Дивов напоминал выброшенную на берег рыбину, блестящую чешую заменяли крупные капли пота. Его, тяжело дышащего, но бестрепетного, привязали браслетами к кровати, залепили рот пластырем. Предварительно, разумеется, раздев догола. Девушки тоже сбросили с себя всю одежду, но певцу сейчас было не до их прелестей. Впрочем, рельефной мускулатурой они напоминали мужчин из секции бодибилдинга.
Карина вытащила из чемодана вибратор.
- Детка, - сказала она, наклоняясь к лицу Димы. - Ты был на гастролях в Мариуполе два года назад?
- Дернуть его за яйца, чтобы вспомнил? - предложила Елена.
- Он и так все отлично помнит. Видишь, моргает глазками?
- С одним глазиком придется расстаться. Это роскошь, - сказала подруга, вынимая из сумочки длинную вязальную спицу. - Хирургическая операция займет пару секунд. Сначала будет больно, потом - хорошо. Включи музыку на полную громкость.
Каюта наполнилась ураганным ревом рок-группы. Карина подняла плетку и слегка хлестнула себя по упругой ляжке.
- Начнем? - радостно сказала она.
4
Пропажу часиков Полужанская обнаружила поздно утром, когда проснулась после своих ночных похождений. Она очень расстроилась. Часы ей подарил человек, с которым она связывала определенные надежды на будущее. Они были платиновые, среднего - между мужским и женским - размера и держались на простом, но надежном кожаным ремешке.
Дело даже не в стоимости подарка. Просто даритель, гражданин России, Израиля и США, господин Лукомский, был не только её давним любовником, но также верным другом и преданным псом. Они не афишировали свою связь, но Юля знала о своем влиянии на старого фавна, а тот, в силу катастрофической утраты мужских сил, мог находить физическое удовольствие в постели только с ней.
Вопрос о супружестве вставал много раз, но постоянно откладывался. Теперь наступил решительный момент. Подарив неделю назад эти часики, Лукомский предложил ей отправиться вместе с ним на "Коломбине" в Астрахань и там сочетаться браком. И покинуть эту страну навсегда. Но на пароходе с первого же дня он повел себя очень странно. Разрешил посещать его каюту только ночью (телохранители были предупреждены об условном стуке в дверь). О предстоящей свадьбе больше не говорил. Был нервным, каким-то чересчур встревоженным и напуганным. Но у Полужанской имелся в запасе сильный ход. Лукомский всегда боялся потерять её, превратиться в полного и заслуженного импотента, а она, пользуясь этим, частенько грозила выскочить замуж за первого встречного. Короче, вела себя как капризная принцесса, грозя оставить нерешительного женишка с носом, вернее, с собственным фаллосом. Лукомский тянул, мямлил, гнал пургу. Он явно чего-то опасался, хотя потерять Полужанскую навсегда тоже боялся.
Юлия решилась на отчаянный шаг.
Минувшая ночь прошла со скандалом. Швырнув на колени Лукомскому свой паспорт, красавица мстительно произнесла:
- Смотри, индюк плешивый, чего ты добился: я вышла замуж за Чарского. Но у тебя остается последний шанс. До Астрахани осталось три недели. Или ты женишься на мне, тогда я разведусь с мужем, или мы укатываем с ним в Гваделупу.
Лукомский был тверд в финансовых делах, но мягок с дамами, а с любимой наложницей и вовсе вел себя по-бабьи. Он захныкал, пытаясь вырвать из паспорта страницу со штампом. Полужанская успела выхватить документ.
- О, дрянь коварная! - трагически воскликнул президент фирмы. - Зачем, зачем ты это сделала? Ты вырвала сердце из моей груди.
- Кончай изображать Шекспира, - сухо отозвалась Полужанская. - Это всего-навсего упреждающий удар в мошонку. Еще не все потеряно, котик. Время есть. Ты можешь остаться со своими сексуальными проблемами...
- Не надо, - слабо пискнул Лукомский.
- ...или со мной. Выбирай.
- Вместе пойдем по жизни. До самой смерти.
- Вот этого не надо. Я хочу долго ухаживать за твоей могилой, как преданная вдова. Короче: в Нижнем Новгороде мы готовим брачный контракт и заверяем его у нотариуса. В Астрахани улаживаем все формальности. По условиям брачного контракта я получаю право на половину всего совместного имущества. Кроме того, в случае нашего развода ты выплачиваешь мне десять миллионов долларов. А после твоей смерти я становлюсь главной наследницей.
- А если ты умрешь раньше?
- Тогда моим наследником станешь ты. Я тебе завещаю свою губную помаду и пару гигиенических прокладок.
- Круто! - для виду скрипнул зубами Лукомский. Денег и имущества у него теперь практически не было, так что терять особо нечего. А о шкатулке с драгоценностями она не знает. Как и о кое-чем другом. - Согласен.
- Тогда снимай штанишки, займемся лечебной гимнастикой.
- Погоди. Где твои часики?
- Остались в каюте. - Полужанская не понимала, почему он вдруг так изменился в лице, даже слегка посинел.
- Я же тебя предупреждал, чтобы ты их никогда не снимала! Они должны постоянно напоминать тебе обо мне.
- Я и так храню твой свинячий образ в своем сердце, не волнуйся.
- А кто такой этот Чарский, с которым ты спуталась?
Полужанская уже лежала в кровати, пытаясь распалить Лукомского, чьи мысли пока блуждали где-то далеко от её прелестей.
- Откуда я знаю?! - ответила она.
5
Второв сидел в трюме за ящиками, притаившись, как крыса, когда по лестнице стали спускаться несколько человек, тихо переговариваясь и освещая путь фонариками. Их нетрудно было узнать по специфическому сленгу: словарный запас братьев Гоголевых со товарищи сильно уступал языку даже современных бухгалтеров.
Достигнув дна, юнцы стали осматриваться.
- Сколько ящиков! - сказала одна из девиц. - Тут написано: "Гуманитарная помощь". Мы что, за консервами пришли?
- Закрой пасть, - откликнулся Калистрат. - Я знаю, что делаю. Здесь настоящий Клондайк, блин.
- Теперь-то ты можешь сказать, чего мы ищем? - подала голос стриженая. - Кончай, блин, темнить.
Потап ответил за брата, который уже начал вскрывать один из ящиков стамеской.
- Ладно, блин, слушай. Лукомский хранил в одном из банков золотые слитки. Две недели назад он их забрал, вывез в бронированном автомобиле. Банк принадлежит Флюгову, который тоже здесь, на "Коломбине". Мне об этом проговорился папаша, а ты знаешь, какой пост он занимает.
- Лукомский - нуль, он полный банкрот, - добавил Калистрат, продолжая орудовать стамеской. - А теперь пораскиньте мозгами: куда он мог деть золото в слитках? Закопать на своей фазенде? Вряд ли. Вскоре там все перероют с миноискателем. За границу такое количество золота не переправишь. Значит, блин, он везет его с собой. В одном из ящиков. Ого!
После его возгласа все сгрудились возле открытого ящика.
- Оружие, - тихо присвистнул парень с жидкой бородкой. - Автоматы... Вот тебе и блин!
- А ты говорил - золото! - произнесла рыжая.
- Спокойно, не тарахтите, - остановил их Калистрат. - Это тоже неплохо. Старый жучила попутно занимается контрабандой оружия. А где-то должны быть и слитки.
- Мы что же, станем вскрывать все ящики? - спросила стриженая.
- А куда денешься? - отозвался Потап. - Начнем.
"Этак, блин, они и до меня доберутся", - подумал Второв, но тут крышка люка наверху стала отодвигаться в сторону.
- Туши свет, - прошептал Каллистрат.
Фонарики погасли, зато зажглись другие - на лестнице. Их держали двое. Второв узнал новых пришельцев, это были гости с гор Шавкут и Аяз. Третий, очевидно, остался в каюте. Ситуация становилась критической. Едва они сошли с последней ступени, вновь зажглись шесть фонариков и кавказцев обступила компания юнцов. В руках Потапа и Калистрата блеснули револьверы. Но и кавказцы мгновенно выхватили из-под курток автоматы. Огневая мощь была на их стороне, хотя численный перевес - на другой. Минуту все стояли не шелохнувшись. Лишь четыре ствола совершали движения влево-вправо. Первым не выдержал Аяз.
- Бросай оружие, шакалы! - заорал он.
- Лежать! На пол! - точно так же откликнулся Потап.
Шавкут, как самый старший и опытный из всех, сообразил, что серьезной угрозы нет, а незапланированная встреча в трюме - случайность. Он опустил дуло автомата вниз.
- Так, спокойно, - произнес он. - Не дергайтесь. Будем расходиться, пока живы. Согласны?
- Допустим, - ответил Калистрат. - Вам что здесь нужно? Говори, блин.
- Экскурсия. Ясно? Спрячь пушку. И уходите.
- Только после вас, - произнес Потап, также опустив ствол.
Аяз и Калистрат последовали его примеру. Открывать пальбу никому не хотелось. К тому же это пока не входило в их планы.
- Вы - первые, мы - за вами, - твердо сказал Шавкут.
- Ошибаешься. Как раз наоборот, - возразил Потап. Он был уверен, что кавказцы, пронюхав про золото, явились именно за ним.
- Ты очень смелый мальчик. Но совсем не дорожишь своей жизнью. - Дуло автомата вновь начало подниматься, но остановилось. - Ладно, уйдем все вместе. Только сперва хочу поглядеть, что в ящиках.
- Консервные банки, - пискнула рыжая.
- Погоди, - остановил Шавкута Потап. - Ящики наши. Их нельзя трогать.
- А что - взорвутся?
- Еще как. Предлагаю сыграть в рулетку. В барабане - два патрона. Потап вытащил из револьвера лишние пули. - Твой и мой. Выиграю я - консервы наши. Повезет тебе - уже не обижусь.
Шавкут и Аяз переглянулись. Идея им понравилась.
- Давай, - согласился старший кавказец. - Храбрый трус.
Но Потап был не столько храбрым, сколько психованным. Поселившиеся в голове тараканы не давали ему жить спокойно. Крутанув барабан, он подставил дуло револьвера к виску и нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Хмуро усмехнувшись, он передал оружие Шавкуту. Тот, глядя противнику в глаза, прицелился в сердце. Прошло несколько секунд. Все ждали, затаив дыхание. Даже Второв чуть больше высунулся из-за ящиков. Неожиданно Шавкут улыбнулся, а потом громко захохотал, приговаривая:
- Ай да урус! Ай да блын!
Развернув дуло, он выстрелил в темноту, а потом бросил револьвер на пол. Пуля просвистела у Гая над ухом.
- Пошли, Аяз. - Продолжая смеяться, Шавкут махнул рукой своему соплеменнику и стал подниматься по лестнице.
6
Лукомский и подумать не мог, что, принимая чашку с чаем из рук Катеньки Флюговой, он подвергает себя смертельной опасности: цианистый калий уже растворился и готов был ужалить его в сердце. Наоборот, глядя на хорошенькую дочь банкира, Лукомский вновь почувствовал какое-то возрождение к жизни, а плоть его, реагирующая лишь на Юлию Полужанскую, неожиданно шевельнулась. Это порадовало Лукомского, и он подумал: "Стоит ли спешить с браком? Не заняться ли этой ласковой кошечкой?" Словно невзначай он положил руку на пухлое колено Катеньки. Ее родители, сидевшие напротив, заметили это движение и понимающе переглянулись, а сама дочка зарделась. В голове банкира мгновенно созрела финансовая операция: скоропалительно выдать Катьку замуж за Лукомского и объединить капиталы.
- Пейте чай, остынет, - сказала дочка приятеля, странно улыбаясь.
КДМовкой Катерина стала полгода назад и уже принимала участие во взрыве памятника товарищу Бауману, правда, в тот раз пострадали лишь усевшиеся на железное чучело голуби. Нынешнее задание гарантировало должность в руководящей верхушке подпольной организации. А может, и всероссийскую славу заодно. Катя с детства бредила революционными подвигами Марии Спиридоновой и Фани Каплан и так же, как они, отдала свое тело и душу борьбе за освобождение трудящихся. В штабе КДМ и душой и телом охотно пользовались, порою даже выстраиваясь в очередь.
- Остынет же! - нетерпеливо повторила Катенька.
- Я пью холодный, - отозвался Лукомский, скользнув рукой от колена к бедру и блаженно улыбаясь.
Родители вновь никак не отреагировали на это. Из солидарности они тоже решили подождать, пока чай остынет.
В соседней комнате телохранители угощались фруктами, тихо обсуждая предстоящую ликвидацию Лукомского. У Мики болела челюсть, и он поставил себе задачу замочить зловредного капитана при первой же возможности.
Неожиданно Катя подумала: не перепутала ли она чашки, в ту ли бросила цианистый калий? В спешке могла и ошибиться, но как теперь проверишь? Жаль, если яд достанется кому-нибудь из родителей. Впрочем, они тоже враги трудового народа. Штаб КДМ простит ошибку. А если яд находится в её чашке? Будет обидно, ведь она ещё так молода...
- Попробуйте мой чай, он уже достаточно остыл, - предложила Катенька, передавая свою чашку Лукомскому.
- С удовольствием, - отозвался он и сделал пару глотков. Надежды юной анархистки не оправдались: кровосос продолжал скалиться как ни в чем не бывало.
- Ну хватит, - невежливо сказала она, отбирая у Лукомского чашку. Пейте из своей.
- Катенька, ты ведешь себя как-то странно, - заметила Анна и, отхлебнув чаю, покосилась на мужа.
"Значит, яд либо у Лукомского, либо у папочки", - подумала Катерина, уже начиная сгорать от любопытства. Кому же из них достанется злосчастный жребий?
Наконец к своей чашке прикоснулся и Август Соломонович Флюгов, предварительно заметив:
- Как бы я хотел окончить свои земные дни вот так, в кругу родных людей - жены, дочери и её мужа.
- Какого мужа? - подозрительно спросил Лукомский.
- А хоть бы и тебя, старый мой друг! - ответил банкир, отпивая чай, как Сократ из чаши с цикутой. - Что ты на меня так смотришь? - обратился он к дочери. - Я помирать не собираюсь. Просто хочу устроить твою судьбу. Ты согласна?
Раз осечка вышла и тут, следовательно, яд мог находиться только в чае Лукомского.
- Скорее бы, - машинально отозвалась Катенька, думая о другом. - Чего вы тянете?
Проводки в голове Лукомского вновь замкнулись. Он подумал: "А почему бы мне действительно не пожить с этой кошечкой? По крайней мере до Астрахани, а там видно будет". Он откашлялся и официальным тоном произнес:
- Поскольку я человек деловой и у меня мало времени, прошу и требую руки вашей дочери.
Даже родители не ожидали столь скоропалительного предложения, а Катенька, нервы которой были напряжены до предела, вдруг начала сползать со стула и, теряя сознание, потянула за собой скатерть со всеми чашками.
7
Два года назад Карина и Лена, ещё будучи десятиклассницами, прорвались на концерт заезжего кумира - Димы Дивова, по которому сходили с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27