Кто-то добавил: «И каждый день убивают». Мне сказали, что я замечу отличие от других стран, в которых побывала. В основном здесь живут небольшими группами городские беженцы. Большинство из них имеют профессию. Это не фермеры. Я думаю, это такие же люди, как и вы, читатели этой книги.
Все подразделения ООН работают вместе, это как «общий дом». Специализированные агентства ООН пытаются даже занимать совместные офисы на местах. В городе Кито офисы УВКБ ООН и других агентств ООН расположены в одном здании для всех кажется очевидным, что надо работать рука об руку, но не всегда так бывает. Мне сказали, что Генеральный секретарь является горячим сторонником этой идеи. Мировая продовольственная программа (WFP — World Food Program), Программа развития ООН (UNDP — United Nations Development Program), ЮНИСЕФ (UNICEF — United Nations Children's Fund) и УВКБ ООН — все агентства ООН работают вместе.
Но в большинстве демократических стран так не делается; видимо, это редкость. Колумбия является демократической страной, но агентства вроде УВКБ ООН, Красного Креста и других должны оказывать помощь в защите людей.
В утреннем разговоре очень часто повторялось слово защита. Защита около двух миллионов гонимых беженцев является основной задачей УВКБ ООН. Организация осуществляет ее разными способами. Используя Женевскую конвенцию 1951 года по правам беженцев как основной инструмент, УВКБ ООН гарантирует основные права человека, а также то, что беженцы не будут насильственно отправляться обратно в страну, где они столкнулись с преследованием. Уже достаточно долго УВКБ ООН помогает мирным жителям репатриироваться в свою страну, интегрироваться в странах, предоставляющих убежище или переселяться в страны третьего мира. Используя мировую коммуникационную сеть, УВКБ ООН также стремится обеспечить хотя бы минимум еды, воды, приюта и медицинской помощи в местах массового переселения беженцев.
Я ошеломлена сложностью ситуации. Я нахожусь в некотором замешательстве, но одно я могу сказать уже сейчас: мне кажется, что есть много вещей, которые я должна была знать раньше. Необходимо, чтобы гуманитарный кризис, настолько сильный, насколько очевидный, а также нарушения прав человека нашли освещение в СМИ, чтобы все мы знали об этом.
Семьдесят четыре процента территории Колумбии находится под контролем партизан и военизированных формирований. (Основная часть сорокамиллионного населения живет в 25 процентах основных городов, до сих пор управляемых демократическим правительством.) Неконтролируемы в основном приграничные зоны, на которые приходится основной нелегальный оборот наркотиков, нефти, кофе, изумрудов. Но кто покупает это? Кто покупает этот «экспортный товар»? Кто поддерживает повстанцев?
В этих семидесяти четырех процентах страны влияние правительства отсутствует или является очень слабым. В этих районах не существует никакой стабильности. Католическая церковь является здесь одним из основных партнеров УВКБ ООН. То же самое можно сказать применительно ко всей Южной Америке.
В этот раз я приехала с визитом только в Эквадор, но мне напоминают, что я вижу лишь малую часть огромной работы. В Венесуэле и Эквадоре, граничащих с Колумбией, а также в самой Колумбии есть офисы УВКБ ООН. Панаме они тоже оказывают помощь, но граница с этой страной представляет собой болота и джунгли, одно из самых непреодолимых мест на земле. Также УВКБ ООН оказывает поддержку Перу, но на границе находятся джунгли, так же, как и на границе Колумбии с Бразилией.
Еще немного информации: в год здесь происходит 3 000 случаев убийств и похищений. В среднем девять-десять человек в день.
Несмотря на то, что за последние три года все больше и больше людей бегут в Колумбию, основная часть — гражданские жертвы конфликта — остается в стране. Высоко число перемещенных внутри страны лиц (ВПЛ). Кажется, что получить помощь и достоверную информацию становится все сложнее. Возможно, международному сообществу сложно правильно оценить ситуацию. По последним данным, внутри страны в день перемещается от 500 до 900 человек. Я спросила, почему они остаются в стране. Сотрудник УВКБ ООН сказал, что единственная причина в том, что в Колумбии им легче найти работу.
Продолжающийся долгое время вооруженный конфликт унес сотни тысяч жизней и заставил покинуть свои дома более 1,5 миллиона человек. Тысячи убежали в соседнюю Венесуэлу, Панаму и Эквадор. В 2001 году колумбийцами было подано 2000 запросов на предоставление убежища в Эквадоре по сравнению с 30 в 2000 году. В течение первой половины 2002 года было зарегистрировано 2198 запросов о предоставлении убежища. Согласно Официальной статистике, за период январь-май 2002 года колумбийские беженцы находятся на седьмом месте по объему поданных заявок на предоставление убежища.
Четыре года назад президентская кампания победила благодаря обещаниям мира. В феврале прошлого года мирный процесс развалился. Выборы были выиграны разговорами о войне, об использовании силы для наведения порядка. Я могу себе представить, как этот новый способ повлияет на судьбы людей. В любом случае гуманитарные работники готовятся к ухудшению конфликта.
Я посетила офис УВКБ в церкви, чтобы встретиться с ищущими убежище или с теми, кто уже получил статус беженцев, чтобы послушать их истории. Ерта Лемос является главой Комитета по делам беженцев, одного из партнеров УВКБ ООН в Кито. Она говорит, что рада быть миссионером. У нее приятная улыбка, и она носит кольцо с распятием на пальце, на котором обычно носят обручальные кольца. На стенах висят постеры УВКБ ООН с фотографиями детей из различных частей света. Один ребенок выглядит в точности, как Мэддокс.
Ерта объясняет нам, как работает этот офис. Он открывается в 7 утра, чтобы начать принимать людей, обращающихся за убежищем. Самые худшие случаи — это когда людей преследуют военизированные группы. В основном обращаются родители или одинокие дети. Много случаев, когда обращаются люди, которых пытали.
«Эти случаи, помимо всего прочего, требуют эмоциональной и духовной поддержки», — говорит она.
Сначала проходит краткая консультация: надо выяснить, ищут ли они убежище. Если да, то они начинают заполнять документы, чтобы заявить о своем случае. Затем идет серия консультаций. Каждый день в офис приходит около двадцати пяти или тридцати дел. Все случаи разные. Например, мать и семь детей: значит, в этом деле уже восемь человек. Офис тесно сотрудничает с правительством Эквадора, представляя тех, кто ищет убежище.
Через окно я вижу людей, пришедших на консультацию. Я видела людей, ищущих защиты, но эти кажутся особенно подавленными, сломленными. Язык тела говорит о том же: голова немного опущена, руки крепко сжимают бумаги или пакет, в котором находится все, что у них осталось.
Мы прошли по коридору, полному людей. Один мужчина водит взад и вперед своего плачущего ребенка. Несколько детей сидят вдоль стены. Не могу точно сказать, но кажется, что они без родителей.
Мне сказали, что сейчас я встречусь с человеком, чью жену и детей убили у него на глазах. «Он очень травмирован, но понемногу приходит в себя». Ерта вышла, чтобы привести его. Я нервничаю.
Он невысокого роста, одет в черно-серый свитер и рабочую рубашку. Заметно, что он старался хорошо одеться; даже имея так мало вещей. В его свитере много дырок. Его волосы зачесаны назад, и у него очень грустные глаза. Наверное, ему за пятьдесят. Доброе лицо. Симпатичный мужчина. Очень обходительный.
Он объяснил, что он из того же района, в котором три недели назад произошла ещё одна бойня. Его несколько раз просят говорить помедленнее, чтобы они могли переводить.
У него была маленькая кукурузная ферма. Мне кажется, он говорит так быстро, потому что воспоминания причиняют ему боль. Он хочет быстрее пройти через это. «У меня был даже джип», — говорит он. Партизаны начали вымогать у него деньги.
Кажется, он начинает нервничать. Может быть, из-за того, что я записываю? Я попросила перевести ему, что я не буду писать его имени и что мы просто хотим, чтобы люди поняли ситуацию в его стране.
Он продолжает. Военизированные группы пришли в его деревню и завязали бой с партизанами. Позже партизаны обвинили жителей деревни в поддержке военных. Началась бойня. Семьдесят человек в деревне было убито. «Мы не уверены, — говорит он, — партизаны ли это были». Он немного дрожит, когда говорит, и трет свои ладони.
Ему задали вопрос на испанском. Внезапно у него на глаза навернулись слезы, и он не смог сказать ни слова. Вильям объяснил: «Я спросил его, как была убита его семья». Я смотрю на того мужчину, а он смотрит на меня, как будто говоря: «Пожалуйста, не заставляйте меня говорить об этом».
Я перестала записывать. Он пытался сдержать слезы. Вильям сказал ему, что все в порядке. Он может говорить, о чем хочет. Мужчина извиняется. Вы можете себе это представить?! Кто-то извиняется потому, что не может объяснить, как была убита его семья.
Он встает, задирает рубашку и показывает нам два пулевых ранения. Сейчас на месте ран небольшие шрамы, размером в пять центов. «Сестры помогли организовать медицинскую помощь. Это было три года назад».
«УВКБ ООН помог мне начать небольшой бизнес, и я открыл свое кафе. Дела налаживаются. Когда я пришел, все, что у меня было, — это только одежда, которая была на мне».
Он говорит, что незаконные вооруженные формирования находятся где-то в Эквадоре. Здесь он получил письмо с угрозой.
«Мы не убили тебя в Колумбии, мы убьем тебя здесь».
Я спросила его, почему они считают, что такие люди, как он, представляют опасность. Потому что он был кем-то вроде местного авторитета в своей старой деревне, и там были убиты партизаны. Он вытаскивает старый, потертый кошелек и разворачивает бумагу, которая явно представляет для него ценность. Это официальный документ. Это доказательство того, что он подавал жалобу и беспокоится о своей безопасности. Другое письмо запрашивает переселение в другую страну, так как он не чувствует себя в безопасности в Эквадоре.
Мы поблагодарили его за беседу. Он поблагодарил нас за то, что выслушали. Когда он уходил, он улыбался. Вильям извинился за то, что заставил его вспомнить печальные моменты его жизни. Он собрал наши чашки из-под кофе. Я думаю, что по привычке. Он вытер стол так, как если бы он обслуживал нас в ресторане.
Несколько минут спустя он вернулся и вручил мне маленькую тарелку с едой. Вильям сказал: «Он приготовил это, чтобы угостить нашего гостя». Он улыбнулся. Я не знала, что сказать.
Следующей вошла женщина, она принесла свечи и икебаны из цветов, чтобы показать, чем она зарабатывает на жизнь. Она достала фотографии своего сына. На одной из них ему три года. «Когда мы приехали». Другая фотография — это школьная идентификационная карточка. «Сегодня ему восемь лет». Ее муж был юристом. Очень видная семья. Ее кузен был кандидатом в президенты. «Его убили». Ее муж расследовал это дело.
«Он получал письма с угрозами о том, что он не должен больше этим заниматься». Мы спросили почему.
«Торговцы наркотиками были одними из тех, кто ему угрожал, поэтому дело касалось и того, чтобы остановить их деятельность. Мой муж не отвечал на угрозы и продолжал защиту. Затем они убили его брата. Правительство дало нашей семье охранников. Потом стало известно, что торговцы наркотиками дали деньги телохранителям, чтобы те убили нас. Тогда мы сбежали. Когда мы приехали, мой муж не смог работать. Здесь другие законы, и мы сами не отсюда. Мне надо было кормить семью, поэтому я вспомнила, как все это делается».
Она указала на свечи и икебаны, которые принесла с собой. «Сестры в этом лагере помогли мне начать производство, чтобы я могла зарабатывать на жизнь». Она продолжает: «Мой муж заболел и умер».
Она хотела продолжить свой рассказ, но расплакалась. Кажется, она не может остановиться. Сейчас она говорит очень быстро. Я спросила Вильяма, о чем она говорит. Она говорит о том, что пыталась заработать достаточно денег на лекарства.
Когда он умер, она осталась вдвоем с сыном. Она продолжает говорить, но смотрит в окно, и слезы текут по ее лицу. «Мой муж умер 16 сентября».
Мы пытаемся поговорить с ней о чем-нибудь другом, чтобы отвлечь ее от болезненных воспоминаний. Мы говорим о ее цветах. Я купила у нее несколько икебан, чтобы украсить домик для гостей УВКБ ООН.
Потом мы встретились с мальчиком, который только что приехал из Колумбии. Он представился, но я снова опускаю его имя ради его безопасности. Четырнадцатого июня ему исполнится шестнадцать лет. Он крутит в руках свой рюкзак. У него большие широко открытые карие глаза.
«У меня есть два брата, одному семнадцать, другому пятнадцать. Сейчас мы живем здесь с нашей тетей, они из Эквадора. У нас нет отца. В январе 2000 года мою мать заставили присоединиться к партизанам. Они разрешали нам навещать ее каждые три месяца, в мае и июне 2000 года. Они заставляли ее обучать их компьютеру и письму. Когда мы приходили к ней в прошлый раз, командир пытался заставить меня остаться и присоединиться к войскам. Моя мать отговорила их тогда, но просила меня передать бабушке, чтобы мы уезжали. Бабушка продала все наше имущество, чтобы переехать. Три месяца спустя мы услышали о том, что наша мать исчезла, бежав от партизан, а также и от полиции, потому что теперь они и ее считали партизанкой».
Я заметила, что его рука темно-красного цвета. Возможно, родимое пятно? А может быть, ожог.
«В апреле прошлого года умерла моя бабушка. В Эквадор мы попали незаконно. Но нам пришлось так сделать, у нас не было паспортов. Мы были очень напуганы. Я до сих пор еще не могу ходить в школу».
Я спросила его, кем он хочет быть, когда вырастет, нравится ли ему спорт?
«Да, когда я пойду в школу, я буду хорошим учеником. Я хочу быть образованным. Но сначала я должен помочь своим братьям и только потом себе».
Затем в комнату вошла женщина, очень взволнованная. Она извиняется. Только что она говорила с сестрами о том, почему покинула Колумбию. Она нервно крутит кольцо на своем пальце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24