Назавтра её адвокат вновь появился в суде и, лучезарно улыбаясь, ослепляя блеском манер технических сотрудниц судейской канцелярии, объявил, что к его клиентке на руки попали новые документы, которые обязывают её опять обратиться в суд.
Заявление было принято к рассмотрению: все-таки Лена - мать двоих детей, а у нас ни детей, ни матерей не положено обижать.
Суд присудил разделить имущество, активы, пассивы и прочее терентьевской конторы пополам - половину Терентьеву, половину - его жене. Либо - можно было выбрать и этот вариант - выплатить ей четыреста пятьдесят тысяч у.е.: экспертная комиссия проверила все хозяйство Терентьева, поприкидывала кое-что и, учитывая перспективность дела, которым тот занимался, нужность его для общества, дефицит товаров, оценила его в миллион долларов. Когда судья объявила окончательное решение о разводе и приговор о четырехстах пятидесяти тысячах баксов, - Терентьев почувствовал, как у него останавливается сердце.
Лена хоть и старалась не глядеть на Терентьева, но не могла - иногда поглядывала и победно улыбалась. Рядом с ней улыбался, торжествующе светясь лицом, лысиной, чистыми крупными зубами, её адвокат.
Делать было нечего. Четырехсот пятидесяти у.е. у Терентьева не было, имущество фирмы пришлось разделить...
Шансов выжить у конторы, которая ещё вчера процветала и считалась перспективной (очень перспективной), почти не было; разрубленная пополам, она стала быстро угасать. Терентьев отстранился от дел, заперся у себя в квартире на Кутузовском проспекте; первое время он пил беспробудно, опух и подурнел, но потом пришел в себя, попробовал было заняться другим делом, но все раскрутить заново оказалось невозможно, и Терентьев затих.
Удастся ли ему подняться на ноги снова, никто не ведает, но сам Терентьев, с которым я недавно виделся, считает, что удастся - он знает, как это сделать, и сделает, только вот жениться во второй раз вряд ли будет.
Вдруг ему попадется женщина ещё более опасная, чем Лена? Этого Терентьев очень боится. Второго такого развода он точно не выдержит.
ЗОЛОТЫЕ ЧЕЛЮСТИ, ИЛИ ОТЪЕЗД В АМЕРИКУ НА ПМЖ
Чета Володиных давно собиралась отъехать в Штаты. Решение было принято на горячую голову, но потом не угасло, а, напротив, укрепилось и вскоре стало едва ли не целью их жизни. Им перестало нравиться в России, в Москве буквально все - и похмельный энтузиазм крикливых демократов (действительно, орут, будто с перепоя), и нищие старики, увешанные орденами, смирившиеся со своей горестной судьбой, которую чете Володиных не хотелось повторить в надвигающейся старости, и горластые юнцы, привыкшие к наркотикам, как к яичнице по утрам, и безногие, всеми брошенные герои чеченской войны, сидящие в проходах метро с протянутой рукой, и засилие абреков на рынках - словом, все, все, все.
Когда уже окончательно стало невмоготу, подперло, как говорится, старший инженер института, проектирующего клубы, казино и прочие увеселительные заведения, Эдуард Володин уволился с работы и занялся оформлением отъезда. Параллельно Володины засели за язык. По-английски они могли изъясняться только жестами, такую подготовку им дал институт. Стали потихоньку перемалывать разные самоучители, словари, всевозможные пособия, справочники и прочую, не самую качественную литературу, обещающую полное освоение языка за смешной срок - в несколько месяцев, недель, дней, но, видать, головы у Володиных были уже не те, что в молодости - не воспринимали знания, не впитывали их, а отталкивали, и Володины приуныли.
Но ненадолго. Вечером Володин, помешивая чай в стакане с душистым пакетиком "пиквика", сказал жене:
- Придется, Лера, нам от наших ресурсов немного отщипнуть на изучение языка. Иначе английский не одолеть.
Седеющая супруга вскинула на мужа глаза.
- Чего это? - Во взгляде Леры Володиной заблистал металл. - Никакие дополнительные расходы в нашем скромном бюджете не предусмотрены!
- Иначе мы так и будем изъясняться жестами и блеяньем. - Он хмыкнул. - Надо нанимать репетитора.
- Погоди, погоди, не сбивай с толку. - Лера проворно зашевелила губами, высчитывая, во что обойдется репетитор, сбилась, недовольно наморщила лоб и потребовала от мужа карандаш и бумагу. - Ты ведь собьешь с толку кого угодно, даже Пифагора, - с раздражением бросила она, хотя муж не сказал ей больше ни слова, молчал, как рыба...
Готовясь к отъезду в Штаты на ПМЖ - постоянное место жительства, Володины продавали сейчас все, что было им дорого, что нажили трудом праведным и неправедным (всякое бывало) - старый хрусталь и книги, мебель и отрезы, купленные впрок, ещё в брежневские времена, вырученные рубли меняли на доллары. Пришлось немного "отщипнуть" на репетитора.
Не стали продавать Володины только золото и драгоценные камни.
- Золото - оно и в Америке золото, - сказал Володин, - русское золото в Штатах ценится высоко. Золото мы повезем с собой.
- А как? - спросила жена. - Как повезем? У нас же отберут его на границе.
- Кто? - наивно спросил Володин.
- Дед Пихто! Таможенники. Слыхал про таких?
Володин почесал загривок.
- Но ведь на всякую хитрую задницу есть штопор с кривым винтом, очень кстати вспомнил он услышанную где-то пословицу, - так что не тревожься, маман! Кривой штопор мы обязательно придумаем. Иначе для чего человеку дана эта вот самая хренация! - он стукнул себя ладонью по темени. В следующий миг озадаченно сморщился: - Вот только куда нам спрятать камешки, брюлики наши?
То, что им не дадут вывезти камешки и золотишко, было понятно, как божий день. Надо было что-то придумать.
- Я их спрячу, - сказала Лера, потные черные усики, прилипшие у неё к верхней губе, воинственно зашевелились.
- Куда?
- Куда, куда? - Лера засмеялась и выразительно хлопнула себя по низу живота. - Вот сюда! Ни одна собака не найдет.
Тут Володина неожиданно озарило: словно бы утренняя звезда перед ним высветилась, и он забормотал, как заведенный:
- Собака, собака, собака...
- Ты чего там бубнишь? - Лера раздраженно повысила голос. Разбубнился! И так голова болит!
- Собака, собака, собака, - продолжал повторять Володин.
- Чушь какую-то мелешь! Я тут голову ломаю, как нам сэкономить "зеленые", а он болтает разную чушь про собаку. Тьфу! Собаку нашу мы оставим у тети Маргоши, уже решено. Летом она Анзора к будке приклепает цепью, пусть стережет имение, захребетник, хлеб свой отрабатывает.
- Собака, собака, - повторил Володин, и жена посмотрела на него, как на помешанного.
- Как я сказала, так и поступим - Анзор остается здесь. У тети Маргоши на даче. Ясно?
- А я думаю, Анзора мы возьмем с собой. - В голосе Володина появились упрямые нотки - редкое дело, он никогда не позволял себе быть таким. Лера нехорошо удивилась и поднялась с табуретки. Темные пушистые усики, влажно поблескивавшие у неё на верхней губе, зашевелились. Это был первый признак гнева.
Володин загородился от жены рукой:
- Ты только послушай, Лерочка, что я хочу предложить. Умоляю тебя послушай...
Анзор был крепким задастым ротвейлером с презрительным взглядом мокрых кофейных глаз, жирной темной спиной и оранжево-палевой подпушкой на шее и животе, с короткими ногами и тяжелыми цепкими челюстями.
Хватка у Анзора была мертвой, огромные треугольные зубы его можно было разжать только молотком и зубилом.
Глава семьи, когда смотрел на эти зубы, нервно передергивал плечами ощущал, как по ложбинке между лопатками ползет холодная струйка: то ли мурашки бегут, то ли стылый пот катится - не приведи Господь угодить под прикус таких зубов. Как-то Володин купил Анзору для развлечения огромную пластмассовую кость, вкусно сдобренную разными запахами, неосторожно бросил ему. Анзор, узрев в броске что-то опасное для себя, незамедлительно взвился в воздух и с силой хлопнул челюстями.
Кость, которая казалась Володину крепче чугуна, разлетелась на куски. Володин в очередной раз со страхом и уважением посмотрел на своего "младшего брата".
- Это не пес, а лошадь со стальными зубами, - прошептал он. Запросто перекусит ногу жирафу. - Почему на язык ему пришелся именно жираф, Володин не знал. Так получилось, словом.
Зубы у Анзора были что надо, в половину пальца величиной. Володин в тот вечер рассказал жене, что за необыкновенная мысль родилась у него в голове - из золота отлить коронки и насадить собаке на зубы. И таким образом вывезти за рубеж.
Лера, сменив гнев на милость, посмотрела на мужа так, как будто видела впервые.
- Ну и голова у тебя, Эдуард! Моссовет! - произнесла она старинное, практически уже забытое слово. - Английский английским, мы как-нибудь его выучим, не дураки, чай, а вот золото, даже если я его спрячу сюда вот, Лера привычно хлопнула по низу живота, - все равно найдут. Рентген высветит. Драгоценные камушки не высветит, а золото высветит... - Она поднялась с кухонной табуретки и решительно рубанула рукой воздух. - Все! Заметано! Драгоценности провозим в... - на этот раз она хлопнула по ягодице, - а золото - в собачьей пасти!
Осталось только, - кроме забот об английском языке, - найти дантиста, который не испугался бы огромной собачьей пасти и насадил бы на зубы Анзору массивные золотые коронки.
В конец концов Володин такого дантиста нашел, - за деньги в нашей стране сделают что угодно, хоть ракету "тамагавк", нацеленную на Сербию, украдут прямо с палубы авианосца; брал собачий дантист за свою работу дорого - шестьсот долларов, но золото стоило того, его набралось полтора килограмма.
За три дня до отъезда Володин повел Анзора к собачьему дантисту, внутренне содрогаясь: он не то что за шестьсот долларов - за тысячу шестьсот не взялся бы ставить коронки на зубы такому чудовищу. Слишком уж страшна пасть. Но дантист отнесся к появлению Анзора спокойно - видать, уже имел дело с необычными заказами. Это Володин понял по лицу дантиста, по его многозначительному, ироничному взгляду, по ухмылке, застывшей в уголках рта. Он подхватил Анзора, неожиданно сделавшегося тихим и покорным, как курица, за ошейник, и поволок на драную, обитую полопавшейся клеенкой кушетку.
Странное дело, Анзор не сопротивлялся.
Через два дня пасть Анзора сияла так, что в квартире Володиных даже ночью было светло. Анзор бродил по квартире и, видимо понимая исключительность своего положения, громко щелкал зубами. По стенам квартиры метались испуганные блики. Володин смотрел на своего пса с уважением, страхом и некоторым подобострастием, которое обычно бывает свойственно чиновникам: испачканный чернилами младший клерк из провинциальной конторы таким взглядом смотрит, как правило, на заезжего бугая с лампасами, такими же глазами и Володин взирал на свою собаку.
Лера старалась подсунуть Анзору кусок пожирнее, послаще, и тот чавкал, оглушительно хлопал золотыми челюстями, давя ими колбасу, сало, мясо, чернослив - Анзор был любителем фруктов вообще и сухофруктов в частности. Лера лишь умиленно гладила ротвейлера по холке:
- Кушай, Анзорчик, кушай... Ты даже не представляешь, как ты дорог нам с папой...
И это была правда.
Анзор не стеснялся, он старался, ел за троих, как будто бы на всю оставшуюся жизнь хотел наесться российской пищи. Наверное, по-своему он был прав: того, что есть здесь, нет в Америке.
Наступил день отъезда. Володин получил последние деньги за квартиру, которую покидал, посидел на чемодане в прихожей, смахнул с глаз пару слезинок, навернувшихся совсем некстати и вызвавших у него досаду - Володин не причислял себя к сентиментальным людям, - но ведь, с другой стороны, в этой квартире прошла его жизнь... Сейчас он обрубал свое прошлое одним махом, будто топором. Лера, стоявшая рядом, с широко раздвинутыми ногами, у неё даже походка изменилась, жена была с "икрой", набита драгоценными каменьями, которые никак не подпадали под декларацию, тоже всплакнула.
- Ладно, ладно, маман. - Володин, вспомнив прежние годы и нежность, которую он проявлял к молодой Лере, когда ухаживал за ней, похлопал её ладонью по плечу. - Не добавляй сырости в московский климат.
Через три минуты они вышли из квартиры. На морду Анзора была нахлобучена железная арматура, этакая "авоська" для фонаря наружного освещения, - чтобы злая собака с насупленно-грозным взглядом не могла открыть пасть. Володин вел Анзора на поводке и первым проследовал в машину - новенькую "газель", приехавшую за ними.
В аэропорту без приключений не обошлось. Володина с Анзором и вещами пропустили беспрепятственно, а вот раскоряченную Лерину походку засекла опытным глазом старая таможенница и пригласила женщину в отдельную кабинку для "душевного разговора". В результате Лера вышла из кабинки уже нормальной походкой.
Володин все понял без слов: "икру" нашли и оба "пирога" вынули: один "пирог" с каменьями, другой - с долларами. Лера, бледная, с трясущимся подбородком, молча прошла в самолет и лишь когда поднялись в воздух и пассажиров обнесли минеральной водой, обрела голос. Она костерила на чем свет стоит власть, все её ветви, таможенников, политиков, разных красных, белых, черных, голубых, зеленых - всех, словом, не делая никаких различий между коммунистами и демократами, жириновцами и яблочниками, аграриями и черномырдинскими "газпромовцами" - все для неё были людьми в противогазах, с лицами, в которые можно и нужно было плевать.
Перед подлетом к Нью-Йорку она расплакалась. Володин как мог утешал жену. Он гладил то её, то ротвейлера, сидевшего рядом с креслом на полу и надменно вращавшего голову с нахлобученным на неё намордником.
- Ничего, ничего, - шептал Володин успокаивающе, - мы пережили многое, переживем и это. Зато с нами летит полтора килограмма золота. - На несколько мгновений он прекращал гладить жену и двумя руками гладил ротвейлера.
Ротвейлеру это нравилось, он склонял голову набок и внимательно и серьезно, будто решал про себя какую-то задачу, смотрел на хозяина.
Через американскую границу Анзора провели без всяких осложнений: двое в темной форме, он и она, лишь глянули на него, и одновременно, как по команде, сделали жест, которым в старые времена богатые грузины отсылали от себя случайно остановившееся такси - "праезжай, дарагой, далше!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46