Сервис на уровне Wodolei 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он оглядел коридор – тамбур распахнут настежь.
И тут он услышал пациентов. Как он мог такое проспать и тем более ходить во сне?
Сон все еще был с ним. Он видел девушку с медовыми волосами, а одежде, которая начинала вновь входить в моду. Он видел печаль в ее глазах, слышал усталость в ее голосе. Что она говорила?
Она говорила, что сейчас самое время уходить.
Хагерти открыл дверь палаты номер 7, не беспокоясь, что пациентка выскочит или нападет на него. Он уже знал, что там увидит.
Смирительная рубашка лежала на полу пустой змеиной кожей. Глаза Клода проследили вертикальные разрывы на обивке стен. Из них торчала вата. По комнате гулял холодный воздух. Даже в полутьме были видны неровные зубья разбитого стекла, торчащие в раме окна. Высыхающая на стене кровь имела цвет тени.
3
Показания Уильяма Бердетта, он же Билли, ночного менеджера «Хит-н-гит», № 311.
Бердетт: Слушайте, я вам эту фигню повторил уже пять раз. Если вы мне не верите, может, погоняете на детекторе лжи?
Полисмен Голсон: Мистер Бердетт, это нам нужно для протокола. У нас нет оснований сомневаться в ваших показаниях. Нам только надо, чтобы они были зафиксированы стенографисткой нашего отдела, вот и все. Вам тогда не придется лишний раз ездить в город, если у нас будут вопросы.
Бердетт: Ага... тогда ладно. Так с чего мне начать?
Полисмен Голсон: Начните с начала, мистер Бердетт.
Бердетт: А? Ладно, о'кей. Так, меня зовут Уильям Бердетт, я работаю в «Хит-н-гит» в Клейпуле. Я там ночной менеджер и работаю на «собачьей смене» – это с одиннадцати вечера до семи утра – один, как перст. Район там не сахар – полно бродяг и парков. Была у меня парочка стычек еще и до этого. Сегодня утром, где-то часа в четыре, прибираю я у себя в магазине возле консервного отдела, и тут она заходит. У нас там звонок, и он сигналит, когда кто-то входит в дверь. Я смотрю и вижу эту побирушку. Ну, думаю, ни фига себе! Этого мне только не хватало в четыре утра. Я тогда ставлю швабру и иду за прилавок – чтобы присмотреть, если что. И тут я вижу, что это не побирушка. Ну, я так решил, понимаете. Она, значит, молода – где-то лет двадцать, и эти шмотки на ней так сидят, будто она их с какого алкаша сняла.
Полисмен Голсон: Вы не могли бы описать ее одежду более детально, мистер Бердетт?
Бердетт: Сейчас, попробую. Значит, так... Такая рубашка с длинными рукавами, фланелевая, вроде спецовки, как в миссии раздают. Она была ей велика размера на три, и рукава закатаны до локтей. Вот почему я увидел у нее следы на руках.
Полисмен Голсон: Следы? Вы имеете в виду следы от уколов?
Бердетт: Ну да, наверное. Я не особо разглядывал. И еще на ней были штаны тоже как от спецовки, только на размер больше. Жуть до чего перемазанные... глиной или еще Бог знает чем. И она была без ботинок. Волосы падали на лицо, длинные такие и очень грязные, будто она их год не мыла. Ну, в общем, из ночных шлюх последнего разбора, это я вам говорю. Я много повидал этого мусора, они ко мне во все часы ночи шляются. Но странность у этой была в том, чего она не сделала. Они все, нарки эти, сразу кидаются к жратве и хватают там шоколадки, печенье, в общем, всякое дерьмо в этом роде.
А эта вот пошла в дальний пролет, где у нас круглый стенд с солнечными очками, и начала их примерять. Она стояла ко мне спиной, и волосы у нее спадали на лицо, так что спереди я ее не рассмотрел, но видел, что она приличное количество пар перепробовала. И двигалась она вроде как рывками. Жутковато. Я понял, что она хочет свистнуть пару очков, тут не надо быть Шерлоком. Поэтому я за ней смотрел, а того мужика, что вошел где-то, наверное, в полпятого, не заметил.
Звонок звякнул, когда дверь открылась, я посмотрел и увидел, что это мужчина, белый. Я-то все за нищенкой приглядывал, а когда обернулся, мне в морду смотрел обрез. Этот белый и говорит: «Выкладывай все из кассы». Я про девчонку и забыл, вижу только перед собой дуло. Значит, я открываю кассу, достаю сорок баксов и сколько-то там талонов на еду, и это все. Даю этому мужику, и он говорит: «И это все?», и я точно знаю, что сейчас он меня пришьет. Это по голосу слышно и по глазам видно. Вышибет мне мозги за то, что у меня так мало денег. Я себе представил, как мои мозги расплескиваются по сигаретному стенду и еще до комиксов долетают брызги.
И тут я слышу этот... шум. Будто котов заживо варят. Поначалу я подумал, что это копы едут, и потом соображаю, что это же прямо в магазине! Тут я вспоминаю, что эта нищенка еще здесь. Этот грабитель, наверное, и не знал, что она в магазине. Он разворачивается и палит навскидку и разносит стенд «Доктор Пеппер». Вот откуда у меня на щеке этот порез – от осколка бутылки.
В общем, оборванка летит на этого хмыря, будто хочет с ним обняться, а я думаю, что сейчас нам обоим конец. Она орет так, что уши трескаются, и налетает на него. Вы теперь себе представьте: мужик этот крупный. Бывший борец, или байкер, или кто-то в этом роде. И она его валит! Левым плечом въезжает ему в брюхо, хватает руку с обрезом и заламывает назад. Тут и второй ствол стреляет, вон там дырища в потолке. Мне в дюйме от головы просвистело. Будто кто-то мне по башке брусом саданул! Наверное, я на этом месте и вырубился, потому что потом только помню, стоит надо мной коп и спрашивает, не ранен ли я. А у меня еще в ушах звенит, и я еще долго не могу сообразить, что у меня спрашивают. Наверное, я был в шоке или что-то вроде этого, потому что все спрашивал у санитаров про ту девчонку. А они не могли понять, о чем это я.
Так вот, когда я поднялся с пола, то увидел только разбитый стенд «Доктор Пеппер». Мертвой девчонки не было, и крови не было. Обрез грабителя лежал на прилавке, упакованный в пластиковый мешок. Коп, который меня нашел, сказал, что обрез валялся на полу. Я сначала не сообразил, а потом увидел двери.
У нас, знаете, такие стеклянные двери, качающиеся. Днем обе половинки открыты, но после полуночи я одну запираю, чтобы лучше следить, кто там входит и выходит. Так обе эти двери были сорваны с петель, а битое стекло валялось по всей автостоянке! Будто кто-то в них въехал на мотоцикле... только со стороны магазина!
Я не знаю, какого черта ей там надо было, но после этих дверей я рад, что не оказался у нее на дороге. Вот и все, что я могу вам рассказать. Добавлю только, что никогда раньше ее не видел и надеюсь никогда больше не увидеть. Нет, я с этой чертовой работы ухожу.
Полисмен Голсон: Мистер Бердетт, что именно было украдено из вашего магазина?
Бердетт: Значит, деньги, которые этот парень взял из кассы, валялись на полу рядом с обрезом. Так что одно я могу сказать точно: из магазина была унесена пара солнечных очков. Зеркальных. Я это потому знаю, что она была в этих очках, когда въехала в этого кретина.
Офицер Голсон: Вы уверены, что это все, что было украдено? Пара зеркальных солнечных очков?
Бердетт: Вы правильно поняли.
* * *
Ирма Клезер открыла дверь своей квартиры. Она была одета в бесформенный домашний халат, пушистые тапочки, на голове торчали бигуди.
Половина шестого утра! Каждый день уже двенадцать лет она просыпается в половине шестого, чтобы собрать завтрак этому лентяю и недотепе. И какова благодарность за то, что она отправляет его на завод, заправив ему брюхо чем-то получше холодной каши? Поцелуй? Объятие? Простое «спасибо»? Хрен тебе. У этого паразита не хватает даже такта предложить вынести мусор.
Ирма Клезер с трудом спускалась по ступеням, честя вполголоса своего мужа Стэна, и черный блестящий мешок при каждом шаге хлопал по бедру. В предрассветной тишине гремели пустые металлические и стеклянные банки.
Мусорные баки ее дома находились на асфальтированной площадке в глубоких гнездах и открывались нажатием на педаль – старый, исключительно городской способ сбора мусора. Ирма не знала, как мусорщики опустошают баки: Стэн утверждал, что они их поддевают крючьями. Ирме это было все равно, лишь бы бродячие собаки не разбрасывали мусор по всему тротуару.
Левым тапком – комком синтетической ваты – Ирма нажала педаль, и крышка приподнялась. Подхватив ее рукой за край, Ирма открыла бак до конца и наклонилась, чтобы бросить туда пластиковый мешок с кофейной гущей, пивными бутылками и банками из-под чили.
Из бака на нее кто-то смотрел.
В мусорном баке семьи Клезер лежал мужчина чуть за тридцать, с длинными волосами, упавшими на лицо. Тот, кто его убил, засунул труп в бак несколько часов назад, потому что руки и ноги окоченели и торчали под странными углами, как у абстрактной скульптуры.
Ирма уронила крышку и мешок с мусором, громко вскрикнула, и бросилась к себе, в безопасность собственной квартиры.
Бродячие собаки, привлеченные ароматом чили, разорвали пластиковый пакет и раскидали мусор по всему тротуару.
* * *
Клод Хагерти сидел в кабинке «Чашки с блюдцем» – грязноватой забегаловки, специализирующейся на ранних завтраках. Здесь он питался уже двенадцать лет, и официантки давно знали его в лицо. Без заказа перед ним появились яичница из двух яиц, бисквиты и хлеб с повидлом.
Перед Клодом на столе лежала развернутая утренняя газета, попавшая в киоски примерно в конце его смены. Яичница остывала, но Клод рассматривал первую страницу, выискивая следы сбежавшей. Они нашлись на третьей странице: «Человек, разыскиваемый за вооруженное ограбление, найден мертвым в мусорном баке».
Клод отложил газету, подпер ладонью лоб. Желудок сводило судорогой, а от вида завтрака стало еще хуже. Он мысленно вернулся в «Елисейские поля» и снова слышал, как орет доктор Векслер.
Векслер был человек лет пятидесяти, высокий, смуглый, можно сказать, красивый и был похож на суперобложки своих книг. Только в жизни он был сердитым. А в четыре часа утра он был сердит по-настоящему. Достаточно сердит, чтобы уволить Клода «за невыполнение своих обязанностей».
Хагерти так устал, что не мог даже заставить себя пойти домой спать. Что-то его грызло. Не удавалось отогнать чувство, что ему был дан ключ, но не хватило ума это понять. Сновидение прервалось шумом и упреками, вызванными бегством Блу С., и его попытки рассказать подробности встречались с негодованием. Он сидел и смотрел на столбцы газеты, и зрение его затуманилось, разум поплыл.
«Дениз Торн».
Голос прозвучал, будто кто-то говорил прямо ему в ухо. Клод вскрикнул и проснулся. Несколько посетителей воззрились на него. Он вышел из кабинки, оставив рядом с нетронутой едой бумажку в десять долларов.
Когда-то его мать, благослови ее Господь, изо всех сил пыталась научить его пользоваться мозгами, не полагаясь только на мускулы. До некоторой степени она в этом преуспела. Клод был заядлым читателем, и его хорошо знали в местной библиотеке.
У дверей библиотеки он оказался первым. Пришлось ждать час, пока она откроется, но это время он употребил, чтобы прочесть газету с первой страницы до последней, пытаясь найти другие следы сбежавшей. Он даже тщательно прочел объявления о пропаже собак. Но кроме мертвеца в мусорном баке, ничего, связанного с ней, не обнаружилось. Клоду стало чуть лучше.
Он просмотрел тематический каталог и нашел единственную карточку с упоминанием Торн Дениз. Это была документальная книга под названием «Исчезнувшая наследница». Не найдя книгу на полках, он спросил у библиотекарши, где она может быть. Женщина посмотрела на компьютер и нахмурилась.
– Мне очень жаль, сэр, но эту книгу взяли полгода назад и не вернули. Люди бывают так забывчивы... Компьютер говорит, что ее больше не печатают, так что заказать второй экземпляр невозможно...
– А есть другие книги о Дениз Торн?
– Нет, я слышала только об этой.
Хагерти сжал кулаки. Только так ему удалось не хлопнуть рукой по стойке.
– Но вы можете посмотреть наше хранилище газет. У нас есть все на микрофишах. Только, боюсь, надо знать точную дату. Конец шестидесятых или начало семидесятых – точнее, к сожалению, не могу вспомнить.
– Вы что-то о ней знаете?
Пожилая библиотекарша кивнула.
– Я помню, когда это случилось. У меня дочка тех же лет, потому я и обратила внимание. Когда такое случается, поднимаешь глаза к небу и благодаришь Бога, что не с тобой.
– А что с ней случилось?
Библиотекарша пожала плечами:
– Никто не знает.
* * *
Векслер трясся. Подойдя к бару, он налил себе виски со льдом и брезгливо оглядел обстановку.
Он не любил этот дом. Она купила его после смерти мужа – этот двадцатикомнатный особняк, обставленный как бордель и увешанный иконами Зебулона Колесса.
Образы покойного телепроповедника покрывали все стены. Профессионально сделанный портрет, хотя и не шедевр, висел рядом с мозаикой, составленной из 125 сортов макарон. Рисунок углем Эндрю Уайта соседствовал с портретом Зеба в натуральную величину, сделанным светящимися фломастерами на черном бархате.
Личный кабинет Кэтрин Колесс – где она принимала посетителей – являл собой апофеоз китчевой иконографии дома, а это о чем-то говорит. Фрески, покрывшие стены сверху донизу, отображали жизненный путь Зебулона Колесса.
«Рассказ» начинался сироткой-херувимом, босым и оборванным, прижимающим к впалой груди библию, возведя горе ангельские очи. Кончался рассказ изображением седовласого Зебулона, восходящего по лестнице в небо в своем фирменном кобальтовом костюме-тройке. Над лестницей раскрылись Жемчужные Врата. На ступенях стояли двое мужчин арийского вида с ореолами вокруг голов и приветствовали его с распростертыми объятиями. Зебулон оглядывался через плечо на стоящую у подножия лестницы женщину. Подобие Кэтрин Колесс, несмотря на слезы, умудрилось не размазать косметику.
Векслер вспомнил, как она горячо распространялась в тот вечер о «крестовом походе» Зебулона. Вспомнил, как ярко горели ее глаза, как расширялись невидящие зрачки. Она непрестанно говорила о своем покойном муже, и слова сплетались в звуковой ковер, а потом она толкнула его на узкую кушетку и устроила ему оральный секс. Взгляд Векслера упал на ту же кушетку, и его передернуло.
Это была первая ночь, проведенная им в этом доме, и ночь, когда он узнал, что одна из подставных компаний Кэтрин контролирует совет директоров «Елисейских полей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31


А-П

П-Я