— Зачем ты упорствуешь?
Хилари ничего не отвечала. Она подошла к шкафу и начала вынимать белье.
— Послушай, — сказал Тони. — Я только высказал некоторые сомнения. Любой бы человек постарался в подобной ситуации. Окажись ты на моем месте, сделала бы тоже самое. Почему тебе ничего нельзя сказать?
Хилари вернулась с двумя юбками и укладывала их в чемодан. Она избегала взгляда Тони.
— Я доверяла тебе... во всем.
— Я ни в чем не оскорбил твое доверие.
— То, что было между нами, не важно?
Хилари молчала.
— Не хочешь ли ты мне сказать, что испытанное тобою — не телом, конечно, а сердцем и умом — самое обычное чувство, какое испытываешь с любым мужчиной?
Хилари приняла холодный неприступный вид. Она не поднимала глаз, возилась с чемоданом, запихивая в него вещи. Ее руки слегка дрожали.
— Да, а для меня это важно и необычно, — продолжал Тони, решивший добиться примирения. — Я нашел идеал. Это было лучше, чем я мог представить. Не одна чувствительность. Но слияние. В раздельности. Ни одна женщина еще не понимала меня так, как ты. Уходя вчера ночью, ты унесла часть моего существа, часть души, часть сердца, часть жизни. Отныне я не могу жить один, мне нужна ты. Так что не думай убежать от меня. Я не отпущу вас, моя леди.
Хилари замерла над чемоданом. В руках она нервно мяла юбку, не поднимая глаз. Как Тони желал сейчас знать, о чем она думает!
— Я люблю тебя, — сказал он.
Не сводя глаз с чемодана, она спросила дрожащим голосом:
— Разве можно верить обещаниям? Клятвам двух людей? Таким клятвам, когда человек говорит «Я люблю тебя», правда ли, что он так думает? Если родители расточали мне ласки, а через минуту избивали так, что тело покрывалось синяками и ссадинами, то кому черт побери мне верить? Тебе? С чего бы? Не приведет ли это вновь к разочарованию и боли? Лучше уж оставаться одной. Я сама позабочусь о себе. Не пропаду. Я не хочу больше унижений. Меня слишком долго унижали. Мне этого хватит до смерти! Я не собираюсь давать обещание и становиться на колени. Не могу. Просто не могу.
Тони подошел, крепко взял ее за плечи и встряхнул, чтобы она посмотрела ему в глаза. Нижняя губа у нее тряслась. Глаза наполнились слезами, но Хилари сдержала рвущиеся из груди рыдания.
— Мы слишком хорошо знаем свои чувства друг к другу. Я знаю. Я чувствую это. Ты отворачиваешься от меня не потому, что я высказал некоторые сомнения по поводу происшедшего. Дело совсем не в этом. Ты гонишь меня, потому что чувствуешь в себе любовь и боишься ее. Боишься потому, что вспоминаешь родителей. Из-за того зла, которое они причинили. Из-за перенесенных страданий. И еще из-за того, о чем ты молчишь, и чего я не знаю. Ты стараешься подавить в себе любовь, потому что в детстве осквернили твою душу. Но ты любишь меня. И знаешь об этом.
Хилари ничего не говорила и только качала головой: нет, нет, нет.
— Только не говори, что это не правда, — продолжал Тони. — Мы нужны друг другу, Хилари. Ты нужна мне, потому что всю жизнь я боялся довериться неодушевленным вещам-деньгам, карьере, искусству. Открытый для людей, для новых знакомств, я всегда страшился изменить обстоятельства жизни. С тобой, только с тобой, в первый раз, я желаю одолеть свою слабость-зависимость от обстоятельств. И теперь, когда я думаю стать художником, я чувствую в себе силы и решительность сделать главный шаг в жизни. Отныне представляя будущее, я уже не вспоминаю со страхом бедное детство, когда в доме часто нечего было есть, когда семья едва не оказывалась на улице, без денег и надежд. Наконец я простился с прошлым. Правда, я пока не могу решиться оставить работу в полиции. Нет. Сейчас нет. Но рядом с тобой я представляю себя художником, полностью посвятившим жизнь искусству, я чувствую, что смогу. Об этом еще неделю я не смел подумать.
По лицу Хилари скатились слезы.
— Ты очень хороший. Ты прекрасный художник.
— Я же знаю, что нужен тебе. Без меня ты забьешься еще дальше в раковину и затаишься там. Одиночество убьет тебя. Ты всегда доверялась неодушевленному — деньгам, карьере. Но боялась поверить людям. Понимаешь? В этом смысле мы разные, но мы и дополняем друг друга. Мы можем помочь друг другу. Мы точно две половинки одной судьбы, которые, наконец, встретились. Я твоя половинка. Ты — моя. Долгие годы мы беспомощно скитались во мраке, сталкивались и расходились, надеясь найти друг друга.
Хилари уронила скомканную юбку в чемодан и порывисто обняла Тони. Тони поцеловал ее в соленые губы. Они долго стояли, обнявшись, и молчали.
Наконец Тони сказал:
— Посмотри мне в глаза.
Хилари подняла лицо.
— У тебя такие темные глаза. Скажи мне.
— Что сказать? — спросила Хилари.
— Что я хочу услышать.
Хилари поцеловала его в уголок рта.
— Скажи.
— Я люблю тебя.
— Еще раз.
— Я люблю тебя, Тони. Люблю.
— Это было очень трудно?
— Да. Для меня — да.
Хилари улыбнулась сквозь слезы. Тони чувствовал, как сжало в груди от переполнявшей его радости. Хилари замерла в объятиях, он ощущал тепло тела, его упругую мягкость и вдыхал тонкий запах духов, смешивавшийся с ароматом волос и нежной кожи.
Он сказал:
— Теперь, когда мы вместе, все будет хорошо.
— Нет. Только когда узнаем о Бруно Фрае. Кто он. Или что он такое. Я успокоюсь, когда буду точно знать, что он мертв и в могиле. Раз и навсегда.
— Вместе мы пройдем через любые испытания. Он не осмелится явиться, когда мы рядом. Обещаю тебе.
— Я верю... Но... опять же... я боюсь его.
— Не бойся.
— Я не могу.
Тони вспомнил о развале, царившем на первом этаже, об острых палках и мешочках чеснока, обнаруженных в фургоне Фрая, и почувствовал правоту в словах Хилари.
— Оживший мертвец?
Хилари поежилась в объятиях Тони.

Часть II
Зомби
ДОБРО ШЕПЧЕТ.
ЗЛО КРИЧИТ.
Тибетская пословица
ЗЛО ШЕПЧЕТ.
ДОБРО КРИЧИТ.
Индонезийская пословица
Глава 1
В четверг утром, во второй раз за неделю, в Лос-Анджелесе произошло землетрясение. Были зарегистрированы колебания силой в 4,6 балла по шкале Рихтера. Толчки продолжались двадцать три секунды. Разрушений не было и горожане только шутили по поводу землетрясения. Так, говорили, что это арабы пытались отомстить за неуплату нефтяных долгов. А вечером диктор телевидения Джонни Карсон сказал, что это Долли Партон порядком потревожила землю, поспешно спрыгнув с кровати. Как бы то ни было, для недавно переселившихся в Лос-Анджелес эти двадцать три секунды не показались такими уже невинными, все они порядочно перепугались. Если бы им сказали, что через год и они привыкнут к подобным встряскам, никто бы не поверил. Но, в действительности, так оно и случается: и вчерашние «новички» через год-другой шутят по поводу очередных колебаний. До настоящего потрясения.
За шутками калифорнийцы скрывают страх, о котором, конечно, никто не говорит вслух, перед настоящим землетрясением. Нельзя человеку задумываться о возможности катаклизмов и постоянно помнить о том, что земля может преподать, в таком случае попросту с ума сойдешь. К жизни следует относиться проще. В конце концов, большие землетрясения случаются очень редко. Раз в сто лет... А то и реже. В морозные, снежные зимы на востоке страны умирает больше, чем в Калифорнии от землетрясений. Разве безопаснее поселиться во Флориде, где часто бушуют ураганы, или на Среднем Западе, равнины которого посещает торнадо? И как любая другая нация, обладающая ядерным оружием, американцы склонны видеть источник опасности не в стихийной силе природы, а в целенаправленной злобе людей.
Но в тот четверг, в отличие от подобных дней, когда фиксировались подземные толчки, было зарегистрировано значительное "количество нарушений на автобанах: люди торопились с работы и на работу, домой и к друзьям, к любовникам и любовницам. И никто из них не осознал, что жизнь в зтот день ускорила бег. Больше семейных скандалов, чем в обычный день. Больше, чем в среду, уходов из дома. Больше свадеб. Прибавится работы у проституток. Повысится половая активность супругов, любовников и неопытных подростков, делающих первые неуклюжие движения. Прежде не существовало доказательства прямо пропорциональной связи между сейсмической активностью и активностью полов. Но в течение нескольких лет зоологи наблюдали, как приматы-гориллы, шимпанзе и орангутанги в зоопарках — почти все без исключения проявляли исключительное влечение друг к другу. И как стало ясно, в этом отношении человек не далеко ушел от своих меньших братьев. Большая часть калифорнийцев верит, что можно жить здесь, не обращая внимания на происходящее. Однако бессознательно человек поддается изменению. Страх перед стихией формирует характер, направляет работу сознания и тяжелым прессом давит на психику. Страх, как таинственный шепот, доводящий до исступления.
Конечно, это только один шепот среди множества других.
* * *
Через пять минут после звонка Тони, и примерно за тридцать пять минут до толчков, к дому с мигающей сигнализацией, но с выключенной сиреной подъехала полицейская машина. Из нее вышли двое, в форме. С обычной профессиональной быстротой и вежливостью они выслушали и записали рассказ Хилари, осмотрели место проникновения в дом (преступник вновь забрался через окно в библиотеке) и зафиксировали на бумаге все, что было сломано и перебито в гостиной и столовой. Они хотели вызвать лабораторию, но Хилари сказала, что нападавший носил перчатки.
Полицейские заинтересовались, узнав, что преступник — тот же мужчина, которого, как думала Хилари, она убила в прошлый четверг. Конечно, им и в голову не могла прийти мысль о том, чтобы проверить это странное убеждение. Разумеется, Бруно Фрай здесь не при чем. Они попросили ее несколько раз повторить рассказ, расспрашивали о деталях только для того, чтобы уяснить для себя, ошибается ли она вследствие испуга или лжет? Наконец они решили, что у этой женщины что-то перепуталось в голове из-за шока и она приняла другого за Бруно Фрая.
— Мы будем искать согласно вашему описанию, — сказал один из них.
— Разумеется, не мертвеца, — добавил другой.
Тони и Хилари стояли на пороге и смотрели, как черно-белый автомобиль выехал на дорогу и направился к перекрестку дорог.
Хилари устало спросила:
— Что теперь?
— Теперь ты закончишь сборы, и мы поедем ко мне. Я позвоню в полицию и поговорю с Гарри Лаббоком.
— Кто это?
— Мой босс. Капитан Лаббок. Он меня хорошо знает, и мы на короткой ноге. Я попрошу его заняться делом Бруно Фрая, пусть покопается в его прошлом, может, что-нибудь найдет. Еще скажу, чтобы надавил на шерифа Лавренски. Не волнуйся. Будем действовать.
Но примерно через час, уже находясь дома, Тони был несколько разочарован. Капитан внимательно выслушал все, что хотел сказать Тони, не вызвало у него возражений и утверждение Хилари, что это был Фрай, но не счел логичным продолжать дело именно в связи с Фраем, когда прошла неделя со дня смерти этого человека. Капитан, видимо, не был готов поверить в тот самый десятимиллионный случай: коронер ошибся, Фрай выжил, несмотря на огромную потерю крови, вскрытие и пребывание в холодильнике. Гарри сочувственно отнесся к горю Хилари, но было ясно: он также считает, что воображение сыграло над женщиной нехорошую шутку.
Тони сел рядом с Хилари и передал ей разговор с капитаном.
— Истерика! — горестно воскликнула Хилари. — Боже, я устала от этого слова! Все думают, что я была напугана. Каждый уверен, что я ни черта не могла соображать.
— Я понимаю тебя. Я лишь пересказал тебе слова Лаббока.
— Черт!
— Вот именно.
— А твое мнение не подействовало?
Тони скорчил гримасу.
— Он думает, что после смерти Фрэнка я не совсем в порядке.
— Значит, он сказал, что у тебя истерика?
— Нет, расстройство нервов. Временное помрачение.
— Он, правда, так сказал?
— Да.
Помня, что Тони в тех же самых словах говорил о ней, когда услышал об ожившем мертвеце, Хилари съязвила:
— Возможно, ты этого заслужил.
— Возможно.
— А что он сказал, когда узнал об угрозах — палку в сердце; рот, набитый чесноком; и все такое?
— Он согласился, что это странное совпадение.
— И только? Только совпадение?
— Да.
— Черт побери!
— Так теперь будут думать все.
— Но я думала, что это правда. То, что вы с Лаббоком близко знакомы.
— Это действительно так. Но, как я уже сказал, Гарри думает, что я еще не пришел в себя после смерти Фрэнка. Он думает, что через недельку я успокоюсь и уже не буду держать твоей стороны в этом деле. Но он ошибается, потому что я знаю одно: тебе ничего не было известно о книгах по оккультизму и прочих штучках из машины Фрая. И теперь я сам склонен подозревать, что Фрай каким-то образом вернулся оттуда. Бог знает как. Мне пока неизвестно, как я буду убеждать Гарри, но нельзя его упрекать за скептическое отношение.
— А тем временем?
— А тем временем отдел по расследованию убийств отдохнет. Это не входит в нашу компетенцию. Дело попадает в разряд «глухих».
Хилари нахмурилась.
— Это значит, что ничего предпринято не будет.
— К сожалению, да. Полиция не может заниматься расследованием подобного случая.
Хилари поднялась со стула и торопливо заходила по комнате.
— Происходит нечто странное и страшное. Я не могу ждать, пока ты убедишь Лаббока. Фрай сказал, что вернется. Он не успокоится, пока кто-нибудь из нас не заснет навеки. Он может появиться в любом месте и в любое время.
— Ты будешь в безопасности, если останешься у меня, пока мы не разгадаем этой загадки или хотя бы пока мне не удастся привлечь на нашу сторону Лаббока. Здесь ты в безопасности. А Фрай — если это Фрай — не узнает, где ты.
— Ты уверен?
— Он же не всеведущ.
— Да?
Тони улыбнулся.
— Подожди. Не хочешь ли ты сказать, что он обладает сверхъестественной способностью к предвидению?
— Нет, я хочу сказать, что готова исключить такую возможность. Послушай, если ты поверил в возвращение Фрая, то разве можешь теперь отрицать что-либо, связанное с ним? Но я имела в виду другое: может, он просто выследил нас?
Тони удивленно вскинул бровь.
— Выследил от твоего дома?
— Может быть.
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47