- Да, это действительно тренировки, но только не зловещие, а
очистительные.
- Значит, надо переучиваться говорить?
- Ни в коем случае! Не надо специально браться перестраивать свой
лексикон.
- Вы же сказали, что мне это предстоит?
- Понимаете, Сережа, перестройка лексикона должна быть внутренней. К
примеру, у девочки, хочет она того или нет, в конце концов - вырастают
груди... Если вы будете намеренно исправлять свой лексикон, в данном
случае слово "хочу" заменять на слово "думаю", то это слово "думаю" будет
у вас выглядеть как слово "хочу", между "думаю" и "хочу" появится лишь
разница в произношении.
- Почему же, Саша?
- А потому что внутренне это будет звучать примерно так: "я хочу
заменить слово "хочу" на слово "думаю"! В основе остается "хочу". Вы
понимаете, остается "хочу"!
- Хорошо!.. А если эта внутренняя установка прозвучит по-другому.
Скажем так: "я думаю заменить слово "хочу" на слово "думаю". Тогда как?
- Но это же будет только самообман, и не более того!
- Почему же? - возразил я.
- Потому, что если вы волевым решением, а не внутренней естественной
потребностью заменяете слово "хочу" на слово "думаю", то это будет актом
воли вашей, а значит, вы все равно обязательно подразумеваете слово
"хочу". Это как мальчик, который желает, чтобы у него отросли груди!..
- Да, - сказал я, - такому мальчику прежде всего надо стать девочкой,
и груди отрастут сами собой!
- Ну, вот вы и поняли меня, - обрадовался Корщиков.
- Значит, все-таки - испытания?! - спросил я.
- Ничего не поделаешь! - ответил он.
- А вы знаете, я теперь догадываюсь, откуда у Ани такая острота
восприятия слова! - сказал я. - Разговаривая с вами - это понять
немудрено!
Но Корщиков не ответил на эти слова похвалы... На диване зашевелился
спящий до сего времени мальчик. Саша подошел к нему, присел на краешек
дивана и погладил сынишку по его крупной голове. Мальчик открыл глаза и
тут же уселся молча на диване. Его отец ловко, одной рукой натянул ему
трусы. Потом он положил возле сына стопку книг и снова вернулся к окну.
Усаживаясь на все тот же этажерчатый стул, Корщиков спросил у меня:
- Не правда ли, очень крупная голова?
- Да, я об этом подумал, еще как только вошел сюда, в комнату, и меня
это удивило... В самом деле, отчего такая крупная голова?.. Наверное, ваш
сын вырастет очень умным человеком?
- Может быть, - сказал Корщиков и слегка усмехнулся, как-то очень
доверчиво.
Мальчик старательно перелистывал книги, ощупывал и рассматривал их
страницы. Он совершенно не обращал на нас никакого внимания.
- Да, - словно опомнился Корщиков, - только вы, - обратился он ко
мне, - не думайте о своей исключительности относительно испытаний!.. Все
человечество, каждый человек, животное, птица, дерево, травинка, звезда,
пылинка, - несут тяжкое бремя своих испытаний, необходимых только им в их
посвящении. Все, абсолютно все и все посвящаются в истину, медленно или
быстро - не имеет значения, но посвящаются!
- Тогда, - удивился я, - к чему меня было предупреждать об
испытаниях, если испытания - присущи всему и всем на свете?
- Маг, - сказал Корщиков, - тем и отличается от профана, что он, Маг,
нарабатывает опыт путем осознанным, направленным, а профан, в том числе и
ученый профан, нарабатывает опыт бессознательно, методом проб и ошибок, в
лучшем случае интуитивно! Такое посвящение - тоже посвящение, но довольно
медлительное, хотя и естественное. Оно, порою, растягивается на
баснословное количество воплощений, смертей и жизней!.. Вы хотите остаться
профаном? - спросил Корщиков.
- Нет. Конечно же нет, - ответил утвердительно я.
- Папа, я хочу молока, - неожиданно отозвался мальчик на диване.
- Я сейчас, малыш, - тут же отреагировал на просьбу сына Корщиков. -
Извините, я только подогрею ему молока, - сказал он мне.
Вскоре малыш пил свое молоко вприкуску с магазинным сухарем и
поглядывал на меня, а я спросил у Корщикова:
- А почему именно я?
- Вы хотите сказать: почему именно вы удостаиваетесь в Посвящении
осознанном? - пояснил Корщиков.
- Да, я имел в виду это.
- Как я уже сказал вам, что исключительности у вас нет, как нет ее ни
у чего и ни у кого на свете! Все и все посвящаются в истину...
- И все-таки, почему же именно я? - повторил я вопрос.
- Почему именно вы?
- Да, да, почему? - я теперь смотрел Корщикову в глаза.
- В этой вашей инкарнации, - сказал он, - в сегодняшнем воплощении,
ваше Посвящение дошло до уровня, когда само Посвящение пора осознать как
таковое! То есть ваше Посвящение не противоречит естественному развитию
Всеобщего Вселенского Посвящения, оно также протекало и протекает, как у
всех и у всего! Просто в этой, сегодняшней жизни вашей вы, наконец,
доразвились, путем баснословных предыдущих испытаний в других воплощениях,
до осознанности! Поверьте, каждый профан, в конце концов, обязательно
придет к моменту осознанности своего Посвящения, только в какой из своих
инкарнаций, земных воплощений это произойдет - неведомо никому!.. У вас
этот момент наступил...
- А могу я не успеть завершить свое Посвящение и в этой жизни, -
спросил я и озабоченно облокотился на подоконник.
- Не завершите в этой, все равно продолжите завершение в следующей! -
сказал Корщиков.
- Как же это? - настаивал я.
- Скажем, - пояснил Саша, - родитесь в семье Посвященного.
Мы приумолкли. Было слышно, как малыш грызет сухарь...
Я опустил глаза и долго смотрел себе под ноги, размышляя. Прошло
некоторое время. И вот у меня возникла противоречивая мысль:
- Знаете, о чем я подумал сейчас? - не поднимая глаз, произнес я.
- О чем же? - отозвался Корщиков.
- Я подумал: истина - это Бог? Так?
- Предположим, так, - подтвердил Саша.
- Тогда как же объяснить существование дьявола и Посвящение в его
ряды? Ведь такое Посвящение - тоже существует?! - и я уставился Корщикову
в глаза.
За все время беседы он ни разу не отвел своего взгляда в сторону! Мне
начинало казаться, что он всегда упорно смотрит на меня, даже когда
подогревает молоко!
- Я уже осведомил вас, что Посвящение существует только одно, - в
истину! - сказал Саша.
- Но все же, как быть с дьяволом? - настаивал я.
- И дьявол, - улыбнулся Корщиков, - и, как вы выразились, его
Посвящение, - все это - разновидности, э-э, различные по степени
испытания.
- Значит, человека может отбрасывать и назад на пути Посвящения? Но
тогда вы, по-моему, противоречите сами себе! Не вы ли сказали, что человек
продолжает свое Посвящение с того уровня в следующей жизни, на котором он
остановился в предыдущей?!
- Верно, я говорил так и не отрицаю ничего. Но противоречия здесь
никакого нет. И вот почему. Если человека отбросит назад и в следующей
инкарнации своей жизни он будет не человеком, а, скажем, - деревом! Сможет
ли он продолжить свое Посвящение в истину, будучи деревом, с того этапа,
на котором он остановился в образе человека?!
- Я думаю, что не сможет!
- Вы совершенно правы, Сережа. Не сможет! Не сможет, пока не
отработает определенные качества в образе дерева, и потом, снова, в
какой-то из последующих жизней не станет человеком подобного уровня
развития, который он уже имел до отступления назад в образ дерева... Разве
здесь - есть противоречие. Человек действительно продолжает свое
Посвящение в следующей инкарнации, здесь, скорее, можно подразумевать не в
следующей, а в последующей инкарнации подобного уровня!.. Вот почему важно
не терять чистоту Посвящения в каждой инкарнации, в каждом земном
воплощении, чтобы не отступать назад, дабы заново заслуживать путем новых
и возможно неисчислимых испытаний возврата к уровню Посвящения, которого
ты достиг уже сегодня, чтобы продолжить его... - Корщиков умолк.
- Что же, Саша, - вы убедили меня, - согласился я.
Снова наступила пауза. Корщиков наклонился и поднял с пола валявшиеся
там очки. Он стал протирать их салфеткой. Я увидел, что одно стекло у этих
очков продолжало оставаться треснутым. "Может, тот безбилетный тип из
автобуса по описанию Вики, - это все-таки он, Саша?" - подумалось мне. И я
решился:
- "Возрожден ли мистицизм?", у вас есть эта книга? - спросил
осторожно я.
- Была, - тут же ответил Корщиков, продолжая усердно протирать очки.
- А куда она делась? - поинтересовался я, испытывая некоторую
неловкость за учиненный допрос.
- Я продал ее, - спокойно ответил Саша, жарко подышав на линзы, и они
запотели.
- В автобусе? - уточнил я.
- Да... - ответил он.
- А знаете, ваша книга у меня! - сказал я и принялся ожидать реакции
Корщикова.
Он продолжал протирать очки, шли секунды.
- Вы ее прочли? - спросил Корщиков как ни в чем не бывало.
- Да, - робко ответил я...
И тут в нашу комнату кто-то постучал.
- Извините, я пойду открою, - сказал Саша.
Хлопнула дверь. Из-за разноцветной шторы в комнату вошла молоденькая
девушка. Она подмигнула малышу на диване, и тот улыбнулся. Девушка в
сопровождении Корщикова подошла ко мне.
- Это Сережа, - сказал Корщиков ей.
Я встал с кресла. Девушка протянула мне руку:
- Оля, - сказала она.
- Моя жена, - добавил Саша.

ЗЕК
От Корщикова я возвращался очень поздно. Уже было далеко за
одиннадцать, когда я сел в троллейбус. В салоне находилось десятка полтора
человек. Все сидели. Я закомпостировал талон и уселся к окну напротив
средней двери. Колеса, как резиновые мячи, жестко пружинили на
многочисленных выдолбинах когда-то заасфальтированного узенького переулка.
Троллейбус раскачивался на ходу и гремел всем своим железным телом. Вдруг
мой взгляд обнаружил знакомое для меня лицо сидящего впереди пассажира. Я
его сразу же узнал. Правда, узнал чисто визуально, имя не помнил. Это был
парень лет тридцати, коротко подстриженный и, по-моему, слегка навеселе.
Он сидел полубоком.
Настроение у меня было великолепное. Я ощущал его всем телом. Я не
мог удержаться, и мое лицо осветилось улыбкой. И дернуло же меня!
- Что ты улыбаешься? - обратился он ко мне и полностью развернулся
через плечо в мою сторону лицом так, что чирканул своим носом меня по
щеке.
Я не придал этому значения, немного подался назад, пристально
рассматривая парня.
- Привет, - сказал я совершенно беззаботно.
- Напомни, откуда я тебя знаю? - спросил парень голосом, ничего
хорошего не обещающим. - Мне твоя физиономия знакома!
И тут меня осенило, но и настроение упало:
- Мы с тобой в молодости были знакомы по Тарасу. Я друг Тараса, - и я
осекся, сказав это.
- Друг? - как-то пренебрежительно передразнил парень меня.
- Да, когда-то мы дружили, - неохотно проговорил я.
- Друг, - прошипел парень, - а ты знаешь, где сейчас Тарас? - Парень
словно требовал от меня этого знания. Слов ему показалось мало, и он всем
телом навалился на железный поручень кресла, перевесился через него ко мне
и уперся своим лбом в мой лоб.
- Да, он сидит, - постарался ответить я как можно спокойнее, - сядь,
пожалуйста, на свое место, - попросил я, - на нас люди смотрят...
Парень неохотно сел на место, но ненависть шевелила его черные
зрачки, и он казался почти безумным. "Нет, он не пьян, он обкурен", -
подумал я, и у меня все содрогнулось внутри. Скотский страх выпарил из
меня всю радость без остатка.
- А ты почему не сидишь?! - заорал парень.
- Собственно говоря, почему я должен сидеть? - словно оправдывался я.
- Плохого я ничего не делал...
- Но ты же друг!! - опять заорал парень.
Я видел, как некоторые пассажиры искоса поглядывали на нас, другие
отводили свои взгляды, словно ничего не замечали и не слышали. Страх
одиночества и беспомощности овладел мною. Лет пять назад я стоял на
загородной станции электрички и вот также отводил свои глаза, на платформе
было человек четыреста, не меньше, и никто, в том числе и я, не помешали
избивать цепями группе пьяных оглаедов из местной деревушки одного не
понравившегося им подростка.
Одиночество, одиночество! Мы стремимся к нему и от него погибаем
часто...
- Но ты же друг?! - напомнил о себе парень. Он, видимо, уже
почувствовал, что я боюсь, и теперь, успокоившись, продолжал издеваться.
- Да, я был его другом, но это было лет пятнадцать назад, -
взволнованно заявил я.
- Я тебя научу ценить друзей, - говорил и скалился парень, - Тарас
там сидит, а ты здесь, на воле - сука!
- Ну, ладно, я сейчас выхожу, - как бы извинился я.
- Я тоже выйду с тобой, - предупредил он.
- Зачем? - спросил я.
- А мы сейчас выйдем и подеремся!
- Не пойму, за что драться? - недоумевал я.
- А я тебе морду набью! - настаивал парень.
- За что? - поразился я, и страх все больше овладевал мною. Парень
был на голову выше меня, мускулист, и потом это безумие в глазах! Мало ли
что у него на уме!
- Я тебя узнал, - ехидно усмехнулся он. - Ты - Китаец!
- Я никогда не был Китайцем, - возразил негромко я.
Но мне стало еще больше не по себе. В юности эти наркоманы
действительно называли меня Китайцем.
- Нет, ты - Китаец! - сказал он. - Я вспомнил!.. Я тебя по молодости
бил!
- Я никогда не был Китайцем, - безнадежно проговорил я. Но мне
действительно вспомнился случай: этот парень как-то отнял у меня книгу
"Смерть героя" Ричарда Олдингтона. Ее я переплетал сам. Корешок был очень
крепкий от обилия окаменевшего клея. Я тут же настойчиво потребовал свою
книгу обратно, парень, неожиданно для меня, со всего размаха ударил меня
корешком книги в лицо! Окровавленный, я убежал тогда... Может поэтому и
сейчас у меня мелькнула мысль убежать, выскочить в темноту переулков! Но
тогда я был безусым юношей и мне это было простительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65