Все в ваную, приятный магазин 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Георгий запел, сначала тихо, потом все громче и громче. Это была внезапно вспомнившаяся белорусская песня, слышанная им в лесу, по дороге из Полоцка:
Темна ночка наступает,
Едет хлопец и вздыхает,
Где я буду ночку ночевать?..
Рожденная в лесах Белоруссии, песня легко и свободно звучала под звездным небом итальянской ночи, и любовное томление возвращающегося с чужбины хлопца слилось с возвышенной грустью воклюзского отшельника.
Он умолк. С балкона послышалось тихое восклицание и всплеск рук.
– Катарина! – сказал Георгий. – Какая чудесная ночь!
Но девушка уже скрылась.
В последнее время Катарина вела себя несколько странно. Когда Георгий поселился в доме Мусатти, она не обращала на него никакого внимания. На его приветствия отвечала едва заметным небрежным кивком, а иной раз проходила мимо, как бы не замечая его присутствия. Но с некоторых пор все изменилось.
Георгий вернулся в свою комнату, не раздеваясь, лег и тотчас же уснул, как засыпают очень утомленные и счастливые люди.
Утром портной принес праздничное платье, сшитое для Георгия по заказу маэстро Таддэо. Георгий с удовольствием облачился в хорошо скроенный камзол тонкого флорентийского сукна, высокие шелковые чулки и синий бархатный плащ, отороченный мехом. В последнее время Георгий мало заботился о своей внешности, но тут проснулась в нем былая слабость к красивому платью: недаром в Полоцке он слыл одним из первых щеголей.
Спустившись в парадный зал, Георгий остановился перед венецианским зеркалом. В зеркале отразился статный красивый кавалер с пышными русыми кудрями и тонкими вьющимися усиками.
– А ей-богу же, важный… хлопец! – сказал Георгий вслух и рассмеялся. И в тот же миг увидел в зеркале Катарину.
Она остановилась, глядя на чудесное преображение. Георгий обернулся и отвесил поклон. Девушка окинула его с ног до головы удивленным взглядом и, небрежно кивнув головой, скрылась.
Зачем она приходила сюда? Георгий уже не раз чувствовал на себе ее внимательный взгляд, замечал ее кокетливые улыбки. Стоило ему выйти в сад, и Катарина, будто невзначай, появлялась на балконе. Он догадывался, что и прошедшей ночью она пела для него. Все это смущало юношу. Уже много лет живя замкнутой, почти отшельнической жизнью, Георгий не мог привыкнуть к той свободе нравов, которая царила в городах Италии. Не о такой подруге мечтал Георгий. Иной образ жил в его памяти. Образ далекой девушки из Кракова.
Он пронес любовь к Маргарите через годы скитаний и сберег перстень с дубовой веткой – залог верности…
Но если Катарина никогда не станет его невестой, его женой, то между ними не может быть иных отношений, кроме невинной, целомудренной дружбы. Ведь эта девушка – дочь человека, к которому Георгий мог чувствовать лишь уважение и благодарность.
Вошедшая в комнату служанка Луска прервала его размышления, сообщив, что Катарина просит мессера Франческо (так звали Скорину в доме Мусатти) прийти в ее покои по делу.
Георгий удивленно посмотрел на служанку. Впервые Катарина обращалась прямо к нему. Идти ли?..
– Хорошо, Луска, – ответил Георгий после некоторого колебания. – Скажи своей госпоже, что я тотчас же буду.
* * *
Катарина сидела в глубине комнаты, прикрываясь большим кружевным веером. В глазах ее сверкнул лукавый огонек, когда вошел Георгий.
– Привет тебе, мессер Франческо, – ответила она на поклон гостя. – Подойди поближе!
Георгий ступил на ковер, по которому были небрежно разбросаны только что сорванные цветы. На позолоченном треножнике в плошке горело душистое масло, наполняя комнату пряным ароматом. Завешенные легкими тканями окна пропускали слабый свет, и только один чистый золотой луч падал на колени Катарины.
Георгий сравнил ее с Данаей и поймал себя на том, что любуется девушкой.
Быстрым движением Катарина отбросила веер и подалась вперед. Георгий остановился. Шея и плечи девушки засияли в луче. Смуглая кожа приняла золотистый оттенок. Довольная произведенным эффектом, Катарина не могла сдержать улыбки.
Георгий спохватился, сделал шаг и учтиво спросил:
– Вы хотели меня видеть, Катарина?
– Да, – ответила Катарина, не меняя позы. – Отец говорит, что ты так умен и настолько учен, что скоро разгадаешь все тайны мира. Правда ли это?..
– Я только ученик мессера Таддэо. – Георгий скромно поклонился.
– О, я верю отцу, – сказала Катарина, не сводя с Георгия глаз. – Так, может быть, ты разгадаешь и эту тайну… Зачем же я позвала тебя?
– Полагаю, затем, – улыбнулся Георгий, – чтобы узнать, какую песню я пел в саду этой ночью.
– Вот как?.. Ты уверен, что я слышала твою песню?.. Может быть, ты видел меня на балконе или в окне? Подумать только, разве я не в доме моего отца и не свободна делать, что хочу? Это ровно ничего не значит… Такая душная ночь. Я просто подошла к окну… Зачем же следить за мной?
– Я не следил…
– Ты все время следишь за мной… Только и делаешь, что следишь…
– Видит бог, – рассмеялся Георгий, – я занят в этом доме только наукой.
Катарина сделала гримасу:
– И потом в твоей песне очень печальная мелодия.
– У каждого народа, Катарина, есть разные песни: и печальные, и веселые.
– Это была песня твоего народа?
– Да, ее поют в моем родном городе Полоцке.
– Разве есть такой город? Он красив? Где это?
– Далеко на востоке, за землями польскими и литовскими. Мы зовем нашу родину Белая Русь.
– Белая Русь! – повторила Катарина. – Мне говорили, что у вас никогда не светит солнце, стоит вечная зима. Что же ты не сядешь?.. Вот сюда…
– Нет, Катарина! – Георгий опустился на подушки рядом с девушкой. – В нашем крае светит солнце, и зеленеют поля, и могучие деревья шумят в наших лесах, и в садах поют соловьи…
– Соловьи?.. Для кого же поют они?
Георгий удивленно посмотрел на нее.
– Соловей – друг влюбленных, – лукаво пояснила девушка. – Но ведь у вас не умеют любить… Или там не все такие, как ты?
– Катарина!..
– Нет, нет, скажи: умеют ли у вас любить так, как в Италии? Чтобы он… чтобы она это чувствовала каждый миг, чтобы он не спускал с нее глаз, следил за каждым ее движением… Чтобы его прикосновение было легким, как сон, и обжигало, как горящее масло…
Катарина наклонилась к Георгию, он слышал ее прерывистое дыхание. Он с трудом поднялся.
– Катарина… – сказал он тихо. – Не нужно этого…
Девушка открыла глаза. Георгий стоял перед ней выпрямившись. Катарина расхохоталась:
– Уж не подумал ли ты, мессер Франческо?.. Ха, ха, ха… Нет, в самом деле, ты, вероятно, решил, что с помощью своей науки можешь достичь того, чего не удавалось красивейшим юношам Падуи. Подумать только, какая самоуверенность!
– Я ничего подобного не предполагал, Катарина, – спокойно ответил Георгий. – И моя наука здесь ни при чем.
– Твоя наука! – Катарина вскочила. – Книжный червяк, вот кто ты! Книги и банки со зловонными смесями! Отвратительные трупы!.. Вы сами стали трупами из-за них – и ты, и мой отец. Вы не мужчины!.. Вы никогда не были мужчинами…
Георгий улыбнулся.
– Однако, Катарина… Если речь идет о маэстро Таддэо, то ты не права. Он, несомненно, был мужчиной, о чем свидетельствует рожденная им прекрасная дочь…
– Замолчи! – крикнула Катарина, охваченная яростью. – Я не хочу тебя слышать… Не хочу видеть! Уходи прочь!
Георгий не двинулся с места.
– Ты слышал? – повторила Катарина. – Поди прочь, или я позову слуг.
Георгий стоял неподвижно, нахмурив брови. Затем внезапно резким движением схватил девушку и, легко подняв ее в воздух, поцеловал в губы. Катарина отбивалась, тщетно силясь вырваться из этих железных объятий, потом замерла, обвив руками шею юноши. Георгий разнял ее руки и, осторожно опустив девушку на подушки, быстро вышел из комнаты.
Катарина лежала неподвижно, она поняла, что этот поцелуй был только доказательством превосходства Георгия.
– Франческо… – прошептала она. – Вы уходите, Франческо?
Да, этот первый поцелуй мог стать прощальным. Она не допустит этого. Катарина вскочила на ноги.
– Анжелика! Анжелика! – неистово закричала она. Вошла испуганная экономка. – Скорее, Анжелика!.. Плащ!.. Носилки!.. Ты отправишься со мной к старой Изотте.
* * *
Георгий не подозревал, что на окраине города, в покосившемся домике, увитом сухими лозами плюща, за глухими ставнями решалась его судьба.
Старая Изотта внимательно выслушала рассказ Катарины, не упустив ни одной подробности.
– Не было ли кольца на руке его? – спросила она. – Волосяного или серебряного?
– Нет, Изотта, – ответила взволнованно Катарина. – Он не носит украшений.
– Единожды прочь, дважды ночь, будет утро, роса и дождь… – загадочно прошептала колдунья и повела за собой Катарину в заднюю комнату.
На клочке кожи ягненка она написала несколько слов и положила под медный котелок. Затем, бормоча невнятное заклинание, бросила в котелок три зерна ладана и высыпала голубой порошок.
Катарина следила за ней затаив дыхание. Колдунья вынула из тростниковой клетки двух белых голубей и быстрым движением пронзила стилетом сперва одного, потом другого. Подержав над котелком трепетавших голубей, чтобы кровь, смешавшись в одну струю, смочила зерна и порошок, она отбросила их в сторону. Катарина невольно посмотрела на птиц. Голуби умирали на глиняном полу, судорожно вздрагивая, силясь поднять головки.
Колдунья собачьей костью смешала содержимое и ткнула туда зажженный фитиль. Вспыхнуло голубое пламя. Изотта притушила его и извлекла из-под котелка пергамент.
– Возьми, синьорина, – сказала она, передавая пергамент Катарине. – Прочти его восемь раз вечером, восемь раз утром и ни разу днем. Сбудется все, что ты захочешь… если только нет у него кольца – волосяного или серебряного…
Высыпав в тряпочку пепел из котелка, она передала ее Катарине.
– В праздничный день брось это в его бокал. Пусть до конца выпьет, а ты сосчитай капли. Коли останется меньше, чем восемнадцать, он твой… Если только нет на его руке кольца – волосяного или серебряного…
Катарина дрожала, как в лихорадке. Теперь Франческо не уйдет от нее.
Все девушки Падуи знают, что никто так не помогает в любовных делах, как старая Изотта.
Вернувшись домой, Катарина с волнением развернула клочок кожи. На нем еле видны были слова. Катарина повторила восемь раз это бессмысленное заклинание, так и не поняв, что это всего лишь написанные наоборот итальянские слова, означающие: «Франческо будет моим. Аминь!»
Катарине пришлось много дней подряд повторять таинственные слова, написанные на клочке кожи. Она уже выучила их наизусть, а действие колдовства все еще не сказалось.
Георгий проводил дни и ночи в напряженных занятиях. Выходил только к общей трапезе. Да и в эти минуты он не находил ничего лучшего, как продолжать со своим учителем беседы о вещах, малопонятных и вовсе не интересных Катарине. Отец не отставал от своего ученика. Оба они временами казались одержимыми.
Так прошло два с лишним месяца. Наступил ноябрь. Уже облетели листья с деревьев, с гор по ночам дул холодный ветер, и небо стало серым и скучным. Катарина целыми днями бродила по дому, ища случая встретиться с Георгием. Однажды утром она направилась к его комнате, но не решилась войти.
– В пятницу, на этой неделе, соберется медицинская коллегия университета, – говорил отец.
– Не лучше ли отложить до следующего заседания, – услышала она тихий голос Георгия. – Я хотел бы должным образом проверить себя.
– Говорю тебе, ты вполне готов. Вот только…
– Что?
– Тебе, вероятно, известно, что всякий, кто желает быть допущенным к экзамену, должен внести определенную плату… десять дукатов…
– У меня нет такой суммы, – грустно сказал Георгий. – Может быть, вы… могли бы… Я верну все сполна, клянусь честью…
– Нет! На это я не дам ни одного кватрино!
Катарина чуть не вскрикнула от возмущения. Отказать в десяти дукатах, и кому? Франческо… Она готова была войти в комнату и предложить ему свои деньги.
Скупость отца всегда раздражала ее, но ведь с некоторых пор он стал как будто щедрее. Он сам подарил Франческо новое платье, приказал Анжелике подавать ему хорошую пищу и доброе вино. Почему же теперь?..
– Тебя удивляет, – послышался из-за двери голос отца, и Катарина снова прислушалась, – почему я отказываю тебе в десяти дукатах, которые, конечно, не разорили бы меня. Между тем я рассуждаю здраво. Я не хочу отдавать деньги этим скрягам, которые набивают себе карманы за счет стремящихся к науке юношей. Нет, этого не будет. Пусть вносят плату всякие посредственности, но ты, Франческо, ты – другое дело. Ты будешь допущен к экзамену бесплатно. Ибо твой экзамен будет праздником науки. Да, да, праздником науки!
Мусатти почти кричал, увлекаясь собственной речью, но Катарина из всего поняла только то, что предстоит праздник. Праздник Франческо! День, о котором говорила старая Изотта… В пятницу на этой неделе… Задыхаясь от волнения, Катарина побежала к себе.
Глава III
В пятницу, 5 ноября 1515 года, в университетской капелле святого Урбана собралась коллегия докторов искусств и медицины. В высоких резных креслах расположились члены коллегии, облаченные в бархатные мантии и большие четырехугольные береты.
Это были ученые, имена которых везде повторялись с почетом и уважением, – маэстро Бартоломео Вольта, маэстро Франческо д'Эсте, братья де Ноале – Франческо и Николай, Аурелло Боветто, Бартоломео Боризони, Джеронимо Маринетто и другие маститые мужи, краса и гордость Падуанского университета. В центре полукруга, на председательском месте, восседал вице-приор коллегии маэстро Таддэо Мусатти.
За окном густели осенние сумерки, но церковь была ярко освещена сотнями высоких свечей. Ровно в пять часов пополудни вице-приор поднялся, и заседание началось.
– Славнейшие и почтеннейшие мессеры! – начал свою речь Таддэо Мусатти. – Я позволил себе пригласить ваши знаменитости для того, чтобы подвергнуть обсуждению высокой коллегии одну не совсем обычную просьбу. – Мусатти сделал паузу и, оглядев присутствующих, продолжал: – Явился к нам некий бедный, но, несомненно, ученейший юноша из страны, малоизвестной и отдаленной отсюда, быть может, более чем на четыре тысячи венецианских миль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59


А-П

П-Я