвался водила. — Ночью… Ты хоть попробуй!
Степан честно «попробовал». «Нива» щедро обдала его грязью и закопалась еще глубже.
— Все, абзац! — вынес себе приговор водитель.
— Надо проситься на постой, до утра все равно никого не найдешь. Кстати, меня Степаном зовут.
— Сусанин твоя фамилия, — невесело ухмыльнулся водила. — Ладно, держи «краба». Сам виноват! — Рукопожатие оказалось сухим и жестким. — Серега.
* * *
Найти «постой» оказалось непросто.
Сунулись в один дом, в другой. Хозяева как повымерли — не докричишься. Только раза с четвертого послышалось:
— Ну кого там черт принес?
На крыльце возник мужик. В драном ватнике и с кочергой на изготовку. Барбос так и рвется с цепи.
— Хозяин, на ночлег пустишь? — проорал через калитку Степан.
— Да цыц ты, дура, — прикрикнул на собаку мужик, — ишь, разошелся. — Псина пару раз гавкнула для порядку и унялась. — А скока дашь?
— А сколько надо?
— Ну… Много — не мало…
— Литровки беленькой хватит?
Глазки оживились:
— Добавить бы еще пару чекушек… — мечтательно проговорил мужик.
— Идет.
Мужик заподозрил, что продешевил, но продолжать вымогательство, видимо, постеснялся. Обреченно махнул рукой:
— Ладно уж, заходьте, время позднее, — и, не оборачиваясь, добавил: — У нас всякое случается…
* * *
В сенях пахло керосином и квашеной капустой. Пасмурно — под потолком засиженная мухами лампочка ватт на сорок, не больше. В углу — газовая плита довольно запущенного вида. Под табуреткой, обмазанной бурым суриком, видимо, оставшимся после покраски дома, бандитского вида котяра терзает рыбешку.
Хозяин отодвинул полог.
— Один я, — как бы извиняясь, сказал он, — моя-то уже года три как… Ну, заходьте, чего стали?
Серега саданулся лбом о низкую притолоку и глухо выругался.
— Кланяться надо, когда в хату входишь, — заметил Степан, — не то суседушка обидится, житья не даст.
Мужик уважительно крякнул:
— Знаешь, что говоришь.
Комната оказалась большой и на удивление светлой. Напротив двери, в левом углу, висела старая икона в серебряном окладе. Казалось, что светло именно от нее, хотя, конечно, причина более прозаична — люстра «городского типа», красующаяся под потолком. На окнах — занавески из цветастого ситца, за ними проглядывает аккуратный тюль. Стол убран белой скатертью. В противоположном от иконы углу — русская печка. В устье дымится горшок с картошкой.
Степан невольно сглотнул слюну и втянул дымок.
— Ну и запахи у тебя…
— Светка приходила, — буркнул хозяин, — падчерица.
Степан распахнул дорожную сумку и извлек две поллитровки «Немироффа». Поставил на стол:
— Это на посидеть, поговорить, ежели не побрезгуешь нашей компанией, конечно. А вот и тебе персональный подарочек, — протянул литровую бутыль «Абсолюта» — в оплату за будущее гостеприимство, как обещал. — Гляди, какая красавица, как слеза.
Мужик замялся:
— Ты это, еще две чекушки обещал…
Степан усмехнулся и достал из сумки пол-литра «Столичной»:
— Уж извини, батя, чекушек не держим, но объем аккурат соответствует.
— Да нам без разницы, в какой таре, — хмыкнул мужик, — хоть в ведро налей!
Хозяин, едва взглянув на «Столичную», засунул бутылку в карман ватника и уважительно принялся разглядывать этикетку «Абсолюта». Вдруг подозрительно посмотрел на Степана и спросил:
— Не паленая?
— Обижаешь, батя! Самая что ни на есть настоящая, а ежели опасаешься, то можно и к кому другому пойти.
— Это я так, на всякий случай, — пробормотал хозяин, нежно поглаживая пузырь. — Вишь, какое дело, давеча мужик у нас один от водяры чуть не помер, вот и сорвалось с языка…
— Ладно, замяли, — поставил точку Степан.
* * *
Вскоре на столе появилась рассыпчатая дымящаяся картошка, приправленная укропом и зеленым лучком. К ней соленые огурцы, черный хлеб и совершенно украинский розовый шмат сала. Сели трапезничать. Проглотив сотку, хозяин посветлел. Завязалась беседа.
— Звать-то вас как, парни?
«Парни» представились.
— А меня Семенычем зовите. Да вы берите, берите, не стесняйтесь.
Степан и не стеснялся. Жрать хотелось зверски — с самого утра постился. Серега тоже не тушевался, уплетал с завидным аппетитом.
Вскоре от угощения остались лишь соленые огурцы да початый «Немирофф». Его и продолжили «кушать», впрочем, неоднородно — Степан все больше потчевал, надеясь развязать языки новым знакомым.
— А чего это, батя, — хрумкнул огурцом Степан, — тут про вас в газетах всякое пишут? Читал, небось?
— Да читал уж, — хмыкнул Семеныч. — Отдыхал здесь писака один — девка у него, зазноба, из нашенских. Ну и накропал — злое дело нехитрое. Брехня на букву «хы». — Семеныч опрокинул еще «сто». — Сам посуди, места у нас дикие. Автобус до райцентра, и тот отменили. А ментов так и вовсе не бывает. Мало ли кто пропадет… Однажды вон утопленника выловили, так неделю пролежал на солнышке, пока приехали… Пропадешь тут…
Колодца, конечно, никакого нет, Степан и сам это прекрасно понимал. А вот легенда, вполне возможно, и существует. Услышал журналистик какую побасенку да в газетенку и тиснул. Чем не версия?
— Что это у него на роздыхе творческая силушка поперла ни с того ни с сего?
Мужик хитро сощурился:
— А кто его знает? Городско-ой! К самогону непривычный…
Степан поднес ко рту еще стопку:
— Может, слух какой услышал?..
— Може, и услышал, — Семеныч совсем осовел, — а тебе на кой? Я расскажу, а ты про наши места погань напишешь — лапотниками выставишь.
— Да не переживай ты, батя, — веско сказал Степан, — я этнограф. Собираю легенды и поверья по городам и весям.
— А…
— Легенд у них, что грязи, — подал нетрезвый голос Серега, — уж чего-чего… Говорят, в лесах этих, — водила обвел рукой заключенный в стены горизонт, — язычники в древние времена жили.
— Так они везде в древние времена жили, — улыбнулся Степан.
— Нет, ты послушай! Было у них тут, ну, как его… святилище. Так вот… — Серега глупо хмыкнул: — Ну ни фига себе этнограф, на тебе ж пахать можно!.. Говорят, один главный у них был, типа староста.
— Волхв, — поправил Степан.
— Во, во. — Серега налил, опростал и продолжил рассказ про волхва. — Так он вырезал бабу из дерева, которая оберегала от всего, счастье роду приносила.
— Эта «баба» называется Рожаница, древнее славянское божество.
— Да хрен с ней, как она называется. Ты вот что послушай. Говорят, она до сих пор в лесах где-то стоит. Только ее не видел никто. Потому что мужики эти, — Серега кивнул на Семеныча, — схоронили бабу свою, и всякого, кто про нее пронюхает, кончают лютой смертью. Ты думаешь, отчего они все не передохли при нашей-то жизни? Идолище поганое помогает. — Серега заржал. — Такая вот местная легенда.
Семеныч насупился:
— Чего брешешь человеку? Нет никакого идолища.
Серега снова захохотал:
— Да брось ты, Семеныч, я же так, в шутку. Ну, вздрогнули…
Первый «Немирофф» опустел, бутылка отправилась под стол. Принялись за второго.
— Ты бы не шутил так, паря, беду накличешь, — едва ворочая языком, произнес Семеныч. — Места у нас и точно непростые. Идолища-то нет, поди, сгнило давно, если и было когда. А странности происходят… Колодец-то и правда имеется, — покосился на Степана, приложив палец к губам, — только тс-с… Еще бабка моя рассказывала…
Степан напрягся. Чутье подсказывало, что за словами и Сереги и Семеныча скрывается что-то действительное. Слишком широко распространились легенды. Обычно всякая чертовщина оседает в тех местах, где зародилась, — городских жителей мало впечатляют побасенки про леших да домовых. А тут наблюдается явное смешение культурных пластов.
Впрочем, это только на руку. Если легенда известна всей округе — будет не сложно создать декорацию, чтобы предъявить «клиенту». Наверняка найдутся «очевидцы» — народ в глухомани к зеленому змию привычный, стало быть, идеи разные мозги кипятят… Стакан поднеси, такого порасскажут…
— Где-то на границе леса, — продолжал Семеныч, — вырыт колодец. Он не огорожен срубом, яма ямой. И даже не слишком глубокая. До дна можно длинной палкой достать.
— Да ладно тебе на ночь байки рассказывать, — Серега уже клевал носом, — лучше айда на боковую.
— Это-о не байки, — страшно прошептал Семеныч. — Говорят, колодец не стоит на месте, а каждый год перемещается.
— Откуда же ты знаешь, что он перемещается, если его никто не видел?
— Дурень, люди-то в разных местах пропадали… Подойдешь, он и затянет. Да что я перед тобой… — Мысли хозяина дома все больше путались.
— Пошли спать, батя. — Степан подхватил Семеныча под мышки. — Куда тебя?
— Туда, — вяло махнул Семеныч в сторону второй комнаты. Дверь открыта — в просвете виднеется кровать.
Степан дотащил обмякшее тело до койки. Едва скрипнули пружины, Семеныч захрапел.
Серега уже взгромоздился на печь — видимо, был менее пьян, чем казалось.
— Эх, бабыньку бы… — посмотрел на Степана и осклабился. — Не бойсь, к мужикам равнодушен. Давай сюда.
— Слушай, Серега, а ты очень хочешь спать?
— Угу, а че?
— Я вот надумал предложить тебе одну работенку. Она хоть и пыльная, но вполне законная и, главное, денежная — баксов на двести. Только язык должен держать за зубами. А поутру вытащишь колымагу и сразу уедешь.
— А что делать-то?
— Колодец рыть, Серега. На самой кромке леса. Серега тупо уставился на новоявленного работодателя:
— Не понял?!
— Чего не понял-то. Одно дело побасенку какую-то принести в альма-матер, а другое — исследование, подкрепленное фотографиями местного мракобесия. Есть разница, как считаешь?
Серега уловил шкурную мотивацию.
— Ну ты и жучило… Ладно, согласен. Только деньги вперед.
— Пятьдесят — до, сто пятьдесят — после, — отрезал Степан.
— Ладно, по рукам.
* * *
Они потихоньку выбрались из дома, задобрив пса загодя припрятанным Степаном кусочком сала. Заглянули в сарай и, прихватив лопаты и пару ведер, отправились на «поле чудес»… Две темные фигуры, освещенные луной.
Провозились чуть ли не до утра. Копать яму в темноте — занятие не из легких. А если учесть, что землю надо относить в лесочек, то и вовсе каторга. Когда вернулись, хозяин еще спал, собаченция, законно рассчитывающая на презент, даже не тявкнула.
Операция прошла успешно.
Часа через три Семеныч проснулся. Принялся громко шаркать по хате в поисках опохмела. Гремел в сенях какими-то кастрюлями, разговаривал сам с собой…
Степан толкнул Серегу локтем в бок:
— Хорош дрыхнуть.
Водила недовольно заворочался:
— Ну, чего тебе еще?
— Пошли трактор искать, уговор помнишь?
— Изверг ты.
* * *
Как и ожидал Степан, трактора в деревне не оказалось. Решено было топать до федеральной трассы, напрямки километра три, там с дорожниками наверняка можно договориться. Их Степан заприметил, еще когда ехали на «Ниве», пока не свернули на непролазный проселок.
Попали в самую десятку. Вяло переругиваясь, бригада чадила небо папиросным дымом. Трактора у дорожников не было, зато имелся бульдозер, уныло стоящий у кучи с гравием, которую ему предстояло в недалеком будущем разровнять, и КамАЗ, на котором, видимо, и был привезен этот гравий.
Степан и Серега подошли к рабочим:
— Слышь, мужики, пособите машину вытянуть.
— Угу, а потом нам по шее от бригадира… С ним договаривайтесь… Вишь, мужик в желтой робе у асфальтоукладчика…
Бригадир, оказавшийся кряжистым мужичком лет пятидесяти, стоял чуть в отдалении и прихлебывал дымящийся чай из пластмассовой крышки термоса. Степан сразу окрестил его «кулаком». Такой своего не упустит.
— Машина у нас тут недалеко села. Может, пособишь?
Кулак окинул взглядом просителей. Одеты вроде прилично, не местная шантрапа.
— А где село-то?
Степан показал примерное направление.
— На бугровской дороге, что ли? Не, мужики, не пойдет. Я там сам закопаюсь. Известное место.
— Да не смеши меня, батя, танки, как известно, грязи не боятся.
— Да кабы танки, — отнекивался кулак, — развалюха гусеничная, его самого потом вытягивать придется.
— Ну КамАЗ дай.
— Да ты чего, ему же на проселке не развернуться, как он тебя потащит, раком, что ли, пятиться будет?
Разговор петлял в таком роде еще минут десять — кулак набивал цену.
— Ладно уж, рискну, — решив, что достаточно помурыжил клиентов, заявил он. — Семь сотен — и по рукам.
— Сколько?.. — возопил Серега. — Совесть-то у тебя есть?
— Не нравится, ищи других доброхотов, — отрезал мужик и, повернувшись к работягам, заорал: — Кончай перекур!
«Оранжевые спины» нехотя возвратились к будничному труду.
1 2 3 4 5 6 7