Варька, скорее тащи таблетки по истории костюма!
Перемена, произошедшая в подруге, была поразительна: в лихорадочном возбуждении Сонька схватила из гаража родительский аэробот, примчалась в модельное ателье, шедевры которого периодически демонстрировала на подиумах, самостоятельно заложила в компьютер программу раскройки и, мобилизовав всё свое обаяние, убедила инженера включить швейный станок. Без четверти десять девушки были у дверей погруженного в ленивую дремоту колледжа. Варя провела потенциальную «царицу» в мастерскую и распахнула холодильник.
– Сейчас мы опустим заднюю стенку, а потом тебе останется только передвинуть рычаг – и в путь.
Она обняла подругу за плечи и заглянула в глаза:
– Соня, будь осторожна… И если что-то случилось с Егором… Пожалуйста, возвращайся скорей сюда! Нам придется идти за помощью в ИИИ.

ГЛАВА 4
Что же происходило в царстве славного Салтана после отлета Вари Сыроежкиной? Мы расстались с нашими героями в тот момент, когда за спиной запирающих чулан «сестриц» раздался скрипучий голос:
– Это еще что такое? – произнесла сурового вида бабища, оглядывая воцарившийся в горнице хаос. Красотой вошедшая не блистала: морщинистое лицо, глазки-щелочки, настороженно поблескивающие из-под густых бровей, и могучая бородавка, самоуверенно устроившаяся на крупном носу. Волосы были убраны под пестрый платок, по-разбойничьи завязанный на макушке, но несколько седеющих прядей выбивались из-под головного убора, будто желая узнать: чем это так возмущена их хозяйка?
– Бабуля! – присвистнула Сонька-Повариха. – Какая радость!
– Здравствуй, матушка Бабариха, – церемонно поклонилась Сонька-Ткачиха.
– Какая я тебе матушка? Ты сама-то кто будешь, мерзавка бесстыжая? Забралась, понимаешь ли, в чужой дом… – Взгляд Бабарихи упал на перевернутую корзину с собачьей шерстью: – Люди добрые, да что ж это деется! Всё сырье мне поперепортили да поперепачкали! Какая теперь из этой шерсти пряжа получится? Из чего стану царю-батюшке поясок радикулитный вязать?
– Разве у Салтана проблемы со здоровьем? – удивилась Повариха. – А выглядел бодренько.
Бабариха уперла руки в крутые бока:
– Да наш батюшка поздоровее любого богатыря будет. А пояс ему вяжу для ентой… прохилактики. Действо такое целебное, хреки постоянно поминают. Вот, к примеру, нападет какой-нибудь глупый ворог на наши границы, отправится царь-батюшка на войну, да приляжет отдохнуть на сырой земле. Тут-то к нему хвороба и потянется, чтоб скрючить в загогулину, а шерсть собачья ее не пустит. Загрызет да выплюнет. Потому как в ней сила зверя остается.
– Мудра ты, бабка! – протянула Повариха.
– А то ж! – приосанилась старуха. – С самых низов в люди выбилась, теперь в почете живу да в уважении: личная царева носочница, не хухры-мухры!
Вдруг она снова нахмурилась:
– А чегой-то я с вами лясы точу? Ну-ка, признавайтесь, почто в чужой дом пробрались да всё вверх дном перевернули?
– Ты, бабка, воздух-то зря не сотрясай, – прищурилась Ткачиха. – Лучше б спасибо сказала, что столько всякой всячины в твою халупу приволокли. А короб с шерстью сам Салтан опрокинул, когда на огонек к нам заглядывал, чуть ноги свои высокородные не переломал. Аккуратнее, бабуля, надо имущество расставлять!
Опешившая от такой наглости Бабариха едва не поперхнулась готовыми сорваться с языка словами. Повариха тут же подскочила и предупредительно постучала ее по спинке:
– Ты не кипятись, бабуся, лучше послушай, какое счастье на тебя свалилось. Видишь весь этот бардак?
Бабариха окинула взглядом громоздящиеся вокруг горы провизии и штабеля полотна.
– Минут через пять сюда явятся государевы грузчики и начнут таскать всё это добро во богаты палаты, на царский пир по случаю скоропалительной женитьбы. И мы, Ткачиха с Поварихой, будем восседать рядом с невестой, так как приходимся ей родными сестрицами. А теперь внимание: у тебя, драгоценнейшая, имеется шанс из царевых носочниц – или как уж ты там называешься? – переквалифицироваться в цареву тещу.
– Батюшки-светы! – ахнула Бабариха. – Да как же такое возможно?
– Видишь ли, – откликнулась Ткачиха, – царя-батюшку и прочих его охламонов заинтересует маленький вопросик: откуда мы, такие расчудесные, с младой царицей во главе, появились в вашем царстве-государстве? И почему раньше никто понятия не имел о наших выдающихся талантах и неземной красоте?
– И почему же? – полюбопытствовала Бабариха, деловито почесав бородавку.
– А вот это, бабуля, тебя совершенно не должно волновать. Твоя задача – пустить крупную слезу и прохлюпать поубедительнее: дескать, это дочери мои единоутробные, уволок их во младенчестве волк-оборотень, вместе с трехспальной колыбелькой. Да только сжалилась волшебница… как ее там… ну, сама придумаешь, ты местный фольклор лучше знаешь. Вырастила их в тепле и довольствии, а они, курицы сентиментальные, покинули чудесный чертог, чтобы повиснуть на шее у своей дорогой мамаши. То есть у тебя. Усекла?
Бабариха в раздумье заглянула в ближайшую кадку. Подцепила пальцем немного салата оливье. Пожевала. Скривилась.
– Нет, голубушки. Втемную не играю. Выкладывайте всю правду-матушку. Что за нечисть свалилась на мою седую голову? И какую пакость вы замыслили сотворить с нашим государем?
– Бабка, не выкаблучивайся, времени нет, – фыркнула Сонька-Повариха.
– Ты как с пожилой женщиной разговариваешь? Сейчас окачу святой водой, посмотрим, что запоешь! – Бабариха ловко юркнула в уголок и быстро-быстро закрестилась на образа, поглядывая, не скукожит ли от ее священнодействий нахальных девиц.
– Эй, красавицы! Встречайте гостей! – разнесся по дому богатырский стук, и в горницу стали один за другим втискиваться царевы молодцы.
– А, ребятки, наконец-то! – засуетилась Повариха. – Забирайте сначала вот эти ведерки, только не опрокиньте, они слабо закрыты!
Бабариха присела на лавку, наблюдая за кипящей вокруг суетой и задумчиво теребя свою бородавку. Царева теща… Что ж, звучит заманчиво!
– Ну, девица красная, готовься, сейчас сватов к твоей родительнице стану засылать, – говорил Салтан Соньке, умильно поигрывая кончиком ее фальшивой косы.
– Да чего время терять? Я тебе и так скажу, что родительница моя рада до помутнения мозгов.
– Негоже нарушать традиции, всё должно быть чин по чину, – нахмурился царь.
– Во бюрократ! Покаты будешь носиться со своими традициями, все гамбургеры протухнут. А без калорийного питания, уж извини, никакого богатыря у меня не получится.
– А мы лебедя зажарим, – предложил подрастерявший уверенность государь.
– Сравнил лебедя с бигмаком! – фыркнула Сонька. – И не надейся. Зря, что ли, моя сестрица столько трудов на этот пир положила?
– Ну, хорошо, хорошо, – сдался Салтан. – Сватовство мы опустим. Велю сразу баню топить да девок созывать.
– Зачем баню? – удивилась Сонька. – Уж гигиену-то я всегда соблюдаю!
– Э… – растерялся Салтан. – Какой же девишник без бани? Подружки тебя попарят, песни жалостные попоют, косу в последний раз по-девичьи заплетут, поплачешь всласть…
– Вот еще, глупости! Я не истеричка, чтоб на пустом месте слезы лить. – Сонька внимательно взглянула на жениха. – Слушай, Салташ, к чему все эти формальности? Давай объявим, что решили жить в гражданском браке, да пойдем более приятными вещами заниматься… – Она обвила рукой царскую шею и игриво взъерошила окладистую бороду. Салтан зажмурился от удовольствия:
– Ой, чаровница… А что? Царь я или не царь? Твоя правда, незачем время терять! Сейчас велю свадебный поезд закладывать.
– Разве мы отправляемся в путешествие? – насторожилась Сонька.
– Да нет, в церковь, венчаться, – кивнул царь в сторону украшенного маковками собора.
– Во дает! – развеселилась невеста. – Тут сто метров пройти, а он на поезде ехать собрался! Может, лучше ракету запустим?
– Ты, девица, говори, да не заговаривайся! – насупился государь. – Вот отправлю вместо церкви в острог, узнаешь, как с царем пререкаться.
Сонька почувствовала, что перегнула палку. Изобразив кроткий взор и трепетание груди, она прижалась париком к могучему плечу и нежно залепетала:
– Салтанушка, ты не нервничай. Это всё проклятая эмансипация да привычка к демократическим свободам. Я ж таблетку по истории обществоведения еще в первом классе глотала, ты подумай, сколько времени прошло! Имя последнего президента не смогу вспомнить, не то что определение абсолютной монархии и ее, так сказать, традиции. Ты уж извини, если чем обидела. Только я к чему веду: богатыря тебе родить обещала? Обещала. Вот мне и не терпится скорее делом заняться да слово свое сдержать!
Она томно вздохнула и стряхнула тонким пальчиком пылинку с царского воротника. Салтан смягчился:
– Занятные ты слова произносишь, красавица, я и половины не разумею. И где только нахваталась? Ну да ладно, в главном ты права. С наследником нам задерживаться не следует, это дело ответственное. – И он неожиданно подмигнул Соньке.
Как ни старалась невеста ускорить процесс, церемония венчания была проведена со всей ответственностью. Митрополит обстоятельно махал кадилом, певчие заливались самозабвенными руладами, а набившиеся в тесное помещение бояре обильно потели в своих парадных одеждах. Бабариха, бледнея от собственной наглости, то и дело благословляла царя, Ткачиха с Поварихой неудержимо зевали, переминаясь с ноги на ногу, а изнемогающая от раздражения невеста изо всех сил пыталась сохранить величественный вид.
Подумать только, на дворе июнь месяц, а ее обрядили как капусту: сначала исподняя рубаха, из простого полотна, затем верхняя рубаха – побогаче, из шелков да с вышивкой; следом понева – что-то вроде юбки, обмотанной вокруг фигуры и закрепленной на шнурке; сверху… в общем, к чему перечислять: весь наряд, с каменьями да крученой золотой канителью, тянул килограммов на пятнадцать. Больше всего Соньку возмутил бобровый воротник, пристегнутый ей поверх одеяния в последнюю минуту. Во всём этом великолепии юная модель смотрелась как мраморный монолит: этакая глыбина без намека на фигуру. Эх, где ж ты, осиная талия окружностью в пятьдесят пять сантиметров, где пупок с пирсингом?! Не наглотайся Сонька таблеток по истории костюма – ни за что б не позволила нацепить на себя всё это барахло.
Салтан тоже принарядился. Сколько рубах он нацепил по торжественному случаю, Сонька не знала, визуально же царское облачение состояло из платна – сшитого из золотых тканей длинного балахона с широкими рукавами и застежкой встык; круглого воротника под названием бармы, на который были нашиты жемчуга, каменья да небольшие иконки; и золотой тюбетейки с собольей опушкой и крестом сверху. Грудь государя также украшал массивный крест. Смотрелся Салтан великолепно, такого и впрямь не жалко затащить в опочивальню. Впрочем, у Соньки были заботы поважнее, чем секс с давно почившим царем…
Наконец пытка венчанием закончилась. Салтан подхватил младую супругу под локоток и без лишних проволочек увлек в пиршественную залу. Столы уже ломились от чипсов… в смысле, чудных яств. Кравчие и чарошники сновали меж гостей, обнося их хмельными напитками. Стремительно пьянеющая Бабариха называла невесту дочуркой, в умилении промокая глаза платочком. Утратившие всякую чинность бояре наперегонки опустошали золотые блюда с невиданными доселе кушаньями, утирая бороды от майонеза и кетчупа, а Салтан аппетитно хрустел воздушной кукурузой. Вероятно, именно тогда вошел в обиход речевой оборот, выражающий полный восторг от принятия пищи: «Аж за ушами трещит!»
Ткачихе с Поварихой, как положено, поднесли «мед-пиво». То самое, неоднократно поминаемое в сказаниях русского народа. Какая же это оказалась гадость! Все три Соньки искренне сожалели, что не имеют усов, по которым легендарное угощение могло бы спокойно стекать, не попадая в рот.
– Сюда бы шампанского, – вздыхала Повариха. – Вот был бы фурор!
– Шампанское в бочку не перельешь, все пузырьки сбегут, – печально качала головой Ткачиха.
«Сестры» скорбно пригубили медок.
– Ладно, хватит киснуть, – решительно встряхнулась Повариха. – Как тебе вон та тарелочка?
– Хороша, – признала Ткачиха, оглядев золотое блюдо с раскинувшей крылья жар-птицей. – Но лучше брать чашки, на них камешков больше, дороже сдадим.
Она поскребла ногтем праздничный кубок, удаляя присохшую к рубину соринку.
– Предлагаю расстелить нашу «скатерку» под столом и скидывать в нее всё, до чего дотянемся.
– Еще не хватало – дома с грязной посудой возиться! Лучше подождем, когда местные служанки всё перемоют, и заберем прямо из кладовки. Оптом. – Повариха сладко вздохнула.
Меж тем пир набирал обороты. Музыканты наяривали на жалейках да балалайках, голоса гостей звучали всё громче, разомлевшие бояре от избытка светлых чувств смачно целовались и хлопали друг друга по широким спинам, с разных концов просторной залы периодически доносилось удалое пение, а самые резвые из пирующих пустились в пляс. Вспотевшая и уставшая царица с неприязнью рассматривала раскрасневшиеся физиономии. Наконец ее терпения иссякло:
– Салташ, может, хватит париться в этой духотище? Пойдем в спаленку, скинем с себя всё это барахло, примем душик… черт, с душем-то у вас напряженка.
– Тигрица! – промурлыкал Салтан, не расслышавший конца фразы. Он решительно поднялся из-за стола. «Честные гости» почувствовали величие момента и быстро мобилизовались, чтобы проводить новобрачных в опочивальню. Младая царица, не удержавшись, подмигнула «сестрицам», и те дружно захихикали.
– О, «на кровать слоновой кости» повели, – шепнула Повариха.
– Какая там кость, самая натуральные нары! – фыркнула Ткачиха.
– Не привередничай, сам-то Пушкин там не лежал, откуда ж ему знать.
– А Салташа – душечка, – мечтательно закатила глазки Ткачиха. – Жаль, не удалось толком замужем побыть.
– Эй, не расслабляйся, пора за дело, – ткнула ее в бок «сестра». Они выбрались из-за стола и решительно взяли в оборот захмелевшую Бабариху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36