Кот продолжал играть в гандбол еще минуту или две, потом ему надоело, и он откусил мыши голову. После этого Клод никогда уже не мог относиться к коту как прежде – и сейчас не мог смотреть на Соню Блу и не ощущать этого подспудного кошачьего садизма.
– Вот ты где. Ну, ты и устроил бардак!
Клод подпрыгнул, как от удара током. Она стояла в дверях ванной, в одной руке у нее был мешок с продуктами, в другой – одежда. Клод как-то вдруг почувствовал, что на нем только трусы.
– Думала, тебе одежда не помешает. Та, в которой ты был, вся в крови. Надеюсь, это подойдет. – Она бросила ему одежду. – Переоденься тут, пока я приберу.
Дверь хлопнула.
Одеваться в этой тесной кабинке – то же самое, что в чулане для веников. Клод уже перестал ругаться, третий раз въехав коленом в бачок. Джинсы подошли вполне, зато воротник рубашки был слишком тесен, а манжеты оказались на дюйм выше запястий.
Когда он открыл дверь, Соня Блу выжимала швабру над кухонной раковиной. Вода была цвета клюквенного сока.
– Чего уставился? Ты что, думал, я буду это языком слизывать? – бросила она.
Клод неожиданно понял, что задел ее чувства. Оказался плохим и неблагодарным гостем. Он не знал, что сказать, и потому с виноватым молчанием смотрел, как она вытирает пол.
– Я кое-что прикупила в нашем супермаркете. Не французская кухня, но сойдет. – Не отрываясь от работы, Соня кивнула на пакет с продуктами.
Переступив через лужу крови и воды, натекшей со швабры, Клод покопался в пакете и достал банку арахисового масла, батон белого хлеба, кварту молока и три банки тушеного мяса. Поглядев на мультяшного дьявола на банке мяса с пряностями, он улыбнулся.
И улыбка стала шириться. Казалось, губы сейчас лопнут.
– Чего такого смешного? – спросила Соня Блу, последний раз собирая воду. Она уже была цвета розоватого лимонада.
Клод начал смеяться. Из глаз показались слезы. В этом смехе слышалась истерическая нотка. Клод понял, что если сейчас не возьмет себя в руки, то будет смеяться, пока не потеряет сознание. Как и случилось.
* * *
Живая. Только я живая, когда я в поиске. Одна. Невидимая. Хорошо, что Хагерти еще не пришел в себя и не может уйти с чердака. Мне не выследить свою добычу, если Хагерти будет распугивать дичь.
Ночь, как роза-оригами, развертывается для тех, кто не боится смотреть. Хоть я и ненавижу их, но мои глаза позволяют мне видеть еле заметно мерцающие чудеса и кошмары, заполняющие этот мир. Сапфиры среди гнили.
Мои глаза – это окна в ад, они позволяют мне выследить тех, кто притворяется. Их след висит в воздухе, заметный, как уличный знак.
Там, прислонившись к двери, курит сигарету со своей ни о чем не подозревающей добычей варгр. Он опирается на дверь плечом, держит «Мальборо» между большим пальцем и чересчур длинным указательным. Я вижу зверя в его глазах, и этот зверь изучает меня с отстраненным вниманием хищника. Но сегодня эта дичь меня не интересует.
Я сворачиваю за угол в злачные места города. Порномагазины, стриптизы, кинотеатры для взрослых так и кишат, как черви в трупе. Люблю центр города. Это моя стихия.
Почуяв мое вторжение, поднимает на меня глаза от своего дела суккуб – выглядывает в окно пассажирской дверцы неприметного автомобиля и с виду ничем не отличается от прочих шлюх этого района. Это создание поднимает голову, отбрасывая назад рыжую курчавую гриву, и оглядывает улицы. Ищет порочных копов или других заблудших детей геенны? Мигающий свет неона вывески кинотеатра с тремя "X" освещает ее истинное лицо и проникает глубже тщательно построенного фасада. Я не гляжу ей в глаза и спешу прочь. Это не мой уровень.
Популяция Притворщиков в Америке куда как меньше, чем в Европе, но иммиграция продолжается. Стоящий в очереди в порнотеатр огр, замаскировавший свое уродство бесформенным плащом, глядит мне вслед глазами бешеной крысы. Я беру его на заметку. Пожирающие детей людоеды нынче редкость, зато пропавшие дети бывают. Взгляд огра следует за мной. Он знает, что я не человек, но не может определить мой клан. Это его нервирует.
Я слышу запах жарящегося мяса и горелых волос и чуть не сталкиваюсь с пиротиком раньше, чем его заметила. Он отступает в сторону, оставляя след пара. Сейчас он одет в тело человека средних лет в деловом костюме, а кожа у него цвета вареного омара. Волосы у него горят, и дым валит из ушей и ноздрей. Он ищет другое тело, мужское или женское. Ему все равно. Один раз попробовав воплощение, духи стихий часто привыкают к земной плоскости как к наркотику. Вообще-то жалкое состояние. На горящего человека никто не обращает внимания.
Что-то привлекает мое внимание, и я обнаруживаю причину, почему Притворщики так нервничают. Кажется, только частично вина за это лежит на мне.
Она сидит на нижней ступеньке крыльца старого особняка, копаясь в пакетах и бормоча себе под нос литанию тех, кто больше не может терпеть.
Для людей это просто побирушка, внебрачное дитя рейганомики. Но я вижу швы ее маскарадного костюма и сценический грим на лице. Это серафим, прибывший с кратким визитом. Сморщенное, покрытое грязью лицо окружено аурой голубого огня. Серафим поднимает голову от пакета и глядит на меня. Глаза у него золотые, в них нет ни белков, ни зрачков. Он улыбается и говорит, но его язык недоступен мне. Я слишком простое создание, чтобы его понять. Я слышу только музыку эоловых арф. А если я попробую ответить, серафим услышит лишь обдираемую заживо кошку.
Другая его испугалась, как испугались суккуб и огр. Серафимы с Притворщиками не связываются, но могли бы легко справиться, если бы хотели, и потому Притворщики их боятся. Другая запускает мне когти в мозг. Если я не уйду, она попытается захватить контроль. Она знает, что этого я ей позволить не могу. Не сегодня. Не тогда, когда я все еще должна найти Чаза.
Я поворачиваюсь и бегу прочь от одного из девяти миллиардов лиц Бога.
* * *
Она остановилась в дверях бара, судорожно вдыхая воздух. Сердце колотилось в груди как заячий хвост, и руки тряслись. Это чуть не произошло. Чуть-чуть не хватило.
Она чувствовала Другую, бушующую под самой поверхностью, и в горле горела желчь. Впервые с момента бегства от серафима Соня огляделась вокруг.
Бар располагался в подвале особняка. На лестницу открывалась дверь матового стекла. У бара не было названия, но она узнала место, где водится Чаз. Пойло дешевое, свет тусклый, клиентура скользкая – место для Чаза.
Передний зал – просторный с низким потолком. Здесь все пропитал застарелый запах пива и выкуренных за много десятилетий сигарет. Стойка бара находилась у дальней стены, где только и было приличное освещение. У противоположной стены стояли автоматы с видеоиграми, покрытые рисунками и пятнами от погашенных сигарет. Музыкальный автомат насиловал «Пинхэд» Рамонеса через хриплые динамики.
За столами и в кабинках сидели три шлюхи, торговец наркотиками с глазами хорька, двое скинхедов с блестящими макушками и пара безнадежных алкоголиков. Чаза среди них не было. Она заметила проход без двери между двумя сигаретными автоматами. На притолоке скотчем был прилеплен плакатик «БИЛЬЯРД».
Почему не проверить? Может, этот говнюк там, гоняет шары. Она миновала часовых, поставленных табачной компанией, чувствуя на себе взгляды посетителей бара.
Какой-то миг ей казалось, что она впоролась в гнездо мелких бесов. Она ожидала увидеть комнату, набитую подростками, но ведь не с синими же волосами! Соня остановилась, сканируя спектры, выискивая на лицах следы энергий Притворщиков. Мелких бесов можно определить по извивам энергии, отмечающим лица, как татуировки племен маори. Но все лица были чисты – по крайней мере примеси Притворщиков не было.
Один из синеволосых юношей тянулся через зелень бильярдного стола, спиной к ней, прицеливаясь. На нем был черный кожаный пиджак, украшенный петлями хромированной цепи у плеч. На спине пиджака красовался портрет гримасничающей ярко-синей обезьяны. Да, долго ее не было! Это же члены «Синего павиана», одной из городских банд. А она нечаянно вошла на их территорию.
«Синий павиан» нанес удар и пошел смотреть на падающий в лузу шар. Противник хмыкнул, остальные тоже издали какие-то не слишком вежливые звуки. Никто даже не поднял глаз. Она обошла комнату, выискивая среди толпы признаки Чаза. Если он только не перекрасился, то ее добычи здесь нет. Она повернулась к выходу.
Чьи-то пальцы схватили ее за руку выше локтя.
– Ищешь кого-нибудь, детка?
«Синему павиану» было лет семнадцать, ну не больше восемнадцати, как бы он ни пыжился. Синие волосы короткие, колючие. Несмотря на угри, усыпавшие щеки, вид у него был довольно привлекательный. Под клубным пиджаком футболка с «Айрон Мэйден».
Она покачала головой:
– Искала своего... друга, которого здесь нет.
«Синий павиан» улыбнулся, очевидно, думая, что очень хорошо подражает Джеймсу Дину. Столпившиеся у бильярда члены банды теперь смотрели на них.
– Да забудь ты этого козла, детка! Здесь есть Рейф, а это куда лучше.
Она снова покачала головой:
– Да нет, вряд ли. – Она высвободила руку и пошла к двери.
Ребята из шайки захихикали. Рейф покраснел до корней индиговых волос.
Рука снова схватила Соню выше локтя, на этот раз сильнее.
– Ты, наверное, недослышала? – Рейф цедил слова сквозь стиснутые зубы. – Я тебе сказал, что сегодня твой друг – это я.
Она почувствовала, что терпение у нее тает. Другая натягивала поводок. На этот раз она говорила почти дружелюбно:
Ну давай! Давай покрошим этого мерзавчика. Ну только один разок...
Нет! Хотя так подмывало уступить, поддаться неприязни к этим самодовольным и наглым мелким Гитлерам. Но если выпустить джинна из бутылки, обратно его без крови не загнать. Лучше сейчас уйти и не рисковать, пока не стало хуже.
– Вроде бы ты ей не понравился, Рейф, – поддразнил его кто-то из шайки.
Снова смешки, и морда Рейфа приобрела цвет пожарного крана.
– Мне пора идти. – Соня высвободилась второй раз.
– Ты чего, блядина? Брезгуешь?
Глаза Рейфа стали бешеными, в них засверкало безумие. Он был ручным психом «Синих павианов», персональным вертящимся дервишем. С виду он был всего лишь юнцом, но на самом деле был куда опаснее, и шайка знала, за какие ниточки дергать, чтобы его включить. Что нужно, чтобы он превратился в воплощение Тасманийского дьявола из мультиков про зайчика Багз Банни.
Рейф захватил ее волосы в горсть так резко, что она не успела уклониться от нападения, и дернул. Она потеряла равновесие и была вынуждена упереться ладонями ему в грудь, чтобы не упасть. Его дыхание воняло дурью и виски.
Ну, все. Не буду я с этим сукиным сыном в ладушки играть.
Она качнулась назад, не обращая внимания на выдернутые волосы. Ей приходилось в жизни терпеть еще и не такую боль. Рейф с разинутым ртом уставился на оставшийся у него в руке пучок волос, и тут она его ударила. Пока что она еще сохраняла над собой контроль и ударила лишь тыльной стороной ладони, но Рейф отлетел и плюхнулся плашмя на руки своего племени. Из левой ноздри текла кровь, губа была рассечена. Он вращал глазами, как бешеный мул.
«Синие павианы» столпились вокруг, загораживая выход. Их было девять. Приятели пытались поставить Рейфа на ноги.
– Ах ты сука! – промычал Рейф распухшими губами. Кто-то из ребят постарше захихикал.
– Смотрите-ка, она жидо-джитсу знает! – Он потянулся сорвать с нее зеркальные очки. – Небось тебе через них ни хрена не видно, сучка!
Ее рука взметнулась головой кобры, и пальцы сомкнулись на его запястье. Раздался хруст, как треск лучинок, и «синий павиан» завопил, как собственный прообраз.
Один из шайки подался назад, но приятели его не пустили.
– Блин, твою мать, это она! Та, про которую Чаз говорил! Рейф выплюнул на пол сгусток крови со слизью.
– Заткнись, пидор гнойный! Чаз брал нас на понт, и ты это знаешь! А это просто шлюха, которая драться набалотыкалась! – Его дикие глаза ничего перед собой не видели. – Уберите со стола, щас мы ее все отбарабаним. – Рейф презрительно глянул на парня с раздробленной рукой. Тот скулил, прижимая к груди изувеченную руку, и губы у него побелели от боли. – Заткните кто-нибудь пасть этому визгуну.
Шайка издала боевой клич, и стало шумно, как в обезьяннике в час кормежки. Рейф бросился вперед, обхватил ее за пояс. Он собирался повалить ее на бильярд и трахать эту заразу, пока кровь не пойдет.
Ее колено поршнем ударило вверх, в джинсовый пах, дробя яички. У Рейфа в штанах будто взорвалась напалмовая бомба. Он издал одиночный высокий и тонкий визг и свалился без сознания. Боль в раздавленных кохонес была такая, что заглушила даже боль от сломанной лобковой кости.
«Синие павианы» глядели на извивающегося на полу Рейфа, зажавшего руками пах. Вой стих.
Вот тут Другая и начала действовать.
– Ну что, козлы, такие вы крутые? С девкой справиться не можете, мудаки!
Заткнись, заткнись. И без того уже хватит, не надо их подначивать! Брось! Пошли отсюда, черт бы тебя взял!
На нее бросились двое, спереди и сзади. Тот, что сзади, схватил за руки, прижимая локти к бокам. Другая засмеялась и ударом ноги сверху вниз сломала ему стопу в двух местах. «Синий павиан» заорал и отпустил ее руки. Другая схватила нападавшего спереди за горло и за пах и подняла в воздух.
Нет, прекрати! Пожалуйста...
Другая свела пальцы в паху мальчишки. Кастрированный издал блеющий звук.
Боже мой, нет! Прекрати!
Другая подняла извивающееся тело над головой.
Не надо!
Другая засмеялась и с размаху запустила телом в стену. Очень приятен был звук, который издал треснувший хребет.
Кто-то взмахнул кием. Другая приняла удар спиной, хотя это стоило ей пары ребер. Ерунда. Она засмеялась громче. Уже давно она так не развлекалась.
Приземистый юнец с пурпурно-синим «ирокезом» бросился на нее. Она успела заметить нож, скользнувший между ребрами и проколовший левое легкое. Обняв панка с «ирокезом», она прижала его к груди, и они стали похожи на пару школьников, танцующую медленный танец на выпускном балу. «Синий павиан» глядел в ее запрокинутое лицо, ожидая, что она сейчас свалится замертво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31