Среди нас нет Болди, но если бы они были, я думаю, что они,
наверное, имели бы лучшую долю, чем они имеют сейчас.
Вайн хрюкнул и налил себе еще виски. Черные глаза Алверса неподвижно
смотрели на Беркхальтера.
- Ты читаешь мои мысли? - поинтересовался Маттун. Алверс часто
задышал.
Не глядя на него, Беркхальтер сказал:
- Нет. Болди этого не делают. Это безнравственно.
- Довольно верно. Очень хорошее правило не совать нос в чужие дела. Я
понимаю, как бы тебе следовало действовать. Смотри. Это первый раз, когда
Алверс, Вайн и я пришли сюда. Ты не видел нас раньше. До нас доходили
слухи о консульстве... - Он споткнулся на незнакомом слове. - До этого дня
мы иногда торговали с Сэлфриджем, но с горожанами дел не имели. Ты знаешь,
почему.
Беркхальтер знал. Кочевники были изгнанниками, избегающими поселений,
иногда устраивающими набеги на них. Они были вне закона.
- Но сейчас наступает новое время. Мы не можем жить в городах; мы не
хотим этого. Но места хватит для всех. Мы до сих пор не понимаем, зачем
они создали эти кон... консульства; и все же мы следуем за вами. Нам дали
слово.
Беркхальтер знал и об этом. Это было слово Коуди, шепотом переданное
по племенам кочевников - слово, которого они не могли ослушаться.
- Некоторые кочевые племена следует уничтожить, - сказал он. - Их
немного. Вы сами убиваете их при первой возможности...
- Каннибалы, - сказал Маттун. - Да. Мы убиваем их.
- Но их мало. Основная масса кочевников не ссорилась с горожанами. И
те, со своей стороны, тоже. Мы хотим остановить набеги.
- Как вы собираетесь это сделать?
- Если племя переживает плохую зиму, то ему не надо голодать. У нас
есть способы приготовления пищи. Это дешевые способы. Мы можем позволить
себе дать вам пищу, когда вы голодаете.
Вайн грохнул своим бокалом виски по столу и что-то прорычал. Маттун
хлопнул большими ладонями.
- Полегче, Ампайр. Мы не знаем... послушай, Беркхальтер. Кочевники
иногда устраивают налеты, не без этого. Они охотятся, и они дерутся за то,
что им достается. Но они не просят милостыни.
- Я говорю о натуральном обмене, - сказал Беркхальтер. - Честный
обмен. Мы не можем установить силовые экраны вокруг каждого поселения. И
не можем бросать бомбы на кочевников. Большинство набегов всего лишь
доставляют неприятности. Да и набегов, по сути, не так уж много; с каждым
годом их становится все меньше. Но почему не отказаться от них совсем?
Устраните причину, и само явление исчезнет.
Бессознательно он прощупывал сознание Алверса. Там была мысль,
коварная, бесчестная, голодная мысль, жадная настороженность хищника - и
идея скрытого оружия. Беркхальтер мысленно отпрянул. Он не хотел этого
знать. Он должен был ждать хода Коуди, хотя стремление спровоцировать
открытую драку с Алверсом было опасно сильным. Это только вызовет вражду
других кочевников; они не могли читать мысли Вайна, как это мог
Беркхальтер.
- Обмен чего? - прорычал Вайн.
У Беркхальтера был наготове ответ:
- Шкур. На них есть спрос. Они в моде. - Он не стал говорить, что эта
мода была создана искусственно. - Меха, к тому же. И...
- Мы не краснокожие индейцы, - сказал Маттун. - Посмотри, что с ними
стало! Нам ничего не нужно от горожан, разве что если мы голодаем. Тогда -
что ж, мы можем обмениваться.
- Если бы кочевники объединились...
Алверс усмехнулся.
- В прежние времена, - сказал он высоким тонким голосом, -
объединившиеся племена уничтожались бомбами. Мы не объединимся, брат!
- Что ж, он прав, - сказал Маттун. - В этом есть смысл. Наши предки
враждовали с поселениями. Мы довольно неплохо приспособились. Мое племя не
голодало уже семь зим. Мы мигрируем, мы идем туда, где есть чем
поживиться, и мы держимся.
- Мое племя не совершает набегов, - промычал Вайн, снова наливая себе
виски.

Маттун и Алверс выпили лишь дважды; Вайн продолжал наливать себе, но
его возможности казались неограниченными. Потом Алверс сказал:
- Кажется, все в порядке. Мне не нравится только одно. Этот парень
Болди.
Вайн повернулся всем своим огромным торсом и не мигая уставился на
Алверса.
- Что ты имеешь против Болди? - спросил он.
- Нам о них ничего не известно. Болтают всякое...
Вайн сказал какую-то грубость. Маттун засмеялся.
- Ты невежлив, Кит Карсон. Беркхальтер хозяин дома. Не бросайся
словами.
Алверс пожал плечами, отвел взгляд и потянулся. Он полез под рубашку,
чтобы нащупать что-то - и неожиданно мысль об убийстве ударила его, как
камень, выпущенный из рогатки. Потребовалась вся его сила воли, чтобы
оставаться без движения, пока на свет не появился пистолет.
Остальные кочевники увидели пистолет, но вмешаться не успели.
Смертельная мысль опередила пулю. Сияние слепящего красного света
мелькнуло в комнате. Нечто, движущееся подобно невидимому вихрю, блеснуло
среди них; затем, когда их глаза привыкли, они оказались стоящими у своих
стульев, глядя на фигуру напротив.
На нем была облегающая красная одежда с широким черным поясом, лицо
скрывала невыразительная серебряная маска. Из-под нее выбивалась,
спускаясь на грудь, иссиня-черная борода. Облегающая одежда выдавала
великолепно развитую мускулатуру.
Он подбросил пистолет Алверса в воздух и поймал его. Затем, с
глубоким смешком, он сжал оружие двумя руками и превратил его в
искореженные металлические обломки.
- Конец перемирия, да? - сказал он. - Ты ничтожество. Что нужно, так
это чтобы тебе укоротили жизнь, Алверс.
Он шагнул вперед и ударил Алверса ладонью. Звук удара разнесся в
комнате. Алверс был подброшен в воздух и отброшен к дальней стене. Он
вскрикнул, свалился и остался лежать без движения.
- Поднимайся, - сказал Коуди. - Ничего с тобой не случилось. Ну,
разве что сломалось ребро, не больше. Если б я хотел убить тебя, я бы
просто свернул тебе шею. Вставай!
Алверс с трудом выпрямился, его лицо было мертвенно-бледным и
вспотевшим. Остальные два кочевника наблюдали, невозмутимые и
настороженные.
- Займусь тобой позже. Маттун. Вайн. Что вы по этому поводу думаете?
- Ничего, - сказал Маттун. - Ничего, Коуди. Ты это знаешь.
Серебряная маска осталась бесстрастной.
- Я сделал лучше для вас. Теперь слушайте. Все, что я сказал,
по-прежнему остается в силе. Передайте племени Алверса, что им придется
искать себе другого вождя. Это все.
Он шагнул вперед. Его руки обхватили Алверса, и кочевники испуганно
вскрикнули. И снова вспыхнул красный свет. Когда он погас, обе фигуры
исчезли.
- Есть еще виски, Беркхальтер? - спросил Вайн.

4
Коуди установил мысленный контакт с Немым, Хобсоном. Как и остальные
трое Коуди, он носил шлем Немых с частотным модулятором; для любого Болди
или параноика было невозможно настроиться на эту зашифрованную,
закамуфлированную длину волны.
Прошло два часа после заката солнца.
"Алверс мертв, Хобсон."
В телепатии не было разговорных терминов, выражаемых языковыми
средствами.
"Необходимость?"
"Да."
(Абсолютное подчинение Коуди - удивительно перемешанная концепция
четырех в одном - жизненно необходима. Никто не смеет бросить вызов Коуди
и остаться безнаказанным.)
"Какие-нибудь последствия?"
"Нет. Маттун и Вайн согласны. Они работают с Беркхальтером. Что с ним
происходит, Хобсон?"
В тот же миг, когда он задал этот вопрос, он уже знал ответ. У
телепатов нет секретов, кроме подсознательных - а шлем Немых мог немного
проникать даже в них.
"Влюблен в параноика?" - Коуди был шокирован.
"Он этого не знает. Он пока не должен осознавать это. Ему придется
переориентироваться; это потребует времени; именно сейчас мы не можем
позволить себе держать его в резерве. Мы на грани беды."
"Что?"
"Фред Сэлфридж. Он пьян. Ему известно, что сегодня у Беркхальтера
были вожди кочевников. Он боится, что помешают его торговым махинациям. Я
сказал Беркхальтеру, чтобы он держался на виду."
"Тогда я останусь поблизости, на тот случай, если буду нужен. Я пока
не пойду домой". - Хобсон ненадолго увидел, что значило слово "дом" для
Коуди: секретная долина в канадской глуши, местоположение которой было
известно лишь носящим шлемы Немым, которые даже при всем желании не могли
выдать ее. Именно туда ученые-Болди посылали через Немых свои специальные
разработки. Разработки, которые позволяли выстроить в сердце лесов отлично
оборудованный штаб, это был центр, местоположение которого тщательно
скрывалось не только от врагов, но и от друзей. Здесь, в долине, в
лаборатории, создавались устройства, сделавшие Коуди легендарной фигурой
среди кочевников - Это совмещал невероятные физические доблести с чистой
магией Пол Баньян. Только такая фигура могла снискать уважение и
поклонение у жителей лесов.
"Беркхальтер надежно спрятан, Хобсон? А то я..."
"Он спрятан. Там сейчас Общий Круг, но Сэлфридж не может
воспользоваться этим и выследить его."
"Хорошо. Я подожду."
Коуди прервал контакт. Хобсон послал ищущую мысль сквозь мили мрака к
десятку других Немых, разбросанных по всему континенту от Ниагары до
Сэлтона. Каждый из них по отдельности был готов к проведению тайной
мобилизации, которая могла теперь потребоваться в любой момент.
Потребовалось девяносто лет, чтобы подготовить бурю, начало которой
могло стать катастрофой.

Внутри Общего Круга был тихий полный мир, известный лишь Болди.
Беркхальтер позволил своему сознанию занять место среди остальных, легкими
касаниями узнавая друзей, входя в единую телепатическую цепь. Он
почувствовал немного озадаченное волнение Дюка Хита; потом глубокое
спокойствие связи поглотило их обоих. Сначала, на внешних кругах
психического объединения были волнение и течения легкого беспокойства,
случайные страдания, неизбежные в любом общающемся сообществе, а особенно
среди невероятно чувствительных Болди. Но очищение древнего обычая
исповеди быстро стало эффективным. Между Болди не существовало барьеров.
Основная ячейка - семья - была куда более всеохватывающей, чем у
обыкновенных людей, а в широком масштабе, вся группа Болди была связана
узами, не менее сильными, несмотря на их неуловимую утонченность.
Доверие и дружба - эти вещи были необходимы. Не могло быть недоверия,
после того, как разделяющая языковая стена рухнула. Древнее одиночество
любого высокоразвитого интеллектуального организма было смягчено
единственным возможным способом - через родство более тесное, чем даже
брак, и превосходившее его.
Любое меньшинство, стремящееся сохранить свою обособленность, всегда
проигрывает. Это вызвано подозрительностью. Во всей общественной истории
только Болди могли на равных входить в преобладающую группу и сохранять
при этом тесную связь родства. Это было парадоксально, поскольку Болди
были, возможно, единственной группой, стремившейся к расовой ассимиляции.
Они могли себе это позволить, поскольку телепатическая мутация была
доминирующей: дети отца-Болди и обыкновенной женщины - или наоборот - были
Болди.
Но поддержка Общих Кругов была необходима; они были символом той
пассивной битвы, которую Болди вели на протяжении поколений. Здесь
телепаты находили полное единство. Они не разрушали и никогда бы не
разрушили жизненный инстинкт соревнования, наоборот, они укрепляли его.
Они и забирали, и отдавали. И, к тому же, они были чистейшей религией.
Сначала, не испытывая никаких чувств, знакомых обыкновенному
человеку, вы мягко и восприимчиво касались сознания ваших друзей. Там было
место для вас, и вы были желанным гостем. Медленно, по мере того, как
распространялось ощущение мира, вы приближались к центру, этому совершенно
не поддающемуся описанию месту в пространстве-времени, представлявшему
собой синтез интеллигентных, живых умов. Только по аналогии можно
представить это место.
Это полусон. Это похоже на тот момент, когда сознание уже вернулось,
чтобы вы могли понять, что еще не проснулись, и можете насладиться
спокойным расслаблением дремоты. Если бы вы могли оставаться в сознании во
время сна - это возможно было бы похоже.
В этом не было ничего наркотического. Шестое чувство, достигшее столь
высокой отметки, что оно смешивается и отталкивается от других чувств.
Каждый Болди вносит что-то свое. Сначала беды и беспокойства,
эмоциональные неуравновешенности и тревоги - все это бросается в Круг,
просматривается и растворяется в кристально-чистой воде единства. Потом
очищенные и укрепленные Болди приближаются к центру, где мысли сливаются в
единую симфонию. Оттенки цвета, ощущаемые одним из членов общества,
оттенки звука, света и чувства - все они отдельными нежными нотами входили
в оркестровку. И каждая нота объемна, поскольку она несет личную
индивидуальную реакцию каждого Болди на воздействия.
Здесь женщина вспоминает чувственную мягкость бархата на своей
ладони, с соответствующим ментальным толчком. Мужчина приносит сюда
кристально-острое удовольствие решения сложного математического уравнения
- интеллектуальный противовес низшему ощущению бархата. Шаг за шагом
выстраивалась связь, пока не возникало ощущение единого мозга, работающего
в полном согласии, гармонии, без единой фальшивой ноты.
Тогда начинал выстраиваться единый разум. Он начинал думать. Это был
психический коллоид, по сути - интеллектуальный гигант, силу и разум
которому придавали эмоции, чувства и желания каждого человека.
Потом в это прозрачное единство ворвалась мысль-сообщение, которая на
миг заставила сознания слиться вместе в финальном отчаянном объятии, где
смешались страх, надежда и дружественность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32