До дома Линн оставался еще один квартал, кровь стучала у нее в висках. Через минуту-другую они должны будут сказать мальчикам, что Хэзер мертва.
– Пожалуйста, остановись, – сказала она. Дэвид послушно остановил «бронко» у края дороги и выключил зажигание. Он зажег задние фары, хотя машин на дороге не было.
Она нашла в сумочке платок и высморкалась.
– Я не знаю, как сообщить близнецам, – сказала она.
– Они все знают. Они знают, что, когда мы придем, респиратор будет уже отключен и что она… что все будет кончено.
– Она действительно мертва?
Дэвид кивнул, и Шон сама ужаснулась той ненависти, какую она к нему испытывала и посмотрела на него пустыми глазами.
– Хорошо еще, что я не отсутствовала полных три недели, ты бы успел потерять их всех, – сказала она.
Он опустил глаза слишком быстро, чтобы она могла увидеть, какую причинила ему боль. Шон могла бы сказать вещи и похуже, если эта не сработает. Ей хотелось говорить дерзости. Она посмотрела в переднее стекло.
– Я хочу видеть моих сыновей.
Он завел машину, и они проехали оставшийся квартал в молчании.
Мальчики в одночасье утратили свою самонадеянность и дерзость, свойственную их возрасту. Увидев ее, они стали называть ее «мамочка». Они не плакали при ней, но бледность и припухлость щек выдавала их.
Когда они уходили, Лини отвела ее в сторону.
– Шон, Дэвид меня очень беспокоит, – сказала она. Ее волосы, такие же светло-каштановые, как у Дэвида, были собраны в хвост, на ней был спортивный костюм и кроссовки. – Он замкнулся в себе. Он так тяжело это переживает. Винит себя… считает, что все случившееся – это его вина.
– Чья же это еще вина, как не его? Линн охватила тревога.
– Это был несчастный случай, Шон, ради Бога… Шон повернулась, чтобы уйти.
– Я хочу забрать Кейта и Джейми домой. Линн схватила ее за руку.
– Ты не можешь так думать. Я испытывала бы то же самое, я знаю. Но, дорогая, Дэвид был готов ради Хэзер на все. Ты это знаешь. В глубине души ты знаешь это, Шон, разве не так?
Двое чиновников из комитета по защите прав ребенка пришли вечером к ним домой поговорить с Дэвидом. Он принял их в кабинете, закрыв за ними дверь. Она хотела, чтобы они признали его виновным, чтобы забрали его для наказания. Но они ушли со скорбным видом. И выразили ей свои соболезнования.
В этот вечер, когда она укладывала мальчиков, Дэвид был на работе. Он ничего не сказал ей перед уходом, и это ее обрадовало. Ей не о чем было с ним разговаривать.
Она сидела на краю постели Кейта, гладя его руку через простыню.
– Вы понимаете, что произошло? – спросила она. – Хотите задать какие-нибудь вопросы?
Минуту они молчали. Потом Джейми спросил:
– Где она сейчас?
– Она в больнице. Ее продержат там до похорон. – Это было не совсем так. Хэзер отвезли в морг, но Шон не хотела говорить это мальчикам.
– Нет, я не имею в виду ее тело, – сказал Джейми. – Я спрашиваю о ее душе.
У Шон не было ответа на этот вопрос. Она не решила его для себя и теперь жалела об этом. Хэзер должна где-то быть. Ивен знал, что ответить. Что-то насчет небес. Она не верила в небеса, но в этом ответе было что-то утешительное. Сейчас она нуждалась в И вене. Пройдут еще долгие две недели, прежде чем она сможет поговорить с ним.
– Я не знаю, Джейми. – Она покачала головой. – Я просто не знаю.
Шон посмотрела на Кейта. При свете уличного фонаря она смогла разглядеть синяк у него на щеке.
– Откуда это у тебя, малыш? – Она легонько дотронулась до него кончиком пальца.
– Папа меня ударил, – сказал он.
– Что?
Кейт заплакал. Он показался ей вдруг очень маленьким. Кейт перебрался из-под простыни к ней на колени. Он старался прижаться к ней всем телом, вздрагивая от рыданий. Под пальцами Шон колыхались его тонкие, гибкие ребра, и острое чувство жалости охватило ее. Она должна защитить мальчиков.
Джейми сел на своей постели.
– Папа стукнул его за то, что он плакал, – сказал он.
Шон судорожно сжала рукой рот. Что здесь происходило? Стоило ей на секунду отвернуться, и семья, которую она знала, исчезла, превратившись в разрозненную группу людей.
Джейми проснулся около полуночи, о плакал, ловя ртом воздух после увиденного во сне кошмара. Когда он успокоился, проснулся Кейт. Он попытался добраться до уборной, но дошел только до коврика в гостиной. Шон проводила его в туалет, прежде чем он успел помочиться еще раз. Она сидела на краю ванны, наблюдая за ним. Полосатые штаны пижамы были ему велики, его лопатки, как острые лезвия, проступали сквозь тонкую кожу спины. Она осмотрела круглый голубой синяк у него на щеке, задумавшись над тем, какой частью своей большой руки ударил его Дэвид.
К тому времени как Дэвид вернулся, она уложила обоих мальчиков в постель, коврик – в стиральную машину.
– Почему ты не спишь? – спросил он. Мальчики в порядке?
– Они в порядке, – сказала она, проходя мимо него в спальню. – Лучше не бывает.
Он лег в постель только через час, но Шон еще не спала. Она молчала, пока он раздевался и устраивался на своей половине постели. Он лежал на боку.
– Шон, мне очень жаль, – сказал он тихо. – Я знаю, что допустил много ошибок, я не знал, что мне делать. Вчера вечером я думал, что, когда ты вернешься, все будет в порядке. Но все оказалось не так. Совсем не так.
Она смотрела в потолок.
– Кейт сказал, что ты ударил его.
– Да, я… это была ошибка.
– Тебе не кажется, что вчера ты превысил допустимую меру ошибок?
Он ничего больше не сказал. Встал с кровати, натянул одежду и вышел из комнаты. Она услышала, как дверь соседней комнаты – комнаты Хэзер – открылась и закрылась. Услышала знакомый скрип пружин матраса.
После этой ночи муж отдалился от нее. По утрам его голос будил ее по радио, рассказывая о том, где особенно перегружена трасса, каких маршрутов следует избегать. Она лежала в постели, изнуренная после ночных хлопот с детьми, и прислушивалась, стараясь уловить хотя бы малейшее изменение в его голосе. Он был точно такой же, как всегда. Тот же ритм, та же тональность; само звучание его голоса говорило: я-помогу-вам-выбраться, вы-можете-положиться-на-ме-ня – то, за что любили его радиослушатели.
Голос звучал точно так же даже в день похорон, равно как и на следующий день. Может быть, его голос изолировал от боли его самого? Шон стояла рядом с мальчиками на краю могилы Хэзер, потея в потоке горячего ветра, окруженная соседями и друзьями. Линн со своим мужем и сыном, заплаканная учительница из подготовительной школы… Дэвид сказал, что ему нехорошо. Он ждал в машине с включенным кондиционером, пока маленький гроб не опустился в землю. Шон старалась не встречаться глазами с Линн. Она держала руки на плечах сыновей, как будто боялась, что они могут ускользнуть от нее.
Ей пришлось все делать самой. Это ей пришлось обзванивать родных и друзей, чтобы оповестить их о случившемся; это ей пришлось заниматься приготовлениями к похоронам. Она была одна с мальчиками ночью и днем. Люди говорили ей, какая она сильная. Она не была сильной. Она была покорной. Просто делала то, что должно быть сделано. Какой у нее был выбор? Дэвид просто отсутствовал в любом отношении, хотя трудно сказать, отдалился он сам или она его оттолкнула. Как бы то ни было, между ними установился непреодолимый барьер.
Однажды она поймала себя на мысли о ружье. Она завладела Шон, стала навязчивой идеей. Мысль о том, что в доме есть ружье, была ее единственным утешением. Если бы не мальчики, можно было бы застрелить Дэвида и себя. Шон находила какое-то мрачное удовлетворение, представляя себе, как пуля пронзает сердце Дэвида, хотя иногда ей приходило в голову, что это будет слишком легкая смерть; он заслуживал более жестокого наказания.
Тика родилась через две недели после похорон. Сэм, смотритель питомника, позвал Шон.
– Анни сегодня утром родила тройню, – сказал он. – И она отказывается кормить одного детеныша.
Шон позвонила Линн и попросила взять мальчиков к себе – она не могла оставить их с Дэвидом, – собрала вещи: зубную щетку, несколько смен белья – и переехала жить в кабинет Ивена. Он был еще в Перу. Она могла спать на его диване, имея возможность всегда прийти детенышу на помощь.
Она и Ивен дошли до буквы «X» в порядке алфавитного крещения новорожденных медных эльфов, но Шон не могла заставить себя думать об именах, начинающихся с этой буквы. Она вздохнула с облегчением, когда ей пришло в голову имя Тика. Пускай Ивен сам подыскивает имена для двух ее братьев.
Она проснулась среди ночи – это была вторая ночь, проведенная ею в питомнике, – и увидела перед собой Ивена. Он сидел рядом с ней на диване, скрестив босые ноги.
– Мне так жаль, – сказал он.
Она села, прижалась к нему, заставила его обнять себя. Впервые за это время она почувствовала себя защищенной.
– Я позвонил тебе домой, как только прилетел сегодня ночью, и Дэвид рассказал мне, что случилось. Я пообещал зайти к вам утром. И вот я здесь. Я так хотел увидеть тебя, узнать, как ты…
Она дала волю слезам, зная, что сдерживала их до поры, пока не почувствует себя в безопасности, пока не появится кто-то более сильный, чем она, кто не согнется под ношей ее горя. Он долго обнимал ее, не говоря ни слова, ощущая ее спину под майкой, гладя ее волосы.
– Как это случилось? – спросил он.
Она все подробно ему рассказала, замечая, как углубляются морщины у него на лбу.
– Дэвиду сейчас не позавидуешь, – сказал он. Шон отпрянула от него.
– Как все торопятся сочувствовать Дэвиду. Человек берется за очень простое дело – посидеть с четырехлетней девочкой на берегу, и он топит ее. Он утопил ее среди бела дня.
– Тс-с. Успокойся. – Он снова обнял ее и усадил к спинке дивана. – Это не выглядело так серьезно, когда ты разговаривала с ним по телефону из Икитоса.
– Он лгал мне.
– Чтобы защитить тебя.
– Ты придаешь слишком много веры его словам.
– Вы двое нуждаетесь друг в друге – и теперь больше, чем когда-либо.
– Боже, я презираю его. Ивен вздохнул.
– Шон, опомнись, ваш брак с Дэвидом – лучший из всех, какие я знаю. Не позволяй этому несчастью разрушить его.
Она молчала, и он снова заговорил:
– Знаешь, о чем я вспомнил, когда ехал сюда?
– О чем?
– Как ты вышла на сцену для получения награды от Зоологического общества, перед телекамерами и всей зоологической элитой, и в это время Хэзер закричала из зала: «Мама, вернись сейчас же! Мне нужно по-маленькому».
Шон улыбнулась, уткнувшись ему в плечо. Никто не говорил с ней о Хэзер. Казалось, все уже забыли ее.
– Как трудно поверить, что ее нет, – продолжал Ивен. – Она была такой живой малышкой. – Он сжал плечи Шон. – Мой любимый маленький примат…
– Ивен… Я хочу, чтобы она вернулась.
– Я знаю.
– Я все время пытаюсь себе представить, каково ей было умирать. Как ей, наверное, было страшно.
Он сказал после минутного колебания.
– Я слышал, что тонуть не так страшно, как может показаться. В первый момент человека охватывает паника, но она скоро проходит, и тогда… смерть наступает плавно.
– Если бы не мальчики, я сама хотела бы умереть такой смертью.
Она почувствовала, как напряглось его тело.
– Не смей даже думать об этом.
– Я не могу думать ни о чем другом.
– Дэвид знает, что ты чувствуешь?
– Дэвид как лед. Он не разговаривал со мной. Он не дотрагивался до меня. Может быть, это оттого, что я не выношу его вида. Я чувствую себя менее одинокой здесь, с эльфами, чем дома.
Ивен отпустил ее плечо и встал. Он начал расстегивать рубашку, и она посмотрела на него снизу вверх, желая понять, прочел ли он в ее глазах облегчение от того, что она больше не испытывает угрызений совести. Она откинулась на диван и стала ждать его.
Они занимались любовью, и она снова почувствовала себя в безопасности. Но потом, когда Шон ощутила его слезы на своем плече, она не знала, были ли это слезы по Хэзер или слезы раскаяния.
11
Шон сразу нашла телефон в аэропорту Икитоса, но номер Линн не отвечал, хотя она набрала его дважды. Времени больше не было: Тэсс уже подготовила документы, необходимые для того, чтобы таможенники пропустили их причудливый багаж: разборные ловушки Шон и Ивена, дробовик и мачете Тэсс и прочие необычные вещи. Снаружи какие-то люди предлагали подвезти их в колясках, прикрепленных к рамам мотоциклов наподобие тех, что возят рикши. Тэсс уверенно провела их мимо и усадила в такси, похожее на старый железнодорожный вагон. В такси пахло прокисшим пивом.
Шон пришлось прикрыть глаза, защищая их от солнца, отражавшегося от белых стен встречавшихся по пути зданий. Она попробует дозвониться из зоопарка Чала, куда они заедут за подсадной обезьянкой.
– Какое чудо, – воскликнула Робин, глядя сквозь грязное стекло. – Посмотрите на этот гибискус.
– Malvaceae, – сказала Мег. Тэсс выглядела удивленной.
– Ты кое-чему научилась, – обернулась она к своей подруге.
– У меня был неплохой учитель. – Мег улыбалась, глядя в окно.
– Джакаранды здесь еще цветут, Шон. – Дэвид обернулся с переднего сиденья, чтобы сказать ей это.
Шон кивнула, не глядя. Она не хотела смотреть на гниющие отбросы и на детей в лохмотьях, стоявших на всех углах. С мальчиками все в порядке. С Линн они в безопасности. Но в последнее время с ними так трудно стало находить общий язык. Понимает ли Линн, как осторожно следует с ними обращаться, какие они хрупкие. Какие они еще, в сущности, дети.
– Мы пообедаем на Плаца де Армас, – объявила Тэсс, посмотрев на часы. – Мой друг Мануэль встретит нас там со своим грузовиком и постережет наши вещи, пока мы поедим и закупим продукты.
Стало немного суше, но жара не спадала, и в воздухе стоял все тот же едкий запах. Гербициды и копоть от горящих деревьев – неизбежное зловоние города, отвоевывающего себе пространство у джунглей. Они вышли из такси перед церковью. С другой стороны улицы им махал рукой человек, сидевший в ржавом грузовике без крыльев и с привязанными веревкой дверцами. Тэсс крикнула ему что-то по-испански, и он улыбнулся, обнаружив ряд великолепных белых зубов на худощавом темном лице. В следующую секунду он уже помогал им загружать багаж в кузов своего грузовика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45