https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nakladnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Если зацепишь
кого-нибудь, собьешь ему прицел... - Он умолк. - Почему ты так на меня
смотришь?
- Ты что же, не понимаешь? В самом деле не понимаешь!
- Нет. Твои мысли часто закрыты для меня, Сюзанна.
В его голосе не было ни капли ершистости, и Сюзанна раздраженно
тряхнула головой. Быстрый, изобилующий поворотами и пируэтами танец, в
котором кружилось ее "я", порой нервировал Роланда; на Сюзанну такое же
действие неизменно оказывала кажущаяся неспособность стрелка говорить о
чем-либо помимо того, что непосредственно занимало его мысли. Роланд был
самым большим _б_у_к_в_а_л_и_с_т_о_м_, с каким ей доводилось сталкиваться.
- Ладно, - сказала она, - я _о_б_ъ_я_с_н_ю_ тебе, почему я так на
тебя смотрю, Роланд. Потому что ты сделал подлость, вот почему. Ты сказал,
что не поднимешь на меня руку, _н_е _с_м_о_ж_е_ш_ь_ поднять на меня руку,
пусть даже я вконец распоясаюсь... но ты либо соврал, либо глуп как пень,
а я _з_н_а_ю_, что ты вовсе не дурак. Бьют не всегда рукой, как может
засвидетельствовать любая женщина и любой мужчина моей расы. Там, откуда я
родом, есть короткая поговорка: слово не обух...
- ...костей не поломает, - закончил Роланд.
- У нас вообще-то говорится несколько иначе, но я полагаю, это
достаточно близко. Как ни скажи, все равно чушь собачья. То, что ты мне
устроил, неспроста называется "словесной поркой". От твоих слов мне
б_о_л_ь_н_о_, Роланд, они _о_с_к_о_р_б_и_т_е_л_ь_н_ы_... ты собираешься и
дальше стоять здесь и уверять, будто не знал, что так получится?
Она сидела в кресле, сурово, пытливо и настороженно глядя на Роланда
снизу вверх, и он - уже не в первый раз - подумал, что инвалидное кресло
инвалидным креслом, но _б_е_л_о_ж_о_п_ы_м _к_о_б_е_л_я_м_ в родном краю
Сюзанны надо было обладать либо недюжинной смелостью, либо непроходимой
тупостью, чтобы злить эту женщину. И, поскольку Роланду довелось ходить
меж них, он не думал, что ответ на вопрос - смелость.
- Менее всего меня заботило, обидишься ты или нет, - терпеливо сказал
он. - Я заметил, что ты показываешь зубки, и понял, что ты вознамерилась
укусить, а потому сунул тебе в пасть палку. Это возымело действие... не
так ли?
Теперь ее лицо выражало обиженное изумление.
- Ах ты, _г_а_д_!
Вместо ответа стрелок забрал револьвер из Сюзанниной кобуры, двумя
уцелевшими пальцами правой руки неловко откинул в сторону барабан и левой
рукой принялся перезаряжать каморы.
- В жизни не видела такого наглого, такого беспардонного...
- Тебе _н_е_п_р_е_м_е_н_н_о_ нужно было укусить, - сказал Роланд
прежним терпеливым тоном. - Не то ты стреляла бы совсем не так, как
должно, - рукою и револьвером вместо ока, разума и сердца. Почитать ли это
подлой уловкой? Почитать ли это наглостью? Думаю, нет. Я думаю, Сюзанна,
что наглость, своеволие и спесь нашли прибежище в _т_в_о_е_м_ сердце. Я
думаю, что это _т_ы_ горазда на всякие подвохи и каверзы. Впрочем, это
меня не тревожит. Совсем напротив. Стрелок без зубов - не стрелок.
- Черт возьми, я-то _н_е_ стрелок!
Он оставил эту реплику без внимания; он мог себе это позволить. Если
Сюзанна не стрелок, он - косолап-пересмешник.
- Будь это игра, возможно, я повел бы себя иначе. Но это не игра.
Это...
Роланд на мгновение поднес здоровую руку ко лбу и задержал ее там,
растопырив пальцы над левым виском. Кончики пальцев, увидела Сюзанна, едва
заметно дрожали.
- Что тебя беспокоит, Роланд? - мирно спросила она.
Рука медленно опустилась. Стрелок вставил барабан на место и вернул
револьвер в кобуру.
- Ничего.
- Нет, чего. Я же видела. И Эдди тоже. Это началось почти сразу после
того, как мы ушли от моря. Что-то неладно, и становится все хуже.
- Все в порядке, - повторил он.
Протянув обе руки, Сюзанна забрала ладони стрелка в свои. Ее злость
прошла - по крайней мере, в эту минуту. Она серьезно взглянула Роланду в
глаза.
- Мы с Эдди... этот мир нам чужой, Роланд. Без тебя мы здесь
неизбежно погибнем. Пусть с твоими револьверами, пусть умея стрелять - ты
научил нас стрелять достаточно хорошо, - мы все равно неминуемо погибнем.
Мы... мы зависим от тебя. Поэтому расскажи мне, что неладно. Позволь мне
попытаться помочь. Позволь _н_а_м_ попытаться помочь.
Роланд никогда не относился к тем людям, которые хорошо разбираются в
себе или хотели бы разобраться; концепция самосознания (не говоря уже о
самоанализе) была ему чужда. В его обычае было действовать - быстро
справиться, что же подсказывает ему его абсолютно загадочная внутренняя
механика, и действовать. Из них троих стрелок был устроен наиболее
совершенно: глубоко романтическая сущность этого человека была заключена в
варварски простую оболочку, слагавшуюся из природного чутья и прагматизма.
Вот и теперь Роланд быстро прислушался к себе - и решил все рассказать
Сюзанне. О да, с ним _т_в_о_р_и_л_о_с_ь_ что-то неладное. Вне всяких
сомнений. Неладное творилось с его рассудком - что-то простое, под стать
его натуре, и такое же таинственное, как та странная бродячая жизнь, к
какой эта натура его побуждала.
Он уже раскрыл рот, чтобы сказать: "Я растолкую тебе, что неладно,
Сюзанна, и сделаю это всего в трех словах: я схожу с ума". Но не успел
издать и звука, как в лесу повалилось еще одно дерево - повалилось с
оглушительным скрипом и треском, ближе, чем первое. Не будучи на сей раз
так сильно увлечены замаскированным под урок поединком воль, и Роланд и
Сюзанна услышали этот треск, услышали поднявшийся следом взволнованный
вороний грай, и оба отметили тот факт, что дерево рухнуло неподалеку от их
лагеря.
Взгляд широко раскрытых, испуганных глаз Сюзанны, обращенный в ту
сторону, откуда донесся шум, вернулся к лицу стрелка. "Эдди!" - сказала
она.
Позади них над темно-зеленой цитаделью леса раскатился рев -
оглушительный вопль ярости. Снова рухнуло дерево, за ним еще одно. Шум, с
каким они валились, напоминал ураганный минометный огонь. "Сухой лес, -
подумал стрелок. - Мертвые деревья".
- Э_д_д_и_! - Сюзанна сорвалась на пронзительный крик. - Что бы это
ни было, _о_н_о _о_к_о_л_о _Э_д_д_и_! - Ее руки метнулись к колесам
инвалидного кресла, начиная тяжелую, утомительную работу - разворот.
- Оставь, некогда. - Роланд подхватил Сюзанну под мышки и вытащил из
кресла. И ему, и Эдди уже случалось носить ее, когда дорога становилась
слишком неровной для инвалидной коляски, но Сюзанну по-прежнему изумляло
пугающее, безжалостное проворство стрелка. Только что она сидела в своем
инвалидном кресле, купленном осенью шестьдесят второго в лучшем
нью-йоркском магазине медицинской техники, и вот уже, словно капитан
команды болельщиков, рискованно балансирует у Роланда на плечах, крепко
обхватив мускулистыми бедрами его шею, а он, закинув руки за голову,
вжимает ладони ей в поясницу. Стрелок пустился бегом, шлепая разбитыми
сапогами по устланной хвоей земле между колеями, оставленными колесами
инвалидного кресла.
- Одетта! - крикнул он, в минуту сильного волнения возвращаясь к
имени, под которым впервые узнал ее. - Не потеряй револьвер! Отцом твоим
заклинаю!
Роланд во весь дух мчался между деревьями. Он увеличил и без того
размашистый шаг, и по ним с Сюзанной подвижной мозаикой заскользило
кружево тени вперемежку с яркими цепочками солнечных бликов. Дорога пошла
под уклон. Сюзанна подняла левую руку, чтобы отвести ветку,
вознамерившуюся сбить ее с плеч стрелка, и в тот же миг резко опустила
правую, придержав рукоять старинного револьвера.
"Миля, - подумала она. - Сколько нужно времени, чтобы пробежать милю?
Сколько понадобится времени, если Роланд будет так выкладываться? Если он
сумеет держать темп на этих скользких иголках - немного... но, может, и
слишком много. Господи, пусть с Эдди ничего не случится... пусть с моим
Эдди ничего не случится".
Словно в ответ она услышала, как невидимый зверь вновь взревел. Его
оглушительный голос был точно гром. Точно приговор.

2
В лесах, некогда известных как Великие Западные Леса, он был самым
большим созданием. И самым древним. Многие из огромных старых вязов,
замеченных Роландом в долине внизу, были еще только-только пробившимися из
земли прутиками, когда этот медведь явился из туманных неизведанных
просторов Внешнего Мира, словно жестокий странствующий монарх.
Когда-то в Западных Лесах жили люди Древнего Племени (это их следы в
последние недели время от времени попадались Роланду) - жили в вечном
страхе перед исполинским бессмертным медведем. Обнаружив, что на новых
землях, куда они пожаловали, они не одни, люди поначалу пытались убить
его, но их стрелы, хоть и приводили зверя в ярость, не причиняли
серьезного вреда. Зато, не в пример прочим лесным тварям, не исключая и
хищных кустарниковых кошек, что устраивали себе логова и производили на
свет потомство в дюнах на западе, великана не ставил в тупик
и_с_т_о_ч_н_и_к_ его мучений. Нет; он, этот медведь, знал, откуда берутся
стрелы. _З_н_а_л_. И за каждую стрелу, нашедшую цель в живой плоти под
косматой шкурой, забирал у Древнего Племени троих, четверых, а то и целую
дюжину. Детей, если мог до них добраться; женщин, если не мог. Воинами он
пренебрегал, и это было унизительнее всего.
С течением времени людям стала ясна истинная природа зверя, и попытки
убить его прекратились. Он, конечно же, был воплощением демона - или
призраком божества. Они нарекли его "Мьяр", что на языке Древнего Племени
означало "мир под миром". Восемнадцать с лишним веков длилось неоспоримое
господство этого семидесятифутового медведя в Западных Лесах, и вот он
умирал. Возможно, поначалу орудием смерти стало некое микроскопическое
живое существо, попавшее в медвежий организм с едой или питьем; возможно,
винить следовало весьма преклонный возраст великана; скорее всего, дело
было в сочетании того и другого. Важна была не причина, а окончательный
результат: невероятный, потрясающий мозг косматого гиганта опустошала,
превратив в свою кормушку, стремительно увеличивающаяся колония паразитов.
После многих лет расчетливого звериного здравомыслия Мьяр сошел с ума.
Медведь понял: в его лесу опять появились люди; он правил в этой
чаще, и какой бы обширной она ни была, ни одно значительное происшествие в
ее пределах не ускользало от его внимания надолго. Он убрался подальше от
новоприбывших - не из страха, а оттого, что ему до них, как и им до него,
не было никакого дела. Потом за работу взялись паразиты, и чем сильнее
Мьяром овладевало безумие, тем больше крепла уверенность лесного исполина
в том, что это опять Древнее Племя, что расстановщики капканов и
выжигатели леса вернулись и вскоре вновь примутся за прежнее вредное
озорство. Только лежа в своей последней берлоге, в добрых тридцати милях
от занятого новоприбывшими места, и чувствуя себя на заре каждого
следующего дня хуже, чем на закате предыдущего, он пришел к твердому
убеждению, что Древнее Племя наконец изыскало действенную пагубу: яд.
На этот раз он шел не за тем, чтобы отомстить за пустячную рану - он
шел бесследно уничтожить врагов, пока их яд не успел доконать его... и в
дороге мысли исчезли. Осталась лишь багровая ярость, монотонное
поскрипыванье заржавленной штуки у него на темени - расположившейся меж
ушей вращающейся штуки, которая когда-то делала свое дело в приятной
тишине, - да пугающе обострившееся обоняние, которое безошибочно вело его
к лагерю трех пилигримов.
Медведь, которого по-настоящему звали не Мьяром, а совершенно иначе,
продирался через лес точно некое подвижное сооружение, косматая башня с
красновато-коричневыми глазками. В этих глазах тлело безумие и жар
лихорадки. Огромная голова, одетая гирляндой сломанных веток и облетевшей
хвои, безостановочно вертелась из стороны в сторону. То и дело раздавался
приглушенный акустический взрыв - АП-ЧХИ! - зверь чихал, и из мокрых
ноздрей летели тучи корчащихся белых паразитов. Лапы, вооруженные
трехфутовыми кривыми когтями, раздирали древесные стволы. Он шел,
поднявшись на дыбы, продавливая в мягкой черной почве под деревьями
глубокие следы. От него едко пахло свежей смолой и застарелым, закисшим
дерьмом.
Штука у него на макушке жужжала и поскрипывала, поскрипывала и
жужжала.
Курс медведя оставался почти неизменным: прямая, которая должна была
привести к становищу тех, кто дерзнул вернуться в его лес, кто посмел с
недавних пор наполнить его голову тягостной, неведомой, мучительной болью.
Древнее ли это племя, новое ли, оно погибнет. Порой, завидев сухое дерево,
он довольно далеко отклонялся от прямой дороги, чтобы повалить мертвый
ствол. Оглушительный треск падения - сухой, взрывной - тешил зверя; когда
в конце концов дерево во всю свою прогнившую длину растягивалось на лесной
подстилке или застревало, привалясь к одному из сородичей, медведь спешил
дальше в наклонно падающих снопах солнечного света, помутневшего от
носившейся в воздухе древесной пыли.

3
Двумя днями раньше Эдди Дийн вновь занялся резьбой по дереву. В
последний раз он пробовал что-то вырезать, когда ему было двенадцать. Эдди
помнил, что в свое время любил и, кажется, неплохо умел резать по дереву.
Помнить последнюю подробность наверняка молодой человек не мог, но на то,
что память его не подводит, указывало по меньшей мере одно обстоятельство:
Генри, его старший брат, видеть не мог Эдди за этим занятием.
"Ага, - говорил обычно Генри, - гляньте-ка на нашего маменькина
сыночка. Что сегодня мастерим, тютя? Домик для куколки? Ночной горшочек
для своей писюльки-масюльки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12


А-П

П-Я