Он словно подкрутил внутри себя некий фитиль, как в керосиновой лампе. Глаза его смотрели вперед, ум освободился, а тело работало, как ручное животное, следуя само по себе.Он даже не догадывался, что сейчас поступил в точности как перевертыш, который, выпустив жучка из головы, отправляется в путешествие. Но все равно это было не то же самое — какой перевертыш смог бы покинуть свое тело на бегу, да еще с ремнем вокруг шеи?Теперь он без труда проник в тело Меры, отыскал царапины, залечил порезы, прогнал боль из ног и резь из бока. Элвин исцелил его ступни и нарастил на пятках кожу, что было не так уж и трудно. Затем Элвин ощутил, что тело Меры жаждет воздуха, что оно жаждет дышать глубже, быстрее, поэтому Эл незамедлительно проник в его легкие и прочистил их, открыв в самых глубоких местах. Теперь, когда Мера вдыхал воздух, тело извлекало из каждого вздоха куда больше пользы, словно мокрую тряпку выжимало досуха. Эл сам толком не понял, что такое он сотворил, — знал только то, что поступил правильно, потому что боль в теле Меры начала ослабевать, юноша уже не так уставал, уже не задыхался.Вернувшись обратно в свое тело, Эл обнаружил, что, пока он помогал Мере, его ноги не наступили ни на один сучок, его грудь не поранилась ни об одну ветку, которую отодвинул бегущий впереди него краснокожий. Однако теперь он снова начал спотыкаться и натыкаться на сучья. Сперва он решил, что это происходило и раньше, просто он не замечал этого, потому что не обращал внимания на собственное тело. Но, почти поверив в это, он вдруг заметил, что звук окружающего его мира также изменился. Теперь он слышал лишь дыхание, топот собственных ног по земле и шуршание опавших листьев. Периодически чирикала какая-то птичка, жужжали мухи. Ничего особенного, но Эл неожиданно вспомнил, что до той секунды, как он вернулся назад в тело, его сопровождала какая-то призрачная музыка… зеленая музыка. Чушь какая-то. Музыка не может иметь цвета, откуда у нее цвет? Поэтому Эл выбросил эти мысли из головы, постаравшись забыть о всяких глупостях. Однако его неотвязно преследовало неосознанное желание услышать эту музыку вновь. Услышать, увидеть, почуять — он жаждал, чтобы она вернулась.И еще. Прежде его тело находилось в не менее плачевном состоянии, чем тело Меры. Элвин сам еле держался на грани усталости, когда решил помочь Мере. Но сейчас все было в порядке, тело чувствовало себя прекрасно, он глубоко и ровно дышал, его руки и ноги работали так, словно он мог бежать еще вечность: он жил движением, как дерево — покоем. Может быть, излечив Меру, он каким-то образом излечил и себя? Это предположение он сразу отмел, потому что всегда точно знал, что делал, а что — нет. Нет, его тело ожило по какой-то другой причине, и частью этой причины явилась зеленая музыка. Или, наоборот, музыка возникла, когда вернулись силы. В общем, музыка и восстановление сил каким-то образом были связаны. Насколько мог предположить Эл.Краснокожие ни разу не остановились, поэтому Элвину и Мере не довелось перекинуться ни словом до тех пор, пока не наступила ночь и они не выбежали к какой-то деревушке на изгибе темной глубокой реки. Такумсе провел их в середину деревни, где и оставил. Река притаилась сразу за склоном, может, в сотне ярдов поросшей травой земли.— Как ты думаешь, мы успеем добежать до реки, прежде чем нас схватят? — шепотом спросил Мера.— Вряд ли, — ответил Эл. — Кроме того, я не умею плавать. Папа даже не подпускал меня к воде.Внезапно из хижин шумной толпой вывалили краснокожие женщины и дети. Они стали тыкать в двух обнаженных юношей пальцами, смеяться и бросаться грязью. Сначала Эл и Мера пытались уклоняться от комков, но их ужимки вызывали только больший хохот. Дети принялись бегать кругами, бросая грязь со всех сторон и стараясь попасть либо в лицо, либо в пах. В конце концов Мера снова опустился на траву и упер голову в колени — пускай себе бросаются сколько захотят. Эл поступил точно так же. Вдруг рядом раздался чей-то сердитый, лающий голос, и комки грязи разом перестали лететь. Эл поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть спину уходящего Такумсе. Теперь рядом с пленниками встали двое его воинов, которые должны были следить, чтобы подобного не повторилось.— Столько я в жизни не бегал, — прошептал Мера.— Я тоже, — кивнул Эл.— Сначала я было подумал, что умру на месте, так я устал, — продолжал Мера. — Но потом открылось второе дыхание. Я даже не думал, что оно у меня имеется.Эл ничего не ответил.— Или, может, это ты постарался?— Может, — пожал плечами Эл.— Я и не знал, что ты это умеешь, Элвин.— Я тоже, — сказал Эл, и это была чистейшей воды правда.— Когда мне на пальцы опустился резак, я уж решил, что все, мои рабочие деньки сочтены.— Радуйся, что нас не попробовали утопить.— Опять ты и эта вода, — нахмурился Мера. — Что ж, я рад, что ты сделал то, что сделал, Эл. Хотя, должен сказать, лучше бы ты не подставлял вождю подножку, когда он захотел побороться со мной.— Почему? — удивился Эл. — Я не хотел, чтобы он побил тебя…— Ты не знал, Элвин, поэтому не вини себя. Но боремся мы в шутку, а вовсе не затем, чтобы причинить кому-нибудь боль. Это нечто вроде испытания. Испытания мужества, быстроты и прочего. Если б он победил меня, я, сражаясь честно, снискал бы его уважение, если б я его побил в честном бою, то опять-таки заслужил бы уважение. Это Армор мне рассказал. Краснокожие постоянно борются друг с другом.Элвин немного поразмыслил над сказанным.— Значит, уронив его, я поступил плохо?— Не знаю. Это зависит от того, как они поняли происшедшее. Может быть, они решат, что это Бог таким образом изъявляет свою волю, приняв нашу сторону.— Они что, верят в Бога?— У них ведь есть Пророк. Как в Библии. Во всяком случае я надеюсь, они не сочтут меня трусом и обманщиком. Иначе мне придется худо.— Тогда я скажу им, что это сделал я, — возразил Эл.— Не смей, — запретил Мера. — Нас спасло именно то, что они не поняли твоих проделок с ножами, тесаками и прочим. Если б они узнали, что это сделал ты, Эл, они бы мигом раскроили тебе голову, а потом поступили бы со мной так, как им вздумается. Тебя спасло только то, что они не знали, кто все это творит.Затем они поговорили о том, как мама и папа, должно быть, беспокоятся сейчас. Мама, наверное, страшно злится или, наоборот, слишком волнуется, чтобы напуститься с руганью на папу. Даже если лошади не вернулись домой, наверняка поиски мальчиков уже начались, потому что они не приехали к ужину к Пичи, и те, конечно, сразу забили тревогу.— Там сейчас, наверное, только и разговоров, что о войне с краснокожими, — сказал Мера. — С Карфагена последнее время понаехало много поселенцев, а у них масса причин ненавидеть Такумсе, который угнал весь ихний скот.— Но Такумсе ведь нас спас, — не понял Элвин.— Похоже на то. Но заметь, он не отвел нас домой и даже не спросил, откуда мы. И с чего это он вдруг забрел на ту поляну, если сам не принимал участия в похищении? Нет, Эл, я понятия не имею, что происходит, но Такумсе нас не спасал, или же он спас нас, руководствуясь собственными причинами, поэтому я не особенно доверяю ему. Кроме того, мне несколько не нравится сидеть посреди деревни краснокожих в чем мать родила.— Мне тоже. А еще я голоден.Однако прошло совсем немного времени, как Такумсе снова объявился возле пленников. В руках он держал горшок с кукурузной кашей. Зрелище было презабавное — высокий краснокожий с манерами настоящего короля вышагивает с горшком каши в руках, как обычная женщина. Впрочем, присмотревшись, Эл вдруг понял, что даже обыкновенный горшок Такумсе несет с царской грацией.Он поставил кашу перед Элом и Мерой, затем снял две вышитые набедренные повязки, которые висели у него на шее.— Одевайтесь, — приказал он и вручил каждому из братьев по повязке.Ни один из юношей прежде не носил набедренной повязки, поэтому они беспомощно вертели куски шкур в руках. Такумсе стоял рядом и ждал, держа в руках ремни из оленьей кожи, которые должны были поддерживать повязки. Наконец Такумсе посмеялся над их смущением и поднял Эла на ноги. Элвина он одел сам, и Мера, глядя на него, повязал на свои бедра повязку. Конечно, подобная одежда не совсем пришлась им по нраву, но это всяко лучше, чем бегать голышом.Затем Такумсе опустился на траву, поставив рядом горшок, и показал, как следует есть кашу — опускаешь руку в горшок, захватываешь пригоршню тягучей, желеобразной массы и переправляешь в открытый рот. Каша оказалась настолько безвкусной, что Элвину захотелось тут же выплюнуть ее. Мера понял его намерение и приказал:— Ешь.Элвин безропотно повиновался и, проглотив первую порцию, внезапно ощутил, что живот умоляет о добавке. Труднее всего было заставить горло взять на себя работу по переправке каши в желудок.Когда горшок выскребли досуха, Такумсе отставил его в сторону. Несколько секунд он молча смотрел на Меру.— Каким образом тебе удалось заставить меня упасть, бледнолицый трус? — наконец спросил он.Эл собрался было все объяснить, но Мера опередил его:— Я не трус, вождь Такумсе, и, если ты согласишься бороться со мной сейчас, все будет честь по чести.— Теперь ты хочешь унизить меня в глазах женщин и детей? — мрачно улыбнулся Такумсе.— Это сделал я, — встрял Элвин.Такумсе медленно повернул голову, улыбка по-прежнему играла у него на губах, но была уже не столь мрачной.— Очень маленький мальчик, — сказал он. — Бесполезное дитя. Ты способен раздвинуть землю у меня под ногами?— У меня такой дар, — пожал плечами Элвин. — Я решил, что ты собираешься избить его.— Я видел тесак, — продолжал Такумсе. — На нем следы пальцев. Вот такие. — Он провел в воздухе извилистую черту, показывая, какой след оставили пальцы Меры на лезвии тесака. — Это тоже ты сделал?— Нельзя рубить человеку пальцы.Такумсе громко расхохотался.— Замечательно! — воскликнул он и придвинулся поближе. — Дар белого человека оставляет за собой шум, очень громкий шум. Но ты делаешь все очень тихо, и никто не видит.Элвин не понял, что имеет в виду Такумсе.Молчание прервал Мера.— Как ты собираешься с нами дальше поступать, вождь Такумсе? — недрогнувшим голосом поинтересовался он.— Завтра мы снова пустимся в путь, — ответил тот.— А почему бы тебе не отпустить нас домой? По лесам сейчас бродит по меньшей мере сотня соседских фермеров, злых, как осы. Могут случиться большие неприятности, если ты не позволишь нам вернуться домой.Такумсе покачал головой:— Мой брат хочет увидеться с вами.Мера взглянул на Элвина, потом снова на Такумсе.— Ты говоришь о Пророке?— О Тенскватаве, — кивнул Такумсе.На лице Меры отразилось неприкрытое отвращение:— Он четыре года строил свой город, и никто не причинил ему ни малейшего зла, четыре года бледнолицые и краснокожие мирно уживались друг с другом, и теперь Пророк вдруг занялся пытками и истязаниями…Такумсе громко хлопнул в ладоши. Мера тут же примолк.— Вас схватили чоктавы! Чоктавы пытались убить вас! Мои люди убивают только тогда, когда защищают свои земли и семьи от белых воров и убийц. А люди Тенскватавы не убивают вообще.Элвин впервые слышал, что между людьми Такумсе и паствой Пророка имеются какие-то различия.— Тогда как ты узнал, где мы находимся? — подозрительно осведомился Мера. — Откуда ты знал, где нас искать?— Тенскватава видел вас, — ответил Такумсе. — Он приказал мне поторопиться, спасти вас из рук чоктавов и привести к Мизогану.Мера, который был знаком с картами Армора лучше, чем Элвин, сразу узнал название.— Это большое озеро, там еще форт Чикаго.— Мы не пойдем в форт Чикаго, — сказал Такумсе. — Мы пойдем в святое место.— В церковь? — удивился Элвин.Такумсе лишь рассмеялся:— Вы, бледнолицые, строя святое место, возводите стены, оставляя землю снаружи. Ваш бог ничто и нигде, поэтому вы строите церкви, внутри которых нет ничего живого, церкви, которые могут стоять где угодно. Они все равно ничто и нигде.— Что же тогда святое место? — поинтересовался Элвин.— Это место, где краснокожий говорит с землей и где земля отвечает ему. — Такумсе усмехнулся. — А теперь спите. Мы выйдем, еще солнце не успеет встать.— Ночью, наверное, будет холодно, — предположил Мера.— Женщины принесут вам одеяла. Воинам они не нужны. Сейчас лето. — Такумсе сделал пару шагов, как бы уходя, но потом снова повернулся к Элвину. — Виу-Моксики бежал следом за тобой, бледнолицый мальчик. Он видел, что ты делал. Не пытайся врать Тенскватаве. Он сразу различит твою ложь.И вождь оставил их.— Что он хотел сказать? — спросил Мера.— Кабы я знал, — помотал головой Элвин. — Но, по-моему, у меня неприятности. Мне придется говорить правду, тогда как я сам ничего не понимаю.Вскоре принесли одеяла. Эл прижался к своему старшему брату, скорее ища поддержки, нежели тепла. Он и Мера еще немножко пошептались, пытаясь разгадать намерения Такумсе. Если Такумсе не был замешан в похищении, зачем же тогда чоктавы вырезали на седлах его имя и имя Пророка? А если чоктавы намеревались оболгать вождя, зачем Такумсе ведет пленников к озеру Мизоган, вместо того чтобы отпустить их с миром домой? Похоже, грядущую войну будет нелегко остановить.В конце концов братья замолкли. Весь день им пришлось бежать без остановки, а перед этим они убрали с дороги огромное дерево. Сказалось и волнение, которое они пережили, когда поняли, что чоктавы собираются подвергнуть их пыткам. Мера начал тихонько похрапывать. Да и сам Элвин постепенно засыпал. Однако стоило ему смежить веки, как он снова услышал зеленую музыку, услышал или увидел — в общем, каким-то образом понял, что она вернулась. Но прислушаться к ней он не успел — дрема унесла его. Сон его был крепким и мирным. Легкий прохладный ветерок, дующий с реки, одеяло и тепло тела брата, согревающие Элвина, ночные крики животных, плач проголодавшегося младенца из стоящей неподалеку хижины — все эти звуки были частью зеленой музыки, струившейся у него в голове. Глава 8ПРИХВОСТЕНЬ КРАСНОКОЖИХ Тридцать белых поселенцев собрались на полянке. На их лицах отражалась мрачная ярость, их ноги устало ныли после долгого похода по лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46