Грог вытянул обе руки за сладким напитком и побрел в темноту со своей чашкой.
— Ну и хорошо. Он свинячит, когда из чашки пьет.
Я думаю, Гришнак довольно глуп, даже для грога.
У них есть язык, хотя и нет письменности. Они посылают нечто вроде рунических камней в полых костях, когда надо общаться на расстоянии. А бусинки в их волосах — что-то типа военного украшения. Или семейные талисманы. Но вернемся к институту. Наш старший сейчас рядом с Домом в Горе. Не знаю, слышал ли ты, но пять или шесть Жнецов бегают на свободе на севере, почти рядом со Свободной Территорией, и это, вообще-то, проблема. Они передвигаются быстрее, чем слухи о них, и каждый раз, когда кажется, что их загнали в угол, они исчезают. Да и погода там, на севере, плохая. Это еще больше все осложняет.
Он торжественно открыл свою тетрадь и лизнул кончик карандаша.
— О’кей, Валентайн, я тебя слушаю.
Валентайн рассказал о том, что произошло при переправе через Миссисипи, во второй раз за два дня.
О’Коннор записывал.
— А ты можешь сравнить это ощущение с чем-нибудь, что слышал, видел или чувствовал прежде?
— Я думаю, это можно сравнить с… дайте подумать… ощущение, как когда ты рядом с окном очень холодной зимой. Как будто из твоего тела вытягивают тепло. Или с тем, что я чувствовал однажды, пройдя под линией высоковольтных передач в темноте. Я знал, надо мной было нечто, но не мог сказать что. Как можно описать ощущение тому, кто этого никогда не испытывал?
— Я не смог бы. Ты чувствовал запах Жнеца? С тех пор как стал Волком?
Валентайн кивнул, наслаждаясь легкой сладостью напитка.
— Да, очень близко. Эвереди провел нам импровизированное вскрытие одного из них, до того как мы вышли из Язу. Он вонял, как куча требухи.
О’Коннор на минуту задумался. Он откинулся на стальном стуле, который скрипнул под его весом.
— Была пара случаев, как у тебя. Не только с Волками. Есть люди, чувствующие капюшонников. Многие животные их чуют. Мы думаем, это из-за запаха, но мы видели слишком много странного за последние сорок лет, чтобы игнорировать что бы то ни было, даже экстрасенсорные способности. Если это будет повторяться, постарайся определить, на каком расстоянии ты его чуешь. Есть ли разница, когда их несколько? Можешь ли ты отличить одного от другого? Ну и все такое.
— А они нас отличают друг от друга по нашей ауре?
— Ткачи жизни говорят, что нет, если только они не совсем близко и аура хорошо читается. Ведь она разная в зависимости от настроения, от того, голоден человек или сыт, от всего такого. Конечно, вы, Волки, можете ее маскировать. Но самое главное, кажется, расстояние. Например, ты издалека можешь разглядеть какое-то движение, ближе отличить мужчину от женщины, а еще ближе — узнать человека. Конечно, помогает, если ты его уже встречал пару раз. Но, возвращаясь к твоему вопросу. Я думаю, при определенных обстоятельствах они могут нас различать. Были случаи, когда Жнецы преследовали определенного человека. Не знаю, брехня ли это, но у нас был рапорт из Новой Мексики о том, как капюшонники собирались со всей округи, чтобы охотиться на одного Волка. Его группа рассредоточилась, но они все пошли за ним. Конечно, в пустыне легче читать ауру, там меньше мешают растения и животные, и Жнецы, возможно, просто шли по самому лучшему следу. И тем не менее, кажется, что есть связь между такой массовой атакой и тем обстоятельством, что этот Волк прежде причинил им немало вреда.
— Кстати, — сказал Валентайн, вспомнив, — там был странный рисунок на лодке. Вроде изогнутой буквы «Х».
— Хорошо, что ты заметил. Можешь нарисовать?
Валентайн взял карандаш и под заметками исследователя нарисовал свастику.
— Ты уверен, что она именно так повернута? Не так? — он нарисовал свастику Третьего рейха.
— Нет, наоборот. Это важно? — спросил Валентайн.
— Трудно сказать. Она появлялась в последнее время, так что я кое-что проверил. Этот символ можно найти на храмах в Азии, на буддистских артефактах и тут среди наскальных рисунков американских индейцев в пещерах. Она есть на руинах Трои, на египетских стенах, даже в Китае. Я вот что скажу: кто бы ни использовал ее в доисторические времена, они точно немало путешествовали.

7
Арканзас, весна сорок второго года правления куриан
Валентайн провел зимние месяцы, прилежно подтягивая знания, чтобы соответствовать своему званию лейтенанта. Изучая в классе линии обороны и маневры перед лицом врага, он узнал, как тяжело бывает в походе с обозами и вьючными животными. Днем он лестью выманивал шесть пуль различных калибров в арсенале для занятий по баллистике, а ночью делал письменный подробный разбор битвы при Клозвице. Проведя утро в спорах с весьма требовательными женами Волков, живущими в лагере, по поводу качества муки, он наспех дописывал работу по аргументации объективной реальности, в защиту Сократа от Протагора.
Будучи проницательным наблюдателем и обладая хорошей памятью, Валентайн строил свое поведение по образцу тех офицеров, которых особенно уважал. Он ценил методичность, с которой Ле Авре планировал каждую кампанию. После его указаний любой руководитель группы настолько хорошо знал свою задачу, что капитану на марше приходилось за день отдавать лишь две команды: «Разбить лагерь» на закате и «С лагеря сниматься» на рассвете. Бригада работала как хорошо отлаженный механизм, стоило лишь командиру нажать кнопку «Пуск». Валентайн восхищался ролью лейтенанта Мэллоу в выполнении приказов командира и копировал заинтересованность Бростова в людях, его стремление помочь всем, чем только возможно.
С другой стороны, от него не укрылось, что Мэллоу нерешителен, когда отсутствуют четкие и ясные приказы капитана, а Бростов выпивает. Он отмечал для себя эти черты и учился тому, как не надо себя вести. Люди любили его и, что еще более важно, уважали по той простой причине, что это чувство было взаимным.
Охранники, вместе с которыми он учился в военном колледже, посмеивались над ним из-за его одежды из оленьей кожи тускло-коричневого цвета и из-за его застенчивости. Молодой Волк избегал бурных вечеринок по выходным, которыми развлекались студенты с тех самых времен, когда образовались первые университеты, и помалкивал в классе, если только его не вызывали. Он не рассказывал о своем боевом опыте даже другим Волкам, которые иногда появлялись в колледже как студенты или лекторы. Он познакомился с учеными из Мискатоника, прочитал некоторые из их папок, содержащих информацию о курианах, и больше слушал, чем говорил. Эти черты, а особенно последняя были редки среди молодых Волков, отличавшихся бравадой, хвастливостью и довольно агрессивным поведением.
И все же Валентайн был одинок. Он попал в собственную ловушку. Ему всегда нравилось быть одному, и теперь он оказался в том безвыходном положении, в которое молодые люди определенного склада загоняют сами себя и из которого не могут потом выбраться. Но, несмотря на отсутствие товарищей, он наслаждался жизнью и ролью лейтенанта больше всего в своей жизни. Постоянные сложные задачи, физические и умственные, только раззадоривали его.
Бригада Зулу участвовала в боевых действиях дважды в этом году, но в силу занятости в колледже и неопытности Валентайн оба раза оставался в лагере командовать отрядом таких же унылых Волков и отвечать за охрану громоздких обозов и поклажи. Соревнования по стрельбе среди гражданских и репетиции музыкальных отрывков для встречи возвращающихся Волков — вот что давало выход напряжению, и каждый раз, когда кто-то из его отряда контрабандой протаскивал женщину в изолированную палатку, он притворялся, что ничего не заметил. С первыми зелеными весенними ростками бригада Зулу вышла из Пайн-Блафф и направилась к горам Уошито, в зону активных военных действий.
— Прости, Валентайн, ты снова остаешься, — сказал капитан Ле Авре, положив кусок мела. Косые лучи заходящего солнца придавали его лицу теплый, золотистый оттенок.
За его спиной на зеленой классной доске висела карта Южно-Восточного Арканзаса и границ Луизианы. Пунктирные кружочки отмечали места, которые предстояло патрулировать. Рядом с молодым Волком Бростов и Мэллоу что-то вполголоса обсуждали.
— Есть вопросы, господа? — спросил капитан.
— Что вы оставите Валу, сэр? — спросил Бростов.
— Весь его взвод. То, что он остается, еще не значит, что ему нечего будет делать. В некотором смысле, пока нас нет, он — первая линия обороны Южного округа. Как только вода в реке спадет еще немного, колонна может атаковать это место, а мы не только не сумеем их остановить, но даже не заметим. За рекой тоже надо следить. Валентайну нужны люди для патрулирования, для доставки запасов, для изучения и нанесения на карту этих приграничных ферм.
— Выменивать рис по бартеру, — добавил Мэллоу, — к концу осени нас будет тошнить от него.
— Это лучше, чем голодать. Было время, когда здесь только трапперы и обитали, — продолжил Ле Авре, — теперь здесь несколько ферм, плантаций скорее, и если мы их организуем, то можем считать эту землю до Миссисипи нашей. Порядка двух тысяч человек сможет нормально ее охранять, если только найдутся новые ополченцы. Ты хороший оратор, Валентайн. Поговори с местными, посмотри, может, они возьмут оружие и патроны, чтобы патрулировать самим.
Валентайн и его взвод проводили остальную часть бригады Зулу на рассвете следующего дня.
— Привет аллигаторам, — пошутил кто-то из его взвода.
— По крайней мере больше пользы ножам, чем бревна стругать, — сплевывая кожуру от семечек, ответил ему один из тех, кто отправлялся на юг.
Взвод Валентайна тянул канаты парома, который был построен для переправы через реку. Через пару недель ее можно будет перейти вброд в нескольких местах, но Ле Авре хотел начать исследовать южные окраины курианской зоны сейчас.
Медленно текущую реку украшали заросли цветущего кизила. Валентайн переправился с мулами, груженными припасами, и осмотрел лагерь с противоположной стороны. Поставленные в отдалении от реки палатки бригады Зулу были хорошо замаскированы.
Даже если полицаи вышлют на лодках вооруженный патруль, они не узнают, что Волки были здесь, до тех пор пока будут спрятаны плот и канаты.
— Ты, возможно, думаешь, что получил простое задание, но это очень большая ответственность, — раздался голос позади.
Валентайн повернулся. Ле Авре показался из-за деревьев с картами, подзорной трубой и единственным в бригаде автоматом. Облака сгустились, и в лесу потемнело.
— Ты в непростом положении, Валентайн. Куриане могут приплыть с Уошито, ворваться из Луизианы или переправиться через Миссисипи. У них большой гарнизон в Виксберге и есть баржи, чтобы его переправить. Твоя очередная задача — защищать Южный округ и предупреждать нападения. Если они придут и их будет очень много, немедленно посылай сообщение в полк. Задержи их здесь, если сможешь, но помни, что твои люди ценнее, чем курианские прихвостни, так что не дай им загнать себя в угол. Поверь, я оставляю тебя не потому, что ты молод. На самом деле в другой раз я бы остался сам.
— Да, сэр. Надеюсь на спокойное лето.
К ним присоединился третий человек, сержант Патель.
— Все переправлено, сэр. Разведчики ушли, и колонна готова выступать.
— Спасибо, сержант. Я сейчас подойду.
Капитан снова повернулся к Валентайну:
— Рассчитывай, что нас не будет около шести недель. Я отправлю тебя в патруль, когда мы вернемся, чтобы ты поднабрался опыта. На все лето оставлю Бростова смотреть за реками, но сам вернусь с Мэллоу и его взводом.
— Тут уже цыплята подрастут, и я постараюсь найти приличного размера дыньку.
— Такой молодой, а уже знаешь, о чем думают старые солдаты. Держись, лейтенант Валентайн, — сказал Ле Авре, в ответ Валентайну отдавая честь привычно изящным жестом. — Смотри, чтобы ничего не случилось с Южным округом, пока меня нет.
Валентайн выжал из себя уверенную улыбку, капитан подмигнул ему.
Когда патруль ушел, а день начал клониться к вечеру, Валентайн смотрел, как его люди разбирают паром. Они переправили канаты и жерди обратно в лагерь, затем спрятали плот.
— Здесь поблизости новая ферма, в двух милях на север, лейтенант Валентайн, — доложил сержант Квист. — Зайдем к ним?
— Держи-ка лучше людей подальше от курятников, если дорожишь званием, Квист. Ты знаешь, что об этом думает капитан, — сказал Валентайн, нахмурившись, как небо над головой.
— Я не это имел в виду, сэр. Я говорю о визите вежливости. Мы тут будем двигаться вниз и вверх по реке, и нам совсем не нужна картечь в заднице по ошибке. А может, и поторгуем тоже.
— Понятно. Прости, Квист, я был не прав. Займемся этим завтра утром. Возьму Божич: если с нами будет женщина, может, не так испугаются. Майклс — старший ученик, да? Его я тоже возьму. Тебе придется остаться за главного, пока меня не будет, сержант.
Начался дождь, и Валентайн по периметру обошел лагерь. Он наслаждался теплым дождиком, ощущением отгороженности от всего мира, которое давали струи дождя. Даже в сырость он почувствовал запах табака часового до того, как увидел его, и подумал о том, что стоит издать приказ, запрещающий курить на посту, но потом передумал. Ветераны знали, когда безопасно курить, а молодежь можно научить. Крыша над головой, еда, дрова — вот что занимало его мысли.
Когда лейтенант шел под легким дождичком, прислушиваясь к звукам лагеря, он использовал нюх так же, как уши, ощущая, откуда, дрожа на ветру, идут запахи кухни, а откуда — уборной. Встречались гроги, которые умели чуять и слышать лучше, чем Волки. Нужно будет поставить часовых на реку, построить что-то вроде редута на случай внезапной атаки и обеспечить безопасное хранение боеприпасов и продуктов. Что-то вроде сетки в деревьях над лагерем было бы неплохой идеей. А потом Валентайн вспомнил про встречу с гарпиями. Это заставило его подумать о Гэбби Чо, и его хорошее настроение растаяло, как кусочек сахара под дождем.
Ферма, про которую говорил Квист, состояла из одного-единственного крепкого амбара, находящегося в ремонте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45