– оправдывалась Дудикова. – А в бане ему самое место!
– Ты ж наступила на любимый мужской мозоль! – пояснила ей я мотивы последующих событий. – Даже после сеанса грязевой ванны в навозе настоящий МУЖИК (а ведь ты не сомневаешься, что Фимочка себя таковым мнит? Нет? И правильно!), так вот, настоящий МУЖИК будет считать себя главным призом в главном забеге. Навоз? Да чистый Фаренгейт. Семьдесят баксов за сто миллилитров.
– Смешно? – разозлилась Динка, сверля меня взбешенным взглядом. И ее можно было понять. Не принявший со смирением отказа Стрельников, видимо, вспомнив классику (а не доставайся ж ты никому!), решил дать новую трактовку великому Островскому. И под лозунгом «так достанься ж ты всем» на Динку было совершено покушение.
– Моя девичья честь еле выдержала такое! – захлебываясь от возмущения пополам с хохотом, рассказывала Динка. – Трое косых придурков во главе со Стрельниковым. Надвигались, как Мамаева орда! Я даже почти испугалась.
– И что, что они сказали!
– Они ничего не сказали. Не могли. Ах да, Фимка выдавил что-то типа «ты пойдешь с нами».
– Ничего себе! – ахнула я, представив картину. Это называется, захотели теляти волка съесть.
– Вот именно, что ничего. Я их спрашиваю: вам чего, мальчики? Сексу? А они мычат! И за руки хватают. Я было обрадовалась, что мне обломится групповая вечеринка с элементами садо-мазо. Прямо, можно сказать, вся слюной изошлась. Спрашиваю, прихватил ли кто плетей с наручниками и куда мы пойдем, чтобы не было слышно моих криков, а они…
– А они? – затаила дыхание я. Действительно, интересно, что на такое недвусмысленное предложение мог ответить Фима Стрельников, тракторист в телогрейке. Вряд ли он ас по нетрадиционным утехам.
– А они пошло стали заламывать мне руки и пытаться стащить трусы. Я бы, может, пережила, но трусы, ты знаешь, у меня их Д.О. (Дикой Орхидеи), по сто баксов за комплект. Когда еще у меня такие бабки наберутся! А они так навалились, что я чувствую, трещит! Трещит по швам мой боекомплект для совращения мужчины моей мечты!
– Такого ты стерпеть не могла! – хлопнула в ладоши я.
– А то! Такого и святой не стерпит. Какой, на хрен, секс. Я заорала, как медведь после зимней спячки. Плохо помню подробности, но Стрельников после третьего пинка оторвал лапу от моей задницы и, кажется, плакал. Что-то я ему отшибла.
– А остальные? – полюбопытствовала я.
– Остальные? – задумчиво сунула в рот карандашик Динуля. – Остальные как-то сами рассосались. Глядя на муки Стрельникова. Кажется, я все-таки помню, куда ему залепила. Между прочим, каблуком. Помнишь, я на курсы по самообороне ходила?
– Ну?
– Надо ж, пригодилось! А вообще, я тебе скажу, здесь нам ловить нечего. Если четверо мужиков не могут даже толком изнасиловать приличную женщину, то это место не для нас. Не считаешь?
– А какое тогда для нас? – вздохнула я. Однако пусковой механизм Дудиковой уже был запущен. И потом, никто не сказал, что эта «зверская» попытка не повторится с более удачным финалом. Прелесть и безопасность деревенской жизни была безвозвратно потеряна. Поэтому когда Динка Дудикова подошла ко мне с вопросом «и что, ты собираешься тут торчать всю жизнь?», я не очень-то удивилась.
– И что? Мы тут будем торчать всю жизнь? Ты об этом мечтала долгими зимними ночами? – с вызовом спросила у меня она.
– Долгими зимними ночами я мечтала выспаться. И эта мечта пока никак не сбудется, – злобно огрызнулась я. Маленький Константин в последнее время вел себя не лучше, чем большой, не давая мне спать по ночам.
– Зубы? Режутся? – уточнила она.
– Ага.
– И что бы им не прорезаться побыстрее! – всплеснула руками подружка, изображая сочувствие. Насколько я знала Дудикову, на что – на что, а на мои бессонные ночи ей всегда было наплевать.
– Всему свое время, – глубокомысленно добавила я.
– Кстати, о времени. Я тут подумала, что пора нам с тобой вернуться в Москву, – уцепилась за фразу Динка.
– Нам с тобой? – удивилась я, потому что если Динку что-то и ждет в столице, то меня – точно нет.
– Да. Нам. Или ты предпочитаешь кушать репу в обществе своей мамочки до самой пенсии? – язвительно спросила Динка.
– А на что ты собираешься там жить? – полюбопытствовала я.
– Ну, я могу сдавать тебя в сексуальную аренду. У тебя теперь такая потрясающая грудь… – хищно осмотрела меня она. Я поежилась.
– Полгода в одиночестве, и ты уже неадекватна. Может, тебе найти кого-нибудь?
– Зачем? – удивилась Динка. – И потом, с чего ты взяла, что я одинока? Не суди по себе! За мной просто день и ночь Фимочка круги наворачивает!
– Серьезно? – ахнула я.
– А то! По-моему, он решил трахнуть меня во что бы то ни стало. Может, даже попытается опоить меня снотворным. Дурачок! Ну что бы ему помыться, захватить с собой букет ландышей или, на худой конец, гвоздик с вокзала, они там всего по тридцатке. Пара комплиментов, ужин в «Пирожковой» – и я его!
– Конечно! А если подарит часики, зови и меня, – расхохоталась я.
– Ба, все так запущено? Колхозник? А как же заповедь про большой кошелек? – засмеялась она.
– Знаешь, все в мире относительно. Здесь, в тишине сельских лугов, многое теряет значение. И потом, большой кошелек – это, все-таки, больше твое условие. Я могу и так.
– «Так» никто не должен ничего делать. А тем более мы – такие красивые и умные, – изящно отбрила меня Дудикова. Я смотрела на нее и поражалась, как быстро она пережила, в общем-то, невероятную, трагическую потерю всех своих сбережений.
– Были бы мы умные, разве ж мы сидели в Петушках? – вздохнула я.
– Ты читаешь мои мысли! – загадочно подмигнула Динка. – Так не поехать ли нам в Москву?
– Сейчас? – удивилась я. – И что нас там ждет?
– А когда? Когда Стрельников реализует очередной коварный план? Или когда у тебя от скуки мозги сведет судорогой? – деловито вопрошала она. Надо же, она улыбалась, выпендривалась и собиралась в Москву. Что может быть более потрясающим?!
– Когда ты хочешь ехать? – поинтересовалась я. Мне и в голову не могло прийти, что она зовет меня с собой всерьез. Я решила, что это своего рода знак вежливости между близкими подругами. В самом деле, зачем ей тащить с собой такую обузу?
– Как только ты уберешь с рожи это трогательное выражение и изволишь побросать свои тряпки в мою машину! – засмеялась она. Я встряхнулась и осмотрела ее более внимательно. Было похоже, что она говорит серьезно.
– Зачем я тебе там сдалась?
– А что, простое дружеское участие исключается?
– Абсолютно. Я живу дома, в тепле и относительной сытости. Я не пропаду, если ты оставишь меня на попечение мамочки. Значит, тебе от меня что-то надо, – выдала ей результаты небольшого, самого поверхностного анализа я. Динка раздосадовано отбросила в сторону какую-то палку, которую теребила в руке.
– Знаешь, чего я по здравом рассмотрении, никак не могу понять? – перевела разговор в другое русло она.
– Что? – встрепенулась я. Когда Динка выдавала результат своей напряженной умственной деятельности, он, как правило, оказывался потрясающим.
– Почему мне нельзя было оставить хоть работу? Я прекрасный специалист, и, очевидно, что без работы никак не смогу рассчитаться с долгами. Почему на это наплевали?
– Потому что в тот момент всем потребовался крайний.
– И они решили, что это буду я, – кивнула Динка. – А я тут прикинула и не очень горю желанием ею быть.
– А что ты можешь сделать? – удивилась я. Видимо, в тиши и покое родного болотца я успела несколько поглупеть, раз считала, что Динка говорит о чем-то из чистого умозрительного интереса, абстрактно. И это я, которой прекрасно известна Дудиковская конкретность.
– Ну, кое-что можно. Правда, трудно состыковать все это с совестью, но…я работаю над этим уже всю зиму и, кажется, уже начало получаться, – расплылась в широкой, искренне, открытой улыбке кобры Динуля.
– А я?
– А ты, ты должна мне помочь, – требовательно сказала она.
– Это уголовно наказуемо? Мы будем грабить твою сберкассу? – предположила я, заставив Динку расхохотаться.
– Это наказуемо, но моя сберкасса тут не причем. И я тебя уверяю, что если мы сделаем все, как я решила, то нам ничего не будет. Кроме пользы и благополучия.
– О Господи, – прикрыла рот рукой я. – Что ты задумала?
– Можно, я тебе сейчас ничего не буду рассказывать? Можно, ты просто поедешь со мной? – прикусила губу Дина.
– Интересно, почему? – заинтересовалась я.
– Чтобы когда ты все узнаешь, ты уже сидела бы у меня в машине. И когда ты начнешь орать «ты сошла с ума» и «это безумие, я в этом не участвую», было бы уже поздно, – исчерпывающе пояснила свои мотивы Дина. Я усмехнулась и сказала:
– Ну, тогда я пошла собираться. Но когда меня будут вести в тюрьму, помни, что ты обязана позаботиться о Константине.
– Постой, – посерьезнев, оборвала меня Динка. – Ты уверена, что действительно хочешь мне помочь? Может, тебе действительно стоит остаться здесь?
– И покрыться плесенью? – замахала руками я. – Нет, я решительно еду с тобой. И мне наплевать, что ты там задумала. В конце концов, ты тянула меня все это время. Без тебя я пропала бы. Так что можешь считать это простым долгом вежливости.
– Какие слова! – подняла палец вверх она. – Просто хочется грязно материться. Короче, меньше слов. Ты едешь?
– Конечно, – кивнула я и помчалась собираться. Моя мама кругами ходила вокруг меня, умоляя еще раз подумать и не связываться с Динкой Дудиковой, от которой у меня «всегда одни неприятности». Но я только ласково обрывала ее, объясняя, что одни неприятности у меня исключительно по собственной дури. В тот момент, что бы и кто не объяснял мне, что лучше остаться, не соваться, не лезть, я не послушала бы. Даже если бы это был господин Президент. Хотя какое до меня дело президенту. Мой пресловутый внутренний голос твердил, что здесь, в Петушках для меня ничего не осталось. Что моя временная передышка окончена, и что, если я здесь застряну, то потом уже не выберусь никогда. Подобное чувство было у меня, когда я переступила порог той беспросветной квартиры в Бирюлево. Еще минута в таком месте – и спасения не будет. Конечно, можно сказать, что из моего порыва откровенности не вышло ничего хорошего, но это спорный вопрос. В конце концов, я всего-навсего потеряла мужа. Как правильно сказала продавщица из магазина на Верхних полях, «это как у всех». Кто в наше время не терял мужа? Зато я не потеряла себя. Не потеряла способности совершать необдуманные поступки, навеянные мне минутным порывом, движением души. Я уверена, я твердо верю, что порыв души имеет решающее значение в любом случае. Поэтому я поцеловала маму, подхватила на руки моего толстого, поздоровевшего и порозовевшего на деревенском воздухе малыша и побежала к Динкиной машине. Она уже сидела там, подкрашивая губы.
– Признайся, как давно ты все задумала?
– Еще в январе. Когда были эти жуткие метели, из-за которых никто не мог выйти из дому.
– Ага, – про себя кивнула я. – Значит, больше трех месяцев назад. Можно узнать, куда мы едем?
– Мы будем жить в Очаково.
– Где? – поразилась я.
– В Очаково. Там низкие цены, и недалеко от моей бывшей работы.
– Значит, я правильно поняла. Мы будем работать над твоим главврачом? – улыбнулась я.
– Я надеюсь, ты не считаешь меня аморальной, – поинтересовалась Динка, на секунду оторвав взгляд от дороги. – Впрочем, мне наплевать, кем ты меня считаешь. Да, я займусь Петром Исмаиловичем. Для начала.
– Но почему?
– Потому что было ужасно несправедливым оставить меня без работы. Это была единственная возможность честно отдать ему деньги. Которые он давал мне, между прочим, под бешеные проценты, – перебирала его прегрешения Динка. Я понимала, что вряд ли Динка собирается погрозить своему бывшему руководству пальчиком. Динка наверняка придумала что-то позаковыристей. Но мне было все равно. Мне было так здорово ехать с ней рядом, болтать обо всяких глупостях, мечтать, чувствовать, что мы способны на все. Это, пожалуй, было самым потрясающим.
– Мы страшны, мы опасны. Мы умеем пить стопками водку и коньяк. Нам плевать на мужиков. Мы способны на все, – мы смеялись и делали страшные рожи.
– А ты хорошо знаешь, что делать? – я спросила просто так, на всякий случай. Но Динка прикусила губу и виновато пояснила.
– Вообще-то, я уже некоторое время все готовлю. Вечером я расскажу тебе все в подробностях, а пока…просто доверься мне, ладно?
– Без проблем, – я откинулась в кресле и посмотрела на спящего Костика. Довериться Динке? Почему бы и нет. Если вот уже как почти десять месяцев я почти физически ощущаю, что я счастлива, и что я, с позволения сказать, в потоке (если вы поняли, о чем я), то можно расслабиться и дать потоку нести меня вперед. У меня есть сын, я возвращаюсь в Москву, на душе у меня тишь и благодать. Ни к чему, совершенно ни к чему пытаться понять, что будет дальше. Через пару часов мы уже входили в маленькую однокомнатную квартиру в приятном зеленом месте района Очаково. Весна покрыла россыпью изумрудов каждое дерево, каждый куст во дворе. Молодая майская зелень – квинтэссенция этого цвета, самый зеленый из всех зеленых оттенков зеленого. Удивительно, что, только вернувшись в Москву (если только можно так назвать наше заселение в Очаково), я вдруг заметила, что эта по праву самая трудная зима в моей жизни окончена, да и весна уже отгуляла и растопила все снега. Все течет, все меняется. Только Дудикова остается такой же, как и всегда. Вечером, когда она рассказала мне свой план, я была потрясена. И хотя все это было действительно совершенно аморальным, это было так изящно, так лихо задумано и должно было дать такие потрясающие результаты, что я захлопала в ладоши.
– И если все удастся, я обещаю прилюдно выпить бутылку текилы и не запьянеть, – веселилась Динка, лопая наскоро сварганенный мною ужин (тушеные с помидорами цуккини, которые почему-то почти даром продавались около нашего нового дома).
– А я, если все получится, буду всем рассказывать, что воистину нет безвыходных положений. Надо только спросить о проблеме некую гениальную Динку Дудикову – оракула современности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33