Игнат усилил рефлексы, резко, без замаха послал оба камня в противника. Хруст — один из бомжей исчез с глаз, словно он был падающей мишенью в тире. Второму камень влетел прямо в оскаленный рот. Брызнули в разные стороны белые искорки зубов и рубиновые — крови. Бомж захлебнулся и осел на землю.
На сей раз ледяных игл было мало, удачные ответные действия заставили бомжей нервничать, большинство их камней легло рядом. Игнат подхватил еще два камня. Жабик метнул свои. Еще один бомж исчез, словно его не было. Остальные неуверенно попятились.
— Эй, уважаемые! — крикнул Игнат. — Мы вас не трогали, и вы нас не троньте!
Бомжи развернулись и исчезли за деревьями. Игнат перевел дух. Похоже, с этой напастью справились. Он повернулся к Оксане:
— Оксан, выходи! Враг бежал!
Из кустов мелькнула серая молния. В правой икре взорвался шар боли. Игнат охнул и осел на землю. В ногу вцепилась огромная собака. Клыки пропороли джинсы, разодрали кожу, впились в мышцу. Пасть пса тут же наполнилась кровью, отчего желтые глаза загорелись плотоядным блеском. Игнат закричал, здоровенный пес все сильнее сжимал зубы, то и дело мотая головой. От боли закружилась голова.
Игнат скрипнул зубами, перед глазами полыхнул Знак. Тут же боль стала уходить, кровь перестала сочиться из раны. Но он ощущал, что собака все сильнее сжимает пасть. Еще чуть-чуть — и хрустнет кость.
— Р-р-р! — Игнат зарычал не хуже собаки.
Им овладел приступ бешенства. Руки схватились за пасть пса, пальцы скользнули между зубов. Игнат закричал еще громче и изо всех сил потянул челюсти собаки в разные стороны. По жилам пробежала небывалая энергия, Знак еще ярче засиял над ним, вливая силу. Раздался визг, пес забился, уже не пытаясь сжать челюсти, теперь он желал лишь вырваться. Игнат не дал ему такой возможности. Осторожно высвободив ногу из раскрытой пасти, он рванул челюсти зверюги еще сильней. Жалобный визг сменился хрипом и хрустом. Он разорвал череп собаки на две части, откинул ее еще дергающееся тело в сторону.
— Так-то!
Он выпрямился. Ногу пронзила боль. Игнат взвыл, руки поспешно ухватились за ствол дерева. Он посмотрел вниз, в штанине зияют дыры от клыков, но в целом материя все же уберегла ногу от более страшной раны. Игнат осторожно ступил на прокушенную ногу, икра отозвалась тупой болью. Кость, кажется, цела. Игнат сосредоточился, Знак Роста, словно сердце, пульсировал над его головой. С каждым биением Знака в тело вливалась энергия силы. По икре пробежала горячая волна, боль сменилась зудящим покалыванием.
— Игнат! С тобой все в порядке?! — Из-за ствола высунулось бледное лицо Оксаны.
— Да, — сквозь зубы произнес он. Боль утихла, но окровавленную штанину не спрячешь.
— Осторожно! — воскликнул Жабик.
Игнат резко поднялся, закрывая Оксану собой. Из кустов на них выступили собаки. Вздыбленная на загривке шерсть, оскаленные клыки, поднятые торчком уши. Питомцы Волчьего Пастыря маленькими шажками приближались к троим беглецам.
Игнат огляделся в поисках оружия. Оскаленных морд слишком много, если бросятся все разом, никакая сила не сможет их остановить. Разорвут в клочья.
— Что будем делать? — проговорил он, отступая к дереву.
Псы окружили их со всех сторон, замерли, словно ждали сигнала. И сигнал не заставил себя долго ждать. Прямо в голове Игнат ощутил голос.
“Разорвать чужаков! Чужаки — враги хозяина! Разорвать!”
Игнат сжался, словно уже ощущая клыки, впивающиеся в плоть. Рана на ноге отдалась тупой болью. Псы медленно двинулись вперед, их лапы неумолимо сокращали дистанцию. Игнат впился в них взглядом, потом резко опустился на четвереньки и рыкнул во все горло. Передние собаки испуганно заскулили, попытались затормозить. Задние смяли их, перед Игнатом образовался визжащий клубок мохнатых тел. За спиной Игнат ощущал присутствие перепуганной Оксаны. “Никто не защитит ее, кроме меня!” Его устрашающий рык остановил их лишь на мгновение. Игнат уже готов был ринуться в самую гущу стаи и голыми руками рвать зверюг, но не успел.
Из клубка мохнатых тел в длинном прыжке вылетел крупный кобель с яростно оскаленной пастью. Он сбил Игната с ног, но руки успели зажать бешено дергающееся тело. Пальцы ощутили гладкую кожу, покрытую короткой шерстью, под ней перекатывались могучие мускулы. Игнат сжал руки изо всех сил, перед лицом увидел мощные белые клыки, дыхание зверя обожгло кожу, в глаза брызнула пена.
Игнат едва удерживал собаку, рвущуюся к нему, ее челюсти лязгали все ближе и ближе. Он чувствовал, как слабеют руки. Знак потускнел и погас над его головой. Игнат чувствовал, что нужно всего лишь сосредоточиться, чтобы вернуть его, нужно всего лишь закрыть глаза и представить... Но как это сделать, когда прямо перед лицом клацает зубами оскаленная пасть, а руки все слабее и слабее и уже не в силах сдерживать эту махину. Еще мгновение — и бешено дергающаяся псина вырвется из его хватки, стальные челюсти сомкнутся на его горле, кровь фонтаном хлынет из разорванных артерий, угасающее сознание, может быть, даже успеет увидеть этот фонтан.
Руки окончательно ослабли. Игнат почувствовал, как мускулистое тело выскальзывает из ослабевших пальцев. Оскаленная морда еще ближе... ближе... И тут что-то случилось. Пространство вокруг заполнилось жалобным визгом и лаем. Тяжесть слетела с Игната, он недоуменно сел. Как раз вовремя, чтобы увидеть поджатые хвосты в панике бегущей стаи.
— Что их так напугало?
Игнат отыскал глазами Оксану. Та ни жива ни мертва, глаза огромные, на бледное лицо медленно возвращается румянец.
— Он! Он их напугал! — ткнула Оксана пальчиком мимо Игната.
Тот поспешно обернулся, ожидая увидеть нечто еще более страшное, чем оскаленная пасть добермана. Но увидел лишь Жабика. Тот стоял рядом с деревом, веки полуопущены, рот раскрыт, словно он тянет длинную щемящую ноту. Треугольные зубы блестят в свете луны. Но ни звука не доносилось из раскрытого рта.
А потом Игнат ощутил. Его слух обострился, диапазон восприятия расширился. Жабик издавал звуки на другом, недоступном обычному человеческому уху диапазоне. Игнат скривился — от крика Жабика в голове словно загудела, завибрировала мощная дрель, сверлящая черепную коробку. Игната перекосило, руки сами собой сжали голову. Потом звук будто ножом обрезало. Игнат осторожно отнял ладони от ушей, огляделся. Жабик глядел на него как ни в чем не бывало.
— Сильно! — молвил Игнат.
— Тебя нужно перевязать!
На него набросилось маленькое, суетливое существо. Игнат ощутил боль в ноге — Оксана трогала края рваной раны. Личико ее морщилось, глаза спешно искали, что бы можно пустить на бинты.
— Не нужно, — проговорил Игнат.
Он прикрыл глаза, Знак вновь полыхнул перед его внутренним взором. По ноге пронесся освежающий вихрь покалывания. Игнат услышал, как охнула Оксана. Он открыл глаза и взглянул на рану. Раны не было. В разодранной прорехе джинсов алел безобразный рубец.
— Нам нужно спешить, — проговорил Игнат. — Они скоро вернутся. И нам уже не удастся от них отделаться.
Оксана страдальчески возвела глаза к небу, что-то буркнул Жабик. Игнат поглядел на них — оба измазаны грязью и кровью, но глаза лихорадочно блестят. Оба глядят на него как на командира. Они доверили ему свои жизни, доверили ему свое спасение. “Я не могу их подвести!”
Игнат огляделся, выбирая направление. Псы и бомжи скрылись прямо за оврагом, — значит, нужно взять левее. “Так мы уйдем от города и не наткнемся на свалку”. Не медля больше ни секунды, небольшой отряд скрылся в густых зарослях.
Часть III
ЯРОСТЬ ЕГОРА
Петр крякнул, мускулистые руки резко опустили топор, две ровные половинки полена звонко упали на сухую землю. Петр поднял их, кинул в кучу разрубленных дров. Он выпрямился и оглядел двор монастыря. Послушники все при деле. Кто метет двор, кто кашеварит на кухне. С небольшой колоколенки раздается звон, это Власий колдует с колоколами.
Что ни говори, лишь труд делает человека человеком. Труд дает ему душевный стержень, на котором держится все мировоззрение и бытие. Если в детстве ребенку не привить этот стержень, всю жизнь будет мыкаться неприкаянным перекати-поле. Если тебя не научили созидать, если не объяснили, что разрушение — это зло, не выйдет из тебя человека. Не добиться тебе в жизни уважения и высот.
Петр подхватил очередное полено. Широкий взмах, хруст — и две аккуратные половинки летят в кучу дров.
— Батюшка Петр! Батюшка!
Петр опустил топор. Со стороны дороги бежал послушник. Совсем еще молодой, даже бородой настоящей не обзавелся, он недавно в монастыре, еще не привык к рясе, путается в полах. Но спешит, лицо разгоряченное, еще не научился спокойствию и умиротворению.
— Что случилось, Еремей?
— Незнакомцы! Трое! Идут, — пропыхтел Еремей. Его жиденькая козлиная бороденка возбужденно топорщилась, скрюченный палец указывал куда-то за спину.
— Что тебя так взволновало? — спросил Петр, положив руку на свою длинную пышную бороду. — Путники не редкость в наших краях..
— Они какие-то странные, — проговорил Еремей, сделав большие глаза. — Вернее, один из них странный. И среди них... женщина!
— Что ж, — сказал Петр. Своего недовольства никак не показал. Негоже настоятелю выказывать свои чувства, тем более отрицательные. — Готовьтесь принимать гостей.
Весть о женщине быстро разлетелась по монастырю. И вот уже послушник, подметавший двор, оставил работу, начал возбужденно шептаться с Еремеем. Петр шагнул к ним, глаза грозно блеснули из-под нахмуренных бровей. Еремей тут же опустил взгляд, второй послушник шустро заработал метлой.
— Перестань смуту разводить! — отчитал Петр Еремея. — Лучше ступай на кухню, узнай, похлебка готова ли. Чем гостей потчевать станем?
Еремея словно ветром сдуло. Его возбужденный голос раздался уже на кухне. Петр представил, как повар, вытаращив глаза, слушает Еремеевы байки, и фыркнул. Учить и учить еще молодого послушника.
С некоторой досадой отложил топор. Незваные гости отвлекли от работы. Тут же спохватился, заставил себя извиниться перед неведомыми путниками. Ведь это Господь послал их в наши края. Может быть, им нужны кров и пища, может, для них монастырь станет долгожданным пристанищем в страшном и хаотичном мире, а ты лелеешь недостойные мысли. Не зря говорят, что нет предела совершенству, всю жизнь человеческую нужно положить, прежде чем заслужишь Царствие Небесное.
Путники уже показались на дороге, что петляла между деревьев. Еремей не обманул — довольно живописная группа! Возглавлял ее молодой человек с пронзительным взглядом. Он шагал чуть впереди, держал за руку молодую девушку. Ее личико отражало смертельную усталость, но губки упрямо сжаты: умру, но не покажу, что устала! Позади них плелось странное существо... Петр нахмурился — нынче день диавола, не иначе. Недостойные мысли так и лезут в голову.
Третий человек был низок ростом, неказист и вообще больше походил на жабу, чем на человека. Сердце Петра сжалось при виде такого уродства. За какие грехи родителей был рожден такой сын? Ведь ничего в этом мире не происходит просто так!
— Приветствую, люди добрые, — сказал он, шагнув навстречу гостям. — Откуда путь держите, куда стремитесь?
— Мы из города Хлынова. Ищем монастырь... Я так понимаю, мы его нашли, — проговорил мужчина отрывисто. Он так устал, что слова давались ему с трудом.
— Извините меня, — сказал Петр, — Я вижу, вы устали с дороги. Проходите в обитель нашу. Отдохните. Мы вас напоим, накормим, потом и расскажете, что вас привело к нам.
— Да, спасибо! — сказал мужчина. — Меня зовут Игнат. Это Оксана, а это... Жабик.
Он говорил и указывал на своих спутников. Оксана подняла усталые глаза и улыбнулась — словно солнце кинуло яркий лучик сквозь тучи. Жабик оскалил широкую морду, продемонстрировав треугольные зубы. Петр вздрогнул. Чем-то странным повеяло от этого неказистого человека. Давно забытым и волнующим душу. Чем-то из прошлого.
— А меня зовут Петр. Я настоятель этого монастыря. Сам восстановил его, сам здесь и управляюсь... — Ах соблазн диаволов, гордыня несусветная! Так и норовит пролезть в слова праздные. Петр нахмурился, тряхнул головой, отгоняя недостойные мысли. Он сделал широкий приглашающий жест: — Проходите.
Гостям выделили свободную келью, показали, где можно освежить тело чистой ключевой водой. Гости совершили омовение и исчезли в келье. Петр зашел на кухню — за этими нерадивыми не проследишь, обедать сядешь на час позже. Вот и сейчас не зря зашел. Повар настолько заслушался Еремея, что едва не проглядел похлебку, которая так и норовила через край. Петр распекал их какое-то время, потом спохватился. Солнце уже высоко, время трапезничать.
Он вышел на улицу. На крыльце терема висел небольшой колокол. В юности Петр служил на флоте, — наверное, потому вспомнил он о судовом колоколе. Здесь в монастыре они приспособили небольшой, но звонкий колокол для подачи сигналов общего сбора. На молитву, на трапезу, отход ко сну. Вот и сейчас, когда настало время обеда, Петр вышел на крыльцо и несколько раз прозвонил в колокол.
Монахи тут же побросали рабочие инструменты, заспешили в столовую. Мимо Петра проходили черные рясы. Поработали — пора и поесть.
— Сходи позови гостей. — Петр ткнул пальцем в Еремея, севшего уже за стол. Тот досадливо сморщился, но убежал. Нужно отучать его от говорливости. Негоже монаху так много говорить. Монах должен с Богом говорить, а не с товарищами.
Гости пришли почти сразу. Петр оглядел их, все трое заметно ожили, уже не такие усталые, да и пыль дорожную смыли с лиц. Игнат глядит вокруг заинтересованным взглядом, глаза прищурены, словно делает в голове пометки. Оксана глазеет на монахов, рот раскрыт в восторге. Явно попала в новый, неведомый доселе мир, где взрослые мужчины добровольно уходят от мирской суеты, чтобы...
Петр наткнулся взглядом на заинтересованные взгляды монахов. Неугомонный Еремей до неприличия пристально смотрел на Оксану. Когда та поймала его взгляд, улыбнулся и подмигнул.
— Гр-хм, гм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58