— И я тоже? убиваю тебя?
— Нет, но я молю тебя это сделать.
Герцог положил руку на плечо юноши, надеясь немного успокоить его, но принц сразу напрягся.
— Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — попросил он жалобно. — Мне очень трудно это выносить.
— Ты должен каким-то образом получить контроль над сновидениями.
— Невозможно. Я пробовал, но я бессилен.
— Нет, — твердо сказал Дэрин. — Ты беспомощен только потому, что ты в это веришь сам. Ты должен бороться. Ты должен нападать сам!
— Но я пытался! Неужели ты думаешь, что я не пробовал? Но ведь во сне я вынужден бороться против тех, кого я люблю, а не только против тех, кого ненавижу. Что бы я ни делал, ничего не помогает.
— Ты пробовал свой Камень?
— Во сне он не подчиняется мне.
Дэрин внимательно всматривался в замкнутое лицо Гэйлона.
— Скажи, появляются ли в твоих снах Люсьен или Фейдир?
— Фейдир не появляется, но Люсьен — часто? — Гэйлон снова задрожал. — И Джессмин.
— Джессмин? Как?
Челюсти Гэйлона сжались.
— Не спрашивай. Это самые страшные сны.
Дэрин осторожно сбросил с плеч плащ, и холодный ночной воздух немедленно обжег его тело, просочившись сквозь застежки камзола и рубахи. Сложив плащ вышивкой внутрь, Дэрин свернул его в форме подушки.
— Ложись. Закрывай глаза, — властно приказал он.
— Пожалуйста, не надо, — попросил Гэйлон жалобно, борясь со страхом.
— Я помогу тебе, — пообещал герцог, — но ты должен дать мне возможность. Делай как я сказал!
Принц неохотно улегся, подложив свернутый плащ под шею. Обожженную руку он бережно уложил на живот. Дэрин наклонился над ним и отодвинул упавшие на глаза волосы принца.
— Расслабься.
Веки Гэйлона затрепетали, потом глаза снова широко открылись. Он слишком долго боролся со сном, чтобы быстро уснуть, однако усталость в конце концов взяла свое. Лицо герцога поплыло, поплыли куда-то знакомая, уютная борода и серые глаза, в которых дрожало пламя костра. Блаженное оцепенение сковало тело, и даже рука перестала болеть. Густой, темный туман закачался перед глазами, и лицо Дэрина пропало?
Паника охватила Гэйлона, сердце забилось неровно и часто. Он попытался бороться. Этот сон он знал. Один раз он уже был здесь.
— Я с тобой, — раздался знакомый шепот у него в мозгу. ? Позови Люсьена.
— Он уже здесь, — простонал принц.
Люсьен действительно уже был здесь. Он склонялся над маленьким горном и раздувал в нем огонь. На раскаленных углях грелся железный прут. Наконец Люсьен вытащил его из огня. Кончик прута разогрелся и светился оранжевым. Южанин шагал к нему через комнату и улыбался.
— Нет! — Гэйлон отчаянно рванулся, но только загремел цепями. Он был надежно прикован к стене.
— Увы, да, — снова улыбнулся Люсьен. — Давай в этот раз начнем с того, что вынем тебе глазик?
— Борись с ним, — шептал Дэрин.
— Не могу! — закричал Гэйлон. — Мои руки скованы. У меня нет оружия!
— У тебя есть Камень, — шепнул Дэрин. — Смелее!
Гэйлон изогнул шею, стараясь увидеть свою правую руку. Перстень был на месте, но Камень в нем был темным и безжизненным, таким, каким он был в Тени Сьюардского замка, таким, каким он был во всех предыдущих снах.
— Камень здесь бессилен, — безнадежно прошептал принц.
— Нет, не правда! Старайся, Гэйлон, пробуй!
Пальцы Люсьена вцепились в волосы юноши, заставив его держать голову неподвижно.
— Боль — это удовольствие, Гэйлон. Позволь мне доставить тебе маленькую радость.
Однако радость вспыхнула на лице самого Люсьена, когда он ткнул раскаленным железом в правый глаз Гэйлона. Гэйлон закричал.
— Он светится, — настойчиво повторял Дэрин. — Камень просыпается!
Используй его.
Ослепительная, жестокая боль пронизала все тело Гэйлона, но вместе с болью пришли ярость и сила. Рука Люсьена словно сама собой дернулась назад, прут вырвался из раны и покатился по полу. Потрясенный, Люсьен отшатнулся.
— Теперь сон твой, — прошептал откуда-то издалека Дэрин. — Теперь ты сам можешь им управлять.
Гэйлон почувствовал, как в его тело вливается сила Камня. От легкого движения рук со звоном лопнули цепи. Принц шагнул вперед.
Люсьен, лежа на постели в покоях Фейдира, вдруг закричал, но не проснулся. Фейдир встревоженно склонился над молодым королем. Что-то случилось, что-то пошло совсем не так, как должно было. Старый маг в волнении мерил шагами ковер, хлеща себя по ладони старой перчаткой Гэйлона, которой он пользовался для того, чтобы придать своему заклятию нужное направление. Люсьен принялся громко стонать, и дядя снова остановился возле племянника. Лоб Люсьена покрылся крупными каплями пота, а волосы слиплись и потемнели. После того как он выпил сонное зелье, его нельзя было будить. Что бы ни происходило во сне, Люсьену придется бороться с этим в одиночку.
Гэйлон преодолел его заклятье и напал сам. Но как? Впрочем, это уже не имело значения — транспозиция теперь была бесполезна. Фейдир швырнул перчатку Гэйлона в угол и снова заметался по комнате. Он надеялся, что ему удастся вывести Гэйлона из равновесия и лишить его сил до того, как он достигнет Каслкипа, однако противник вынудил его переменить тактику. Теперь ему придется полагаться на постороннюю помощь, а этого ему очень не хотелось.
Фейдир подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, оставив лишь маленькую щелочку. Один из часовых снаружи повернулся к нему.
— Капитана Нанкуса ко мне, — распорядился Фейдир. — Живо!
15
Единственная в доме комната была освещена только огнем в очаге. Миск поднесла чашку с чаем к губам, но рука ее дрожала, и она попыталась справиться с собой и сосредоточиться. Ночью ей было тяжелее всего: Джими спал, спали все твари в окрестных лесах, и ей неоткуда было взять даже самую малость той энергии, которая обычно помогала ей подтянуть, собрать воедино все вероятностные линии своего бытия. Вот и сейчас, как бывало уже не раз, другие сущности Миск — искаженные призраки, возникшие из множества ее прошлых жизней и из вероятных жизней будущих, — колебались в углах, мелькали среди теней и оранжевых отблесков пламени на потолке.
В самой середине комнаты появилось на натертом полу призрачное голубоватое сияние. Миск не двинулась с места. Она знала, кто явился сюда, чтобы тревожить и смущать ее душу, которая и так трепетала, словно огонь свечи на ветру, но не помнила, что это за встреча и чем она закончилась. Столб голубого мерцания поднялся до самого потолка, потом призрачно светящееся полотно прорвалось и из него возник смутный силуэт, который постепенно становился отчетливо виден и узнаваем.
— Братик, милый, добро пожаловать, — сказала Миск спокойно.
— Приветствую, — слегка вибрирующим голосом отозвался Сезран.
— Сколько лет прошло с тех пор, как ты в последний раз приходил ко мне без помощи своего Камня?
— Если исчислять время так, как принято в этом мире, — семьдесят два года и двести пятьдесят один день.
— Какой ты умный, братик, — сухо заметила Миск.
— Давай не будем начинать нашу встречу на этакой ноте, сестричка.
— Прости. Просто мне хотелось видеть тебя в твоем собственном теле, чтобы я могла хотя бы угостить тебя чашкой чая, — и Миск глотнула обжигающего отвара. Руки ее больше не дрожали, а боль в ошпаренном языке помогала сосредоточиться.
Сезран оглядел комнату и нахмурился, когда его взгляд остановился на спящем Джими.
— Как тебе только не противно ложиться с ними в постель, сестра? Это попахивает развратом? — Увидев, что ему удалось больно задеть Миск, Сезран почувствовал одновременно радость и сожаление.
— Ты сноб, Сезран, — возразила ему Миск. — Психологическая разница между нашими видами невелика. Может быть, причина твоей неудачи как раз в том, что ты думаешь о них как о животных.
— Лицемерка! — резко воскликнул Сезран. — Это ты разводила их, словно племенной скот.
— Только потому, что самые лучшие и многообещающие семьи были практически истреблены. Чей это был промах, если не твой? Их мир слишком долго оставался погружен в мрачные столетия средневековых войн.
— Мне нужен меч, — безапелляционно перебил ее Сезран.
Миск негромко рассмеялась.
— Ты его получишь, братик. Всему свое время.
— Это время уже пришло. Куда Дэрин его спрятал? Ведь Дэрин — это твое творение?
— Бедняга Дэрин — это моя неудача, и тебе об этом хорошо известно.
— Да, — не скрывая удовольствия, кивнул Сезран. — Дэрин должен был быть принцем, но Фейдир отыскал свой шанс и воспользовался им.В результате возник Люсьен, и твоя тщательно продуманная схема рассыпалась. Как тебе пришло в голову выбрать Гэйлона?
— Как и ты, я научилась обходиться тем материалом, который у меня под рукой.
— Он слишком могуч и слишком непостоянен.
— Кроме него у меня больше никого нет.
Потеряв терпение, Сезран шагнул к ней.
— Отдай мне меч, Миск. Еще не поздно! Если я получу звездный камень, который дает мечу силу, я смогу вернуть нас домой. Ты ведь не хочешь умереть тут?
— В отличие от тебя я примирилась с мыслью о смерти.
— Но не здесь же! Не в одиночестве! Скажи, где Кингслэйер, сестра!
Миск печально улыбнулась:
— Я не знаю.
Гнев Сезрана был впечатляющим, но бессильным.
— Ты путешествуешь по каналам времени. Я уверен, что ты что-то знаешь.
Что таит в себе будущее?
— Какое из них, брат? О каком будущем я должна тебе рассказать? Я видела, как ты кончишь. Рассказать?
Сезран отвернулся.
— Я так и думала, — продолжила Миск. — Вот что я тебе скажу: грядут великие перемены, и будущее этого мира наконец будет определено. Возможности человека неизмеримо возрастут, но цена этого будет высока, как всегда происходит в решающие исторические моменты. Катализатором всего процесса послужит меч. Это ты, Сезран, начал эту игру, и на твоих плечах лежит вся ответственность за то, что происходило с этим миром за последнюю тысячу лет, но в конце концов ты исправишь причиненное тобой зло при помощи того самого инструмента, который ты так стремишься получить.
— Поосторожнее, Миск. Я буду сражаться с этим!
— Это судьба.
— Я — выше судеб этого презренного маленького мирка.
Миск только понимающе улыбнулась брату, и он, вышедши из себя, вскричал:
— Ты выжила из ума!
Миск подумала о том, что она действительно сумасшедшая. Она чувствовала усталость, так как усилия, необходимые для того, чтобы поддерживать ясность мыслей, утомили ее сверх всякой меры. Непрочная связь Миск с настоящим слабела с каждой секундой, но она еще боролась, чтобы задержаться. Ей необходимо было сказать Сезрану еще одну, последнюю вещь:
— Мы с тобой будем здесь, в конце и в начале. Мы будем вместе.
Сезран еще был сердит.
— Держись от меня подальше, сестра!
Миск снова поднесла чашку к губам, но ее рука так сильно дрожала, что отблески огня беспорядочно метались по поверхности жидкости, зайчиками света дробились по стенам и по потолку. Вслед за ними скакали ее мысли.
— Слишком поздно. Слишком скоро? — промурлыкала она, ощущая, как время рванулось вспять.
— Ты — ведьма?
Миск повернула голову и обнаружила рядом с собой десятилетнего Гэйлона.
В ореховых глазах мальчика застыл вопрос.
— Что ты, конечно, нет! Ведовство — слишком неточная наука.
— Тогда кто же ты?
— Миск.
Ответ не удовлетворил Гэйлона, она ясно видела это.
— Ведьмы используют щепотки и пригоршни листьев и трав, кусочки паутины, грибы, собранные в полнолуние. Разве в их стряпне можно найти настоящую силу? Вот, протяни мне твои пальцы? — Она взяла руки мальчика, повернула их ладонями вверх и заставила его вытянуть указательные пальцы. На каждый палец она положила по крупинке соли. — Можешь ты сказать, какая крупинка тяжелее?
Гэйлон удивленно посмотрел на нее.
— Нет? Они же одинаковые.
— Нет! Они разные. Попробуй почувствовать вес.
Юный принц пошевелил сначала одной рукой, потом другой, действуя осторожно, чтобы не стряхнуть крупинки на пол. Наконец он разочарованно покачал головой:
— То, о чем ты говоришь, невозможно.
— Это трудно, но не невозможно. В свое время ты поймешь, что я хотела сказать. Пройдет время, и у тебя появится необходимая чувствительность, чтобы легко справиться с подобным заданием. Тогда ты поймешь, что я такое.
Сезран неподвижно стоял и смотрел, как Миск разговаривает с пустым местом и размахивает руками, которые на фоне пылающего очага казались черными, бесплотными тенями. Он терпеть не мог, когда Миск вмешивалась в его дела, но он по-своему любил сестру, и ему было больно видеть ее сумасшествие. Когда-то они были очень близки, однако теперь широкая трещина пролегла между ними.
С тяжелым вздохом маг закрыл глаза, бывшие точными копиями глаз Миск, и усилием воли вернулся туда, откуда пришел.
***
— Ваше величество? — В голосе Гиркана была нотка удивления, однако он широко распахнул перед королем дверь своей лаборатории.
Заметив, как придворный лекарь осторожно глянул вдоль коридора, Люсьен успокоил его:
— Я один, — с этими словами он протянул Гиркану высокую бутыль зеленого стекла и увидел, как загорелись его глаза.
— Вы очень добры, милорд, — пробормотал Гиркан, близоруко всматриваясь в наклейку на бутыли. — Хорошая выдержка, да и урожай в тот год был неплох. Прошу вас, присаживайтесь. Я сейчас открою?
Пока толстяк рылся на полках в поисках штопора, Люсьен уселся у огня. Комнаты Гиркана располагались в подвале замка, и поэтому здесь всегда было холодно, несмотря на то, что наверху стояла удивительно теплая для этого времени года погода. Повсюду были расставлены антикварные вещицы, а все подходящие поверхности были укрыты скатертями, покрывалами и салфетками. В лаборатории было довольно уютно, несмотря даже на то, что из углов незряче смотрели на Люсьена человеческие черепа с широкими, черными глазницами.
Гиркан принес кружки и разлил вино. Затем он уважительно отступил назад, ожидая, чтобы король первым пригубил напиток. Люсьен сдержанно улыбнулся. «Экий хитрец!» — подумал он, отпивая глоток и чувствуя во рту восхитительный привкус спелого, сладкого винограда. Гиркан пристально наблюдал за ним, и Люсьен подумал, что он, должно быть, ожидает какого-то подвоха с его стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50