— Можешь, — сказал Егор.
Лицо дяди Вани дрогнуло, он словно к чему-то прислушивался. Потом расплылся в улыбке:
— Я знаю, что ты будешь морочить мне голову. Властелин предупредил нас! Мы не станем слушать тебя! Мы просто принесем ему твою голову!
Игнат в страхе отступил, дядя Ваня уже не был тем добродушным малым, каким он старался себя выставить в прошлую их встречу. Теперь он был Учителем враждебной секты. После его слов толпа разом надвинулась, бомжи сжали оружие, угрюмо глядя на них.
— Что ж, — грустно проговорил Егор, Игнат уловил в его голосе усталость, — вы сделали свой выбор.
От Егора повеяло опасностью. Игнат отчетливо это ощутил. Ощутили и бомжи. В их нестройных рядах раздались возгласы удивления и страха. Они подались назад.
— Стоять, сучьи отродья! — закричал дядя Ваня. На него слова Егора не подействовали. — Нас много, а он один! И за него назначена огромная награда! Целый месяц мы сможем сыто есть и хмельно пить! Подумайте только, целый месяц мы будем королями города! Властелин обещал...
Егор глядел на это воинство человеческих отбросов, и в его голове печально ползли мысли: “Опять все по-старому, снова приходится проявлять жестокость. Они не оставляют мне выбора. Они сами не ведают, что творят... Но это их выбор”.
Егор прислушался к себе. Ледяное спокойствие в душе. Словно нет никакой опасности. Так не пойдет. Спокойствие не даст нужной силы, спокойствие хорошо, когда общаешься с приличными людьми. Здесь же нам противостоит толпа. Огромная бездушная толпа людей, которые на самом деле уже не люди.
Словно подтверждая его слова, толпа вновь расступилась, рядом с человеком, назвавшимся дядей Ваней, встал подросток. Над ним не было Знака, но Егор почувствовал в нем странную силу.
— А вот и он! Волчий Пастырь! — прокричал дядя Ваня. — Теперь вам не поздоровится!
Лицо Пастыря замерло, губы раздвинулись, блеснули ровные, белые зубы. В кустах раздалось шуршание, со всех сторон на поляну стали выходить собаки. Дикие, грязные дворняги, ухоженные домашние овчарки и доберманы.
Огромный сенбернар, словно слон посреди стада верблюдов, вышагивал гордо и уверенно. Пара крысомордых бультерьеров держалась поодаль. Стая вышла, неслышно ступая на мягких лапах, и окружила Пастыря. Десятки горящих глаз плотоядно впились в Егора.
Егор глядел на стаю и думал: “Подобно этим собакам, которые по примитивности своей вынуждены подчиняться ребенку, также и все сектанты будут подчиняться Властелину. Только потому, что он наделил их силой. Наделил — и может в любой момент ее забрать. — Егор поморщился. Они хотят войны, они получат ее! Нужно очистить город от этой грязи!”
В глазах Егора зажглись злые огоньки. Грязь! Грязь! Грязь! Эти люди — отбросы города. Дерьмо, разлитое на окраинах. Они только и могут, что вонять и портить жизнь нормальным людям. Егор обвел взглядом людей, столпившихся перед ним. Здесь нет ни одного нормального человека. Все одеты в жуткие, грязные лохмотья. Десятки раз заплатанные, зияющие дырами и рваными краями. Несмотря на то что ветер в другую сторону, все равно от этого сборища человеческого отребья несет нечистотами. Многие с палками и прутьями. Почерневшие от грязи руки уверенно держат импровизированное оружие. Видно, что не первый раз берутся за него.
Егор протянул к ним невидимые ментальные трубы, они вонзились в виски бомжей, в голове Егора ожили чужие воспоминания.
“Подайте бедному на пропитание! Дом сгорел! Жена бросила! Денег нет! Я жертва отмены льгот! Правительство нас забыло! Мы сирые и убогие...” — нестройный вой жалобных голосов захлестнул сознание. Эти люди переполняют город как бактерии, несущие чуму. Они бродят по рынку, сидят у церквей, на главных улицах, у входов в крупные магазины — и везде они протягивают свои грязные ладони и жалобными глазами выпрашивают милостыню.
Щелк — картинка меняется. Рабочий день закончен, наступает благодатная ночь. Полученная выручка свертывается, пересчитывается. В ближайшем магазине покупается спиртное. Обжигающая жидкость возбуждает уставший за день мозг. Грязные ладони хватаются за палки. Ночной прохожий, удары, хруст костей, сдираемая с теплого трупа одежда, деньги, вещи. Запуганные жители окраин рядом со свалкой.
“Га-га-га! — дружный гогот. — Эти чистые и умытые живут там! А наша страна здесь! Мы словно пиявка на теле здорового человека — присосемся и будем пить кровь! Мы крысы больших городов! Крысы!..”
Где-то глубоко внутри, в самом тайном уголке души Егора, хранилась клетка. Прутья толщиной в человеческую руку, высокопрочная сталь, готовая выдержать любой удар. Клетка в самой глубине сознания. Именно в ней Егор прятал свою ярость — самого страшного и опасного зверя.
— Крысы разносят заразу! — проговорил Егор. Дверца клетки лязгнула и приоткрылась. Внутри шевельнулось грозное и страшное нечто. Оно еще не пробудилось окончательно, еще не почуяло свободу. Слишком долго Егор пытался его подавить, уничтожить. Слишком долго.
— Давай, Волчий Пастырь! Пусть твои собачки разорвут этого!.. — Дядя Ваня осклабился. — Да и второго тоже! Жалко, они бабу с собой не взяли. Такая лялька! Тело у нее — самый шик.
Егор почувствовал, как вздрогнул за его спиной Игнат.
— Га-га-га! — загоготал бомж. — Видел я ее тощее голое тело. Жалко, полапать не удалось! Ну да это впереди...
Ярость заклокотала в груди Игната. Егор отчетливо чувствовал, как кулаки парня сжались. Это чувство капнуло на весы его собственного эмоционального баланса, чаща ярости медленно перевесила чашу рассудка. Зверь ярости, заключенный в клетку, поднял голову. Его глаза зажглись плотоядным пламенем. Дверь открыта. Зверь выскользнул из клетки и двинулся вперед на мягких лапах.
— Разорвите их! — повторил дядя Ваня.
Волчий Пастырь прикрыл глаза, губы его зашевелились. Собаки все, как одна, замерли, одна за другой морды обратились к Егору, в звериных глазах зажигалась злоба. Этот двуногий не угодил Хозяину. Он враг! Враг! Враг! Кровавая пелена застлала собачьи мозги. Они двинулись к Егору мохнатой волной. Десять метров, пять метров, серая масса уже совсем близко. Игнат в страхе попятился: почему Егор медлит?
— Огонь — исцеляющая стихия, — услышал Игнат бормотание Егора.
Игнат ощутил опасность, словно дубовый таран ударил его в грудь. Не помня себя, он отскочил назад. Вокруг Егора собирался в тугой комок вихрь силы. Чем больше он закручивался, тем сильнее Игнату хотелось повернуться и бежать.
И тут впереди полыхнула вспышка. Рощу словно залило из огнеметов. Егора и нахлынувших на него собак больше не было. Все пространство кругом полыхало. Раздался страшный визг, послышались предсмертные хрипы. Собаки вспыхивали и горели, словно высушенные лоскутки бумаги. Бомжи стояли поодаль, но их тоже накрыло волной жара. Прутья в их руках разом раскалились. Бомжи истошно орали, пытаясь выкинуть их. Но раскаленный металл прилип к рукам, они отрывались с лоскутьями кожи. Бомжи кричали, трясли обожженными руками. Красные, опаленные куски мяса отходили слоями. Потом вспыхнули волосы на грязных головах. Бомжи метались по березовой роще как кучка горящих спичек. На них вспыхнула одежда, начала чадно гореть, к небу пошел густой черный дым.
Пламя схлынуло с того места, где стоял Егор. Игнат выдохнул облегченно. Егор в черной монашеской робе напоминал смерть, лишь косы не хватает для завершения образа. Его темную фигуру окутывал кокон, не допуская внутрь огонь. Вокруг метались горящие фигуры, кричали уродливыми, обгоревшими ртами. Игната передернуло от страшного зрелища. В нос шибанул запах горелого мяса. Дядя Ваня превратился в догорающий факел. Губы и нос его обгорели, обнажая блестящие белые зубы и темный провал носа. Век как не бывало, только торчат из черепа два чудовищно больших и круглых глаза. Один лопнул с противным звуком, слизь потекла по обожженной щеке, шипела и пузырилась в пламени. А дядя Ваня все еще жил, все еще пытался исторгнуть из сгоревшей груди последний хрипящий крик. А потом вспыхнули березки...
Посреди этого огненного хаоса стоял Егор и хмурился. Он был недоволен. Люди умирали в муках, они падали на землю и замирали темными кучами пепла. Кое-где эти кучи судорожно трепыхались, пытались ползти. Ярость клокотала в груди, но сейчас она контролируема. Егор мог отмерить четкую дозировку, словно лекарство, призванное излечить город от болезни. Хотя скорее это напоминает раскаленный прут, прижигающий рану. Выжечь скверну каленым железом! Егор брезгливо оглядел поле боя и шагнул дальше.
Эти люди встали на его пути. Они недостойны жизни. Он прошел сквозь обожженные деревья, прямо перед ним предстал котлован свалки. Огромные горы мусора, испражнения и грязь смешались здесь в сплошное месиво человеческих отходов. И в этих кучах мусора, словно крысы, копошились люди. Скверна! Это гной в ране города! Его нужно удалить! Прижечь!
Егор огляделся кругом. На противоположном склоне котлована стояли небольшие домики из коробок и пенопласта. Жалкое подобие жизни. Они пытаются притвориться, что живут, а на самом деле они существуют. Гадят, паразитируют на теле города. Прижечь!
Егор поднял руки — в центре свалки начал зарождаться темный вихрь. Бомжи, роющиеся в отходах, вскрикнули, начали испуганно отползать от странного явления. Вихрь подхватил мусор, поволок по кругу бумаги и тряпки. Он набирал силу. Ближайшего человека подхватила незримая сила, затянула в вихрь. Бомж орал истошно, маленькая фигурка, дергающая руками и ногами. Среди мусора началась паника, бомжи пытались убежать от зарождающегося вихря.
— Прижечь! Они недостойны жить! Все виноваты! Все!
Егор стоял, подняв руки к небу, ветер бешено рвал его волосы, полы робы развевались словно крылья гигантской птицы. Игната едва не сбивало с ног мощным напором ветра, но он не желал уходить. Он хотел видеть. Он схватился за дерево и глядел, широко распахнув глаза.
Вихрь захватил уже всю котловину. В центре ее полыхнуло пламя, словно там кто-то высек искру! Яркая вспышка — и огонь мгновенно разнесся повсюду. Игнат только и успел, что моргнуть глазами, и вот уже вся котловина залита ярким пламенем. Оно кипит и ревет, словно страшный загнанный зверь. Игнат видит, как вспыхивают и рушатся аккуратные домики. Там пламя не такое сильное. Там люди не испаряются бесследно, как в центре, они всего лишь вспыхивают, словно факелы, и долго бегают и катаются по склону, пытаясь потушить всепожирающее пламя.
А потом все разом прекратилось. Вихрь и пламя исчезли. Игнат ахнул — котловина была пуста. Пламя выжгло все дотла, лишь черные, оплавленные стены остались в гигантском котле. Емкость готова для новой порции испражнений города. Как физического, так и человеческого мусора.
Ноги Игната подогнулись, и он сел. В голове стучали молоты, отдаваясь гулом по всему телу. Наверное, этот гул пламени всё еще не ушел из ушей. Игнат поглядел на Егора. Тот стоял рядом и смотрел на содеянное. Лицо его хмурилось.
Егор был недоволен. Ярость снова сыграла с ним злую шутку. Слишком жестоко он покарал бомжей, не стоило так увлекаться. Егор сделал себе заметку на будущее. Он шагнул вперед, под босыми ногами захрустела черная корочка гари. Позади него робко трусила маленькая, жалкая фигурка. Этот человечек наконец-то осознал его силу. Пусть идет. Пусть.
И они двинулись дальше. Испуганно притихший лес поглотил две маленькие фигурки.
— Это Властелин что-то сотворил с ними! — проговорил Игнат. Он поймал себя на мысли, что пытается найти оправдание этим людям. Слишком жестоко поступил с ними Егор.
— Так не бывает, — жестко сказал Егор.
Он посмотрел на Игната. Жалкий удел слабых людишек. Они постоянно ищут оправдание. Оправдание себе, оправдание другим людям. Казалось бы, зачем оправдывать другого человека, совершившего страшное. Может, это милосердие? Нет! Это всего лишь жалкий эгоизм! “А вдруг я окажусь на месте подсудимого, вдруг меня так же станут судить!” И уже неважно, какое преступление совершил преступник, никто не желает смаковать грехи. Люди принимаются смаковать возмездие, выставлять его в черных красках. А ну как подсудимый невиновен, а не слишком ли мы жестоки с ним? Будто бы нельзя быть жестоким с жестоким человеком. Будто кто-то запретил убивать убийц, насиловать насильников, воровать у воров. Будто кто-то запретил возмездие!
— Они вольны не выполнять его команды, — сказал Егор. — Ведь ты не выполняешь.
— Мне помог Жабик, — упрямо нахмурился Игнат.
— Ты недооцениваешь себя. — На бесстрастном лице Егора появилась тень улыбки.
— Ты хочешь сказать, что они стали такими... сознательно? — недоверчиво проговорил Игнат.
— Властелин дал им соблазн. Он показал им краешек пути, ведущего к мечте. У кого-то это деньги, для кого-то власть, кто-то просто хотел избавиться от комплексов. Рост — единственная система развития человеческого существа, которая не просто действует, она действует легко, без усилий и затрат. А знание и сила, полученные без усилий, не идут на пользу. Мощь должна приходить в муках и с большим трудом. Тогда и пользоваться ею будем с умом. Когда же сила приходит сразу, голова не успевает осмыслить. Это все равно что дать ребенку боевое оружие и отпустить в детский сад. И воспитателей постреляет, и друзей, и сам поранится.
— Но... я же не мог сопротивляться Зову... Если бы не Жабик, — проговорил Игнат. Лицо задумчивое, на лбу собрались морщинки. В голосе чувствовалась неуверенность.
— Жаб молодец! — Егор улыбнулся. Даже улыбка получилась почти человеческая. — Он применил старый прием, уверил тебя, что это колдовство. К тебе пришла уверенность, а остальное ты сделал сам.
— Значит, все эти люди плохие? — проговорил Игнат и оглянулся назад. Его передернуло. — Ведь тогда выходит, что весь город, весь мир состоит из пороков и грязи.
— Нет, отчего же. Просто Властелин умело пользуется гадостью, что есть в людях. Это есть во всех. Время нынче такое, когда эгоизм и злоба считаются силой человеческой, а доброта и любовь — слабостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58