Пока выбрался по скользким ступенькам, пока нашел в пустом сарае что-то отдаленно похожее на инструмент, пока отодрал доски, прибитые крест-накрест ко входной двери, летний дождь припустил всё сильнее и сильнее.
Он стучал по серой шиферной крыше, шуршал в листьях, прыгал на траве, прятался за шиворот, стекал между лопаток. Алексей не выдержал и, отколов последнюю доску, бросился в дом, стягивая по дороге ветровку и футболку.
Аня ойкнула от неожиданности, увидев его наполовину раздетым. Поспешно сказала, отведя глаза:
- Там на чердаке, кажется, был дождевик. Я сейчас, - и быстро юркнула наверх.
- Анька, ты всё-таки безжалостная, - крикнул ей вдогонку Алексей, - я надеялся, что хоть ты меня согреешь!
Натянув на голову какой-то старый полотняный мешок, она наружним путем сползла на землю, не рискуя проходить мимо переохлажденного зятя.
"Это уже превращается в наваждение, в дурацкие игры, - бормотала она по дороге, собираясь постучать в соседний дом. - Сколько можно?! Вместо того, чтобы искать выход из положения, думаешь только об одном. Нечего тогда бегать от мужика, только голову дуришь ему и себе...".
Её саморазоблачения прервал вдруг отдаленно-знакомый голос:
- Ой, кто это? Никак, Анютка? Беги скорей сюда, промокла ж вся!
Анна растерянно оглянулась, не понимая, кто это говорит, и тут увидела у дома через дорогу сгорбленную бабку с ведром в старческой коричневой руке, одетую в телогрейку, галоши прямо поверх носков, на голове черно-серый клетчатый платок.
- Иди-иди, чего встала? - махнула она рукой. - Поговорим хоть, а то здесь жителей - полторы бабки и один дедка, вечно пьяный. Словом обмолвиться не с кем! Зато беленькую знатно гонит...
- Да я не одна... вот ищу, чем бы печку растопить, а то... В дороге вымокли. Согреться бы надо, - не было стыдно, но она никак не могла вспомнить имя старухи...
Та догадалась:
- Да ты узнала хоть меня? Я ж бабка Татьяна. Помнишь, вы когда с Борькой приехали к Вере в первый-то раз, я тебя ещё обозвала. Вы ж и расписаны тогда, кажись, не были, а ты уже брюхатая ходила...
Анна, конечно, тут же вспомнила.
- Баба Тата, а можно, я у вас спички на минутку одолжу? Мне только взять кое-что надо - и мигом назад! И зятя своего приведу, он тоже так вымок, а переодеться у бабы Веры не во что.
Она совсем запуталась в собственных объяснениях, точно, как в присказке: "Дайте водички попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде!".
- Да по мне - бери хоть что хошь, только приходите! - бабка скрылась в доме, вынесла охапку дров, кусок газеты и коробок спичек, прикрывая их от дождя. - На вот, печурку растопите, да не угорите там! Но потом - уж непременно ко мне. Я вас и молоком козьим напою, и покормлю - чем Бог послал...
Анна, с трудом веря в удачу, сердечно поблагодарила старуху и, разбрызгивая грязь, помчалась по скользкой дороге обратно домой.
- Лёшка! - торжествующе закричала она, высыпая поленья у порога и машинально стаскивая хлюпающие кроссовки. - Смотри, что я нашла!
Как флажком на демонстрации, радостно затрясла в воздухе клочком бумаги, одновременно отбивая спичками в коробке дикий ритм.
- Что, снова будем дом палить? - ехидно поинтересовался Алексей, у которого уже зуб на зуб не попадал.
- Давай-давай, - подгоняла его Анна. - Или не умеешь печки разжигать? Так это не беда, у нас горючее в запасе есть: обольем дровишки и - порядок!
Её тонкая шелковая рубашка тоже успела промокнуть насквозь и противно льнула, словно распутный старикашка, вспоминающий молодость.
Вскоре огонь занялся, затрещал по сухим поленьям предусмотрительной хозяйственной бабки Таты, распространил из устья в горницу благодатное тепло.
Анна снова обвела глазами дом, выдернула, обжегшись о заслонку, одно из тонких полешек, подняла его, как факел над головой и позвала зятя:
- Пойдём, посвечу.
Через несколько минут они вытащили из подпола все до единой бумаги...
- Тебе бы в самом деле надо снять мокрое, - настойчиво уговаривал Алексей Анну. - Смотри, дрожишь вся!
Она замотала головой и прилипла к разогревающимся кирпичам.
- Ну уж, дудки! Ишь какой шустрый: снять! А что я надену взамен?..
От неумолимо надвигающегося на неё Алексея, безжалостно разрывающего своим телом паутину света, её спас бодрый молодой говорок соседки:
- Анька! Ну где вы? Порадуйте старуху, я уж и стол накрыла!
Анна захихикала, увидев разочарование зятя:
- Пошли расплачиваться за дровишки натурой! - и первой выбежала снова под теплый летний душ...
"Кругом все намокло от дождя. Так редко радовало нас что-нибудь утонченно-прекрасное."
Алексей развлекал старую бабку Тату общением.
Он с удовольствием рассказывал о театральных премьерах. Она слушала с не меньшим удовольствием: будто не деревенская жительница вовсе, а светская львица. Анне же казалось чудесным, нереальным и необыкновенным - снова окунуться, как в детстве у бабушки, в таинственный мир театра.
- А вы кто ж будете Аньке с Борькой? - прищурив глаз, проткнула баба Тата Алексея вопросом, не забыв ему при этом налить самогонки. - Давненько он не заезжал! Покойница Вера часто жаловалась: совсем замотался сынок, мать навестить некогда! Деньги, это правда, немалые исправно посылал, не бедствовала она. Да только, какой от этого прок?
Анна, обмерев, пыталась вставить слово, но зять взглядом приказал её молчать.
- Я родственник. Хотим вот домик отремонтировать, чтобы приезжать сюда на отдых.
- Родственник, говоришь? - Старуха оценивающе посмотрела на Алексея. С чьей же стороны? Я тебя тут в прежние времена и не видела.
- Да это мой... - Анна застряла на слове "мой".
- Я дядя её детей, мой сын и они - двоюродные братья. - Пришелся на помощь Алексей.
Баба Тата удовлетворилась объяснением и подозрительность её как рукой сняло:
- Почти, значит, брат, так и говори! А я уж, грешным делом, подумала... У вас же, у молодежи, быстро всё делается: детей настрогают, а потом разбегутся... Помнишь, вы припёрлися сюда на ночь глядя? Еще мальчишек с собой притащили, как щас помню: Юрка - и ещё одного, помладше годочком. Юрок шустрый такой малец, всё кругом облазил на четвереньках, а другого ты только от груди оторвала! Вот-то радость для бабки была! Места себе не находила! "Татка, дай тюфяк! Татка, принеси перину! Татка, нет ли молочка козьего?"... Извелась вся, вам угождаючи. А вы что? Побыли два денёчка и - поминай, как звали! Мужик ейный Аркашка - царствие небесное! такой же шатун был. Никогда дома не сидел. Коли б не помер, так бы и шатался всё, сокровища свои разыскивал!
- Какие сокровища, баба Тата? - машинально спросила Анна. Она снова удалилась в воспоминания, словно её и не было с ними за столом.
- Да он как после контузии с войны вернулся да на Верке женился, все деньги, что она зарабатывала...
- Пропивал? - догадался художник.
- Какой там, пропивал. Если б пропивал, так хоть изредка тверезый был! А этот - горе одно - зарплату потихоньку всю заберет и уедет зарытые клады искать. Видно, учеба его довоенная всё ему мерещилась. Потом вернётся: ободранный, голодный, бледнющий. Глаза одни...
- Как у Юрки! - оживилась Анна. - Борис всегда говорил, что он - копия дед! А что он разыскивал-то, баба Тата?
- Это ты у мужа своего спроси, он же все записи покойника, царствие небесное, у Веры тогда-то выпросил. "Выполню, мол, отцово желание. Всё, говорит, - найду, и верну государству!"
- Спрошу еще! - заявила вдруг Анна.
- Да что всё-то? - перебил её Алексей, видя ревниво-внимательным взором, что свояченица готова сейчас сболтнуть какую-нибудь глупость.
- Ну почем я знаю, не я же с ним жила! Ты мне лучше расскажи, - бабка Тата подложила Анне дымящейся молодой картошки с укропчиком, - где вы пропадали стоко времени? Сколько ещё наплодила?
- Пятеро у неё, - вновь опередил Анну зять. - Оттого и не приезжает, что некогда ей.
Бабка только головой неодобрительно покачала:
- Неуж не надоело вечно брюхатой таскаться?
Анна возразила: её уже слегка повело от глотка хмельного:
- Не-а! Будь моя воля - ещё б родила!
Подружка Бабы Веры вступила с ней в дебаты:
- Куды их теперича столько ртов-то, сама-то, вон - ишь, какая тощая, а дети, небось, в городе и вовсе зачахли. Хуч бы летом их привозили! А я б молочка вам занедорого отдавала. По старой дружбе. С Бориской и приезжайте. И ты, батюшка, приезжай, - повернулась она к Алексею. - Покойница так по сыну скучала! Аньку тоже любила очень, как дочку.
Анна, вопреки ожиданию Алексея, никак не отреагировала на реплики о муже, зато по-прежнему не сдавалась, защищая свою многодетность:
- У сельских - свои понятия о толщине и здоровье. Я на моё, к примеру - не жалуюсь, - тут она покосилась на зятя. - И детки мои (тьфу, тьфу, чтоб не сглазить) - один краше другого!
Она вспомнила Катину нынешнюю "красоту" и слёзы навернулись...
- Красивых-то, их в телевизире показуют, - продолжила старая Татьяна. - А что в них хорошего? Ни один мужик не позарится: доска и есть доска, дай им Бог здоровья, бедным! Меня знаешь как дразнили в молодости? Наша Тата в три обхвата! А я была девка в соку!.. Ой, заболталась с вами, а мене ишо кур накормить!
Бабка Тата подхватилась и побежала в курятник: хозяйствовала она очень даже прилично. Сил в старухе было - молодые бы позавидовали: всё, что наскоро на стол покидала, было выращено и выкормлено её скрюченными пергаментными руками.
Анна сидела, оперевшись на Алексея спиной.
- Давай сходим проверим, не могут эти проклятые дневники пересохнуть и рассыпаться в труху?
- Нет, и не рассчитывай, я не дам тебе их читать!.. - в голосе его зазвучали жесткие ноты.
Анна вывернулась, вскочила с табуретки:
- Что значит "не дашь?" Да кто тебя спрашивать будет?!.
- Пусть их Марья Павловна изучает, или мы вдвоём с Сашкой. Я больше ни за что не оставлю тебя с Борисом наедине!.. Я же знаю, что с тобой может произойти, ты ведь "повернутая" была на нём на всю свою дурную голову!.. Алексей бешено злился на стоявшего между ними Бориса и ничего не мог с собой поделать. - Ты никого, кроме него, и не видела вокруг себя!..
Анна посмотрела на зятя, на его перекошенное лицо, сначала испугалась злых слов, потом обиделась. Обиделась ужасно, смертельно!
- Нечего мною командовать! Почему это мужики считают, что баб всю жизнь можно, как игрушки, в руках вертеть?.. "Изучать" они собрались без меня. А о том, что я думаю по этому поводу, даже не удосужился спросить!
Она пошла на улицу.
Алексей рассердился вконец.
- Куда ты, идиотка?
- С бабой Татой попрощаться... - холодно ответила Анна. - Пора ехать.
Она зашла в курятник, поворковала со старухой над курочками, поболтала ещё о том о сём, поблагодарила её за хлеб, за ласку, отправилась в сад свекрови.
Откуда в Лёшке этот неуверенно-повелительный тон? Он что, слепой? Он что же, дурак совсем, ничего не понимает?.. Он не видит, что она теперь другая, что всё в ней другое?.. После всего, что случилось с ней, с Катей, с мальчишками, разве она могла даже думать о Борисе, а не то что быть с ним, даже если бы он и вправду был сейчас живой?!..
Последние, теперь уже редкие капли дождя принёсли Анне облегчение.
Анна резко повернула к дому. Пусть он думает о ней - что угодно. А ей надо думать о Марусе, а не о себе. Она вытерпит все унижения и упрёки. От Лёшки - тем более! Он имеет на это право! Он - и больше никто... Просто он, также, как и она, был не очень избалован любовью.
А там - кто знает?.. Да нет, она просто дура! Прошлое их связывает воедино, оно же их и разъединяет. Так рассвет отделяет ночь ото дня.
Но как невыносимо хочется, чтобы поскорее наступил день!..
"Зачем же тогда ей смущаться, если она встретит на своем пути человека, который хоть немного любит её?"
С тем и вернулась.
Алексей сидел на корточках возле печки, подкладывал последние поленья и даже не посмотрел в её сторону. Анна прошла мимо зятя. Увидев его широкую спину, не удержалась, буркнула: "Вместе, вместе... Трепло!" - и стала собирать разложенные на печи отсыревшие бумаги Бориса. Рядом лежала почти совсем просохшая ветровка Алексея.
Художник только и ждал хоть малейшего знака внимания со стороны своей взбалмошной несчастной свояченицы. Потянулся к ней.
Анна остановила:
- Погоди, Лёшка! Глянь только: видишь, между ними - пять годочков?.. А они лежат себе рядом, как будто этих лет и не было вовсе...
- Между ними - ты, а не эти годы. - Он умышленно вызывал её на выяснение отношений, ему было просто необходимо понять до конца и себя, и Анну. - Главное, почти "сестричка", в какую сторону ты посмотришь! Пусть так всё и будет! Одно условие, Арбузова: захочешь жить прошлым - вспоминай только самое хорошее, что у тебя в нём было...
В его голосе она услышала просьбу, настойчивый призыв, мучительную неуверенность.
В домике Трегубова он спрашивал её, не пожалеет ли она... Она думала, что тогда говорил в нем зов плоти, может - его одиночество, может - желание её утешить, успокоить. Но она и не представляла себе, что Алексей об этом всерьез... Анна взяла его куртку, уткнулась в неё носом, прислонилась к печке спиной, пытаясь отыскать в полумраке глаза Алексея: ей так хотелось ясности!
- Они и были, и есть, а скоро все будут со мной - все пятеро моих самых лучших в жизни воспоминаний, не считая разве что собственного детства!
- Анна!.. - Алексей требовал ответа.
- Ты действительно этого хочешь?.. Ты меня не идеализируй: я глупая вздорная, побитая баба, которой надо восстановить свою жизнь! И ты не представляешь, насколько это долгая и кропотливая работа. Тебе нельзя со мной... Я буду тебе только мешать...
- Что же теперь делать, глупая, вздорная Нюшка? Ты мне будешь мешать работать, если тебя не будет рядом... Значит, и моя жизнь пока неполноценная...
Анна усмехнулась. Вспомнила, как обозвала её в тот первый приезд бабка Тата: кошкой блудливой!
"Я не блудливая! - молча возразила она всему свету. - Просто мы нужны друг другу."
Ветровка упала на пол.
- Мы справимся! Но я думаю, что нам с тобой придется ещё многое восстанавливать...
Анна протянула к Алексею руки, застыла в ожидании. Алексей внезапно осипшим голосом только и смог, что снова назвать её по имени. Шагнул, еле притронулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41