– Вы знаете, сколько слов в Ветхом Завете?
– Боюсь, что нет.
– Суиткорн скажет вам, и вы скажете своим детям. В Ветхом Завете около шестидесяти тысяч слов, в Новом Завете – сто восемьдесят две тысячи. Я их считал.
– Милостивый Боже!
– В Библии нет строф, в которых больше шести слов. Об этом вы знаете?
– Правда?
– Самая маленькая строфа – тридцать пятая из одиннадцатой главы Святого Иоанна. Что еще угодно узнать?
– Я вижу, что Библию вы знаете, Суиткорн!
– Лучше, чем Эли Боггз. Он – очень плохой человек.
– Что еще вы о нем знаете?
– В английских клубах Гонконга его не любят. Очень-очень он плохо разговаривает, грубо, прошу прощения, но это я не вру. Я еще мало-мало подавал обеды англичанам в Гонконгском клубе, а потом я его не видел. Вы этот клуб знаете?
– Пока нет, – ответила Милли.
– Я там подавал, когда Эли был еще компрадором и продавал бакалейные товары, понимаете? И толстая пожилая английская леди говорит мне: «Бой, – говорит она, – ты подаешь этих устриц замороженными, не так ли? В Гонконге так делать нельзя, – говорит она. – Убери их и разморозь как следует. И еще. Ты называешь это мясо бараниной, да?»
– Очень бараниной, мисси, – сказал я ей. – Устрицы замороженные из Англии, очень холодные, прошу прощения.
– Не смей мне перечить, а то вылетишь на улицу, – сказала она. А рядом с ней сидел этот Эли, пьяный от виски, но очень добрый к китайцам, заметьте это. И он вежливо сказал:
– Мэм, позвольте мне заверить вас в одном. Вы говорите, что мясо на вашей тарелке не баранина?
– Это свинина, молодой человек. Уж я как-нибудь отличу баранину от свинины.
– Это – молодая баранина, мэм, – сказал Эли. – Я компрадор, и я сам привез ее контрабандным путем. А что касается устриц, то они всегда приходят замороженными, иначе они бы не сохранились. – Тут поднялось много джентльменов с кулаками на Эли, а леди закричала:
– Извольте объяснить, как сюда попал этот пьяный американец!
– Боже милостивый, – прошептала Милли.
– Да, да, – добавил Суиткорн. – И я тоже сказал Боже милостивый. Потому что эта английская леди сказала:
– Уберите его отсюда, слышите меня? Вышвырните его!
– И что потом? – прошептала Милли.
– Тогда собралось много народу. Солдаты в голубой и красной форме, они схватили Эли, чтобы его вышвырнуть. Столы перевернули, вино пролили, люди падали, а Эли их бил и кричал:
– Если она не может отличить свинину от баранины, какая из нее тогда хозяйка, черт ее побери! А если она хочет, чтобы устрицы были теплыми, пусть подавится. – И он швырнул прямо в нее устрицы. Очень большая женщина. Вы понимаете, с очень большой палубой.
– Не может быть, – вскрикнула Милли.
– Очень-очень может! – выкрикнул Суиткорн. – А потом эта толстая женщина упала в обморок, все стали ее обмахивать, а ее муж снимал с нее устрицы. Говорю вам, мисси, этот Эли много-много обижает, поэтому его схватили и выгнали, а Гонконгский клуб больше не получает устриц от Эли Боггза.
– Какого Эли? – в изумлении Милли открыла рот и выпрямилась па стуле.
– Эли Боггза, – сказал Суиткорн. Милли безудержно расхохоталась.
– Боггз? Такой фамилии не бывает.
– А вот и он, – добавил Суиткорн и почтительно вытянулся.
Эли Боггз, шагая по палубе, низко поклонился Милли. У него было обветренное загорелое лицо и густая шапка черных кудрей.
– Ага, – сказал он, – это, должно быть, и есть тот пассажир, о котором упоминал капитан О'Тул. Эли Боггз, мэм, к вашим услугам.
Едва сдерживая смех, Милли сделала скромный реверанс и опустила глаза.
– Вижу, что вы наслаждаетесь обществом нашего хорошего друга Суиткорна. – Сказав это, он хлопнул себя по лбу и украдкой скорчил Милли гримасу. – Ты теперь работаешь на этом старом корыте, дружище? – спросил он слугу.
– Работаю теперь здесь, мистер Эли. Больше не работаю в Гонконгском клубе.
– Благодарение Богу за это. И я там не работаю. – Потом Эли опять поклонился Милли и добавил – Если вы позволите, леди, Мы потом познакомимся поближе.
– С нетерпением буду этого ждать, – ответила она, а как только Суиткорн отошел от них, спросила – Разве он не чудо?
– Ну да, сумасшедший болванщик, – сказал Эли. – Он – хороший слуга, я и раньше с ним плавал. Только не спешите верить всем его россказням.
Боже мой, подумала Милли, еще один ирландец, по на всякий случай решила уточнить.
– Да, по материнской линии, – подтвердил Эли.
С мостика за ними наблюдал капитан О'Тул. Репутация Эли была ему известна, посему он не спускал глаз с этой парочки.
2
Старая «Монголия» бодро шла под парами. Дельфины резвились впереди, летучие рыбы носились над водой, а «Монголия» держала курс на восток, в просторы Южно-Китайского моря. Эли – в прекрасном расположении духа – присоединился к Милли и капитану, когда те завтракали.
– Доброго утра, – как обычно, поприветствовал О'Тул.
– И хорошей погоды, мой ирландский друг, – ответил Эли. – Барометр держится?
– Пока никаких сюрпризов, но может начать штормить. Вы часто в последнее время плаваете этим маршрутом, мистер Боггз?
Суиткорн с бесстрастным выражением лица подавал Милли яичницу с беконом, а Эли – кофе. Эли ответил:
– В зависимости от сезона, потому что в Малайе мы работаем, а в Гонконге отдыхаем. – Он повернулся к Милли. – Говорят, вы уже приготовили приданное для свадьбы. Это правда?
– Тому, кто ждет эту девушку, очень повезло, – сказал капитан. – Вот я за время нашего плавания дважды делал ей предложение, но она и смотреть не хочет на ирландцев.
Эли откинулся на стуле и взял в руку чашку с кофе.
– Интересно, знаю этого счастливчика? Я давно в Гонконге, и, клянусь, где-то я вас уже видел.
– Это моя первая поездка на Восток, – сказала она.
– Вам случалось захаживать в Морской департамент, мистер Боггз? – спросил капитан.
Эли прищелкнул пальцами и выпрямился.
– Точно! В кабинете управляющего висит портрет! То же самое лицо! – Он с заинтересованным видом наклонился вперед. – Значит, вы – дочь сэра Артура Смита. Слышал о том, что вы вот-вот появитесь.
– Наследница семейного состояния, – заметил О'Тул, – и она уже связана словом с другим человеком.
– Я спросил мисс, знаю ли я этого счастливчика, – повторил он, пристально глядя на Милли.
– А это – государственная тайна, до тех пор, пока не будет объявлено о дне свадьбы, – ответил О'Тул. – Но вы об этом наверняка скоро услышите, ведь сплетников у нас полно. Кстати, как устроились ваши ребята?
– Им бы только хорошенько поесть и плюхнуться в гамак – больше им ничего не надо, – сказал Эли. Вы лучше меня спросите. В прошлый раз, когда я плыл на корабле, у меня была отдельная каюта.
Он улыбнулся Милли, белые зубы ослепительно сверкнули на этом смуглом лице. А потом добавил со вздохом:
– Судьба несправедлива. У нас в джунглях не водится ни одной, за кем стоило бы приударить, а здесь парни из Гонконга отхватили самых лучших английских девчонок.
– Всей душой сочувствую вам, мистер Боггз, – сказал О'Тул и поднялся со стула. – Но я что-то не замечал, чтобы вы в чем-то испытывали нехватку, в том числе в английских девушках. – Он подмигнул Милли и вышел.
Она размешивала кофе, чувствуя на себе пристальный мужской взгляд. У него были темно-карие глаза под нависающими бровями, они постоянно меняли свое выражение: были то нежными, то требовательно вопрошали… Но по ним ничего нельзя было узнать об их хозяине.
А Эли вспомнилась женщина, которую он знал очень давно. Легкий запах духов, доносившийся от сидящей напротив девушки, будил воспоминания, и он не мог их отогнать. Они переносили Эли в тот день, когда на овеваемой всеми ветрами палубе перед ним стояла такая же юная девушка. Одно мгновение из совсем другой эпохи. Десять лет назад… Он даже удивился. Неужели это действительно было так давно?
Когда ему было двадцать, он женился на одной женщине и взял ее с собой на Восток, чтобы она разделила с ним его судьбу. Звали ее Аннет, а родом она была из Парижа. Во время родов – шло второе после их свадьбы лето – она подхватила родильную горячку и умерла, умер и ребенок. А теперь в чистом ясном профиле этой девушки он снова увидел Аннет, и ему показалось, что не было всех этих лет, когда он с неослабевающим пылом домогался – и успешно – китаянок, малаек и евразиек. На мгновение ему показалось, что он опять смотрит в васильковые глаза своей первой возлюбленной, он снова переживал ощущения тех дней, когда она, с чисто французским очарованием, веселилась с ним по ночам во время их путешествия от Гонконга до Макао.
Милли подняла глаза.
– Вы так на меня смотрите, мистер Боггз!
– Извините! – Эли неловко заерзал. – Я думал о вашем портрете в Морском департаменте…
Старый корабль подрагивал в такт работе двигателя. В бездонной глубине под ним бурлили водовороты. Над ним пылало июньское солнце, посылая свои косые жгучие лучи в прохладные глубины, туда, где обитали замечательные и диковинные существа, где покоились останки тысяч кораблей.
– Ей было примерно столько же лет, сколько сейчас вам, вот так, – сказал он.
– Кому?
– О, это неважно. Но я знал вас задолго до того, как увидел тот портрет в кабинете вашего отца.
– Не понимаю.
– Конечно, не понимаете. Поднимемся на палубу? Эли Боггз – весьма загадочная личность, подумала Милли. Своими недомолвками он невольно заставлял работать воображение, дополняя недосказанное. Они стояли рядом, вглядываясь в безмятежный океанский простор.
– Вы долго пробудете в Гонконге? – спросила Милли.
– Ни в коем случае. Мои ребята и я работаем одиннадцать месяцев в году, потом едем на Восток и даем себе волю. Нас пятеро – я, малаец, негр и двое китайцев из Гонконга, у которых жены в Шаукиване.
– Это район, где орудуют пираты?
Эли быстро взглянул на нее.
– Вы об этом знаете?
– Мне писал об этом отец. Он называл их отбросами Китайского моря.
Он пожал плечами.
– Ну это как сказать. Все же самые отвратительные – это торговцы опиумом. По сравнению с ними пираты получают просто жалкие гроши. У торговцев опиумом, вот у них действительно деньги.
– Еще он писал, что власти стали строже относиться к контрабанде, а британский флот патрулирует в районе Перл Ривер.
Он улыбнулся.
– Вы хорошо информированы.
– Да, благодаря отцовским письмам. А после помолвки почти каждую неделю мне пишет Джеймс. В Морском департаменте он второй человек после моего отца и знает почти все, что вокруг происходит.
– Джеймс Уэддерберн? Управляющий? Милли кивнула.
– Это тот человек, за которого я выхожу замуж. На лице его появилось удивленное выражение. – Но ему пятьдесят лет!
– Ну и что из того?
Море вспенивалось белым кружевом волн, а старый корабль, постанывая и покряхтывая, пробирался вперед, как какая-нибудь толстушка, в тесном корсете, переваливаясь, бредет на рынок. Эли хотел что-то сказать, но она опередила его:
– Это мое личное дело.
– Я просто несколько удивился, только и всего – Не вы первый.
Он начал прогуливаться по палубе. Милли тоже составила ему компанию.
– Думаю, что Джеймс Уэддерберн – хороший человек, и он много сделал для Морского департамента. Вы хорошо его знаете?
– Не очень. Мне пришлось с ним пообщаться, когда он выступал на последнем правительственном заседании по поводу Указа о пиратстве. Он хорошо разбирается в законах.
– Мой отец тоже так считает.
– Но это вовсе не означает, что из него получится хороший муж!
– Об этом судить только мне. – Этой фразой она хотела пресечь все дальнейшие обсуждения, но у нее ничего не получилось.
– Он, конечно, задал жару Цыплятам с Большими Глазами.
– Цыплятам с Большими Глазами?
– Пиратам. В народе считают, что, когда встречаешь китайскую джонку с пушкой на борту и с двумя нарисованными на носу глазами, это не к добру.
– До недавнего времени я думала, что пираты – достояние прошлого столетия.
– Только не в этих местах. Китай всегда отстает от времени. Эти места, от Биасской бухты и на запад до Макао, кишмя кишат пиратами.
Он красивый, подумала Милли. И, как многие красивые мужчины, хорошо об этом знает. Была в нем некая ленивая грация, свидетельствовавшая о недюжинной силе. Его куртка, открывавшая его торс, почти полностью позволяла видеть литые мускулы. Когда он улыбался, а улыбался он часто, то у него был вид типичного охотника за женщинами. Она дала бы ему лет тридцать, интересно, он женат?
Как бы прочитав ее мысли, он вдруг сказал:
– Впервые я встретился с Цыплятами с Большими Глазами десять лет назад, мне было тогда только двадцать лет. Они захватили корабль у Парасельских островов – послезавтра мы будем там, – это группа островов у Тонкинского залива. Там полно пиратов – тех самых «отбросов», о которых упоминал ваш отец. Они первым делом повесили капитана, потом выбросили за борт половину экипажа, а оставшихся связали.
– Это ужасно!
– Я спасся тем, что убежал на корму и спрятался за рулем. Сначала они ограбили корабль, потом подожгли и бросили.
– А вы спаслись?
– Иначе меня бы здесь не было, дорогая моя попутчица. Я поднялся на палубу и развязал команду. – Он с улыбкой посмотрел на солнце. – Десять лет… А кажется, прошло уже сто лет. Я ехал в Гонконг на свою свадьбу – как вы теперь.
– Как ее звали?
– Аннет. Она была вашей ровесницей, но у вас волосы темные, а у нее были светлые. У нее была вот такая талия, – он показал пальцами, какая именно.
– И теперь вы едете к ней?
– О Боже, нет. Она умерла много лет назад. – Он пожал плечами с видом человека, которого уже ничто не волнует. – Отец ее был француз, а мать – китаянка. Мы прожили в Гонконге шесть месяцев, но ее так и не признали, потому что она – евразийка. Чертовы снобы. – Он, отвернувшись, в первый раз выругался.
– Иметь французское происхождение было, конечно, чревато некоторыми неудобствами: Гонконг так и не смог пережить битвы при Ватерлоо! Но быть к тому же и наполовину китаянкой… Этот наш брак сделал нас изгоями. Там царят социальные условности. Нам приходилось очень несладко.
– Простите меня.
– Не просите прощения, мисс Смит. Просто в своем уютном маленьком английском гнездышке так не поступайте никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41