смеситель с термостатом для ванной 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И после того, хотя усталость все еще чувствовалась, Ренделл знал, что не сможет расстаться с этой девушкой, хотя и был с ней практически все утро. Они распрощались у гостиницы “Виктория”, но даже теперь, приехав к собственному отелю, Ренделл чувствовал мягкость ее губ на собственных.
Машина свернула влево, а минуту спустя, пожелав Тео спокойной ночи, Ренделл уже стоял на тротуаре перед “Амстель”.
Уже собравшись направиться к входу, Ренделл услышал, как кто-то зовет его по имени. Он остановился и повернулся к мужчине, спешащему к нему из теней, окружавших площадку для парковки.
— Мистер Ренделл! — во второй раз позвал мужчина. — Минуточку, пожалуйста!
Спешивший мужчина теперь был освещен гостиничными огнями.
Седрик Пламмер.
Скорее рассерженный, чем удивленный, Ренделл собрался уж было отвернуться, но Пламмер схватил его за руку.
Ренделл отдернул руку.
— Идите к черту, — сказал он. — Нам не о чем разговаривать.
— Дело не во мне, — настаивал англичанин. — Я вовсе не желал беспокоить вас. Меня послал некто другой — некто весьма важный — который желает встретиться с вами.
Ренделл не собирался поддаваться.
— Простите, Пламмер. Не думаю, чтобы я интересовался встречей с вашим знакомым.
Он уже направился к каменным ступеням, но Пламмер не отставал.
— Мистер Ренделл, погодите. Послушайте… Это домине Мартин де Фроом… Это он послал меня.
Ренделл развернулся на месте.
— Де Фроом? — глянул он с подозрением на журналиста. — Де Фроом выслал вас найти меня?
— Абсолютно верно, — кивнул тот.
— Как я могу знать, что это не какой-нибудь грязный трюк в игре, которую вы ведете?
— Нет тут никакого трюка, клянусь. Зачем мне лгать? Что я с этого получу?
Ренделл разрывался между недоверием и желанием поверить.
— И зачем де Фроом хочет встретиться со мной?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Я так и знал, что не имеете, — сардонически заметил Ренделл. — И зачем де Фроому использовать вас, иностранного журналиста, в качестве собственного Фигаро? Ведь он же мог просто поднять телефонную трубку и позвонить мне.
Хотя и сбитый с толку вопросом Ренделла, Пламмер не растерялся с ответом:
— Потому что он все делает не прямо, а косвенно, чтобы никто не догадался. Он весьма осторожен во всех личных контактах. Человек, находящийся в его положении, должен быть осторожным. У него нет возможности звонить вам, опять же, он вовсе не желает того, чтобы вас увидели вместе где-то на людях. Если бы вы знали домине де Фроома чуточку получше, вы бы понимали его поведение.
— А вы его знаете?
— Довольно-таки хорошо, мистер Ренделл. Я горжусь тем, что называю его своим другом.
Ренделл вспомнил сенсационное интервью Пламмера, взятое им у де Фроома для газеты “Лондон Дейли Курьер”. Это было совершенно эксклюзивное пространное интервью, явно полученное из первых рук. Нечто заставляло Ренделла верить заявлению Пламмера о его дружбе с голландским священником.
Ренделл начал обдумывать встречу с де Фроомом. В ней должно было быть множество ловушек, способных свести на нет все возможные выгоды. И в то же время, нечто подталкивало Ренделла. Единственная тень, падающая на его собственное будущее и успех Воскрешения Два, была тень загадочного де Фроома. Не часто случается, чтобы у кого-нибудь появился шанс встретиться с врагом, отбрасывающим эту тень. А, такой возможности невозможно было сопротивляться. Домине де Фроом был крупной добычей, крупнейшей.
Ренделл глядел на озабоченного журналиста.
— Когда де Фроом желает меня видеть? — спросил он.
— Сейчас, немедленно, если это не противоречит вашим планам.
— Должно быть, дело срочное, раз он пожелал встреться со мной в столь поздний час.
— Не знаю, насколько это срочно. Но я знаю, что он по натуре своей “сова”.
— Где он?
— В своем офисе в Вестеркерк.
— Ладно, давайте узнаем, чего хочет ваш великий человек.
Через несколько минут они уже катили в пятилетней давности “ягуаре-купе” Пламмера вдоль темного Принсенграхт — Канала Прицев — что змеился по западному периметру центральной части Амстердама и Дам. Устроившись на низком сидении спортивного автомобиля, Ренделл изучал профиль Пламмера — редеющие волосы, маленькие глаза, банальные черты лица, оживляемые только лишь помазком бороды — размышлял над тем, насколько близок британский журналист был к могущественному лидеру религиозного радикализма.
— Пламмер… Мне все же весьма интересно знать относительно вас и де Фроома… Вы назвали его своим другом…
— Верно, — Пламмер не отрывал глаз от дороги.
— Какого плана другом? Вы что, пропагандируете его в прессе, а он вам за это платит? Или же вы работаете на его реформаторское движение? А может вы попросту один из его множества шпиков?
Перегруженные кольцами пальцы Пламмера оторвались от рулевого колеса и несколько раз взмахнули в оскорбленном жесте, совершенно женском.
— Боже мой, нет, дорогой мой приятель, ничего столь мелодраматичного. Говоря совершенно искренне, должен заявить, что у нас с домине имеется общий интерес, мы сошлись в этом — а конкретно, эта ваша Новая Библия, скрываемая за стенами гранд-отеля “Краснапольски”. У нас обоих имеются различные причины узнать, что мы сможем сделать с ней до того, как ваш доктор Дейчхардт выдавит ее по каплям широким массам. Я понял, что смогу помочь домине де Фроому в этом плане, обходными путями, выдавая ему те крохи информации, которые всегда сможет добыть журналист. В ответ же я ожидаю, что домине де Фроом поможет мне в одном крупном деле — а именно, дав мне эксклюзивное интервью, которое я смогу опубликовать во всем мире еще до вашего заявления. — Он одарил Ренделла ухмылкой на все тридцать два зуба. — Прости, старина, если это тебя болезненно уколет, но c’est la guerre <Это война (франц.)>.
Ренделл скорее позабавлен, чем озабочен откровенностью своего опонента.
— То есть, вы уверены, что ваш приятель де Фроом сможет гарнировать наши головы на блюде для вас, не так ли?
Пламмер снова ухмыльнулся.
— Уверен.
— Ну ладно, во всяком случае вы нас честно предупреждаете.
— Спортивные площадки Итона и все такое… — Следующие слова прозвучали уже без усмешки. — Что бы вы обо мне не думали, мистер Ренделл, но я джентльмен. Равно как и домине де Фроом.
— Ну да, де Фроом, — сказал Ренделл. — Я знаю о нем очень мало. Кто он официально? Глава Голландской Реформированной Церкви?
— У Nederlands Hervormd Kerk — Голландской Реформированной Церкви нет официальной главы. Четыре — пять миллионов протестантов, объединенных в 1466 приходов в одиннадцати провинциях, выбирают пятьдесят четыре представителя — священников и старейшин — в синод. Можно сказать, что синод возглавляет Голландскую церковь, но в настоящее время это не так. Члены синода — это свидетели, а не епископы. Домине де Фроом часто говорит, что синод является не начальствующим органом, а скорее разумом церкви. Здешняя церковь весьма общинно-центрированная, а для англичанина или американца чуть ли не анархическая. Домине был избран церковным советом, чтобы возглавлять поместную церковь, одну из самых главных в Голландии, это правда, но, тем не менее, только лишь одну. Он часто говорил мне, что он не обладает какой-то особой властью даже в этой своей церкви. Его личная власть является производной от его собственной личности. Его единственные обязанности заключаются в том, чтобы хорошо говорить и хорошо слушать, но никогда не следует забывать, что его церковь — это воистину народная церковь. Я упомянул это все для того, чтобы вы могли лучше понять человека, с которым вскоре встретитесь.
— Вы представляете его будто какого-то соседского пастора, — заметил на это Ренделл. — А я слышал о нем как о предводителе Христианского Движения Радикальных Реформ, с легионами последователей из священников и мирян по всему миру.
— Это тоже будет правдой, — согласился Пламмер, — только это никак не противоречит уже сказанному мною. На местном уровне он значит не больше, чем обычный фермер. Но сам факт того, что он именно то, о чем сам проповедует, что он сделался воплощением народной веры — делает его весьма важной персоной. А что касается ярлыка, который в мире означает нечто роковое… Радикал — это попросту тот, кто желает произвести немедленные — фундаментальные и резкие — перемены в существующем порядке. В этом плане да — домине де Фроом действительно является радикальным церковным лидером.
Пламмер указал рукой вперед.
— Вот она, его штаб-квартира, Вестеркерк, освященная в 1631 году, построенная в виде креста в неоклассическом стиле; по-видимому, самая высокая башня во всем Амстердаме. Уродливая штука, не так ли? Но это первая церковь Голландии — королевские пары венчаются здесь — и присутствие де Фроома, вероятно, делает ее главной церковью в протестантизме.
Они припарковались на Вестермаркт, и Ренделл подождал, пока Пламмер не запер свой “ягуар”.
Здание церкви напомнило Ренделлу безобразно огромный голландский сельский дом, увенчанный стремящимся в небо шпилем. Подобная комбинация делала его одновременно и дружелюбным и отвратительным, равно как и его основной обитатель, как подозревал Ренделл. Осматривая освещенный лампами фасад более внимательно, Ренделл заметил, что он сложен из небольших кирпичей, цвет которых со временем изменился из красного в коричневый, а теперь напоминал засохшую кровь. Ренделл пришел к выводу, что здание все-таки уродливо, как, вероятно, и сам домине де Фроом.
— А что означает слово “домине”? — спросил Ренделл у подошедшего Пламмера.
— “Хозяин”, — ответил на это британский журналист. — От латинского слова “dominus”, это слово эквивалентно здесь слову “преподобие”. Кстати, когда будете обращаться к де Фроому, называйте его “домине”.
Когда они уже направились к церкви. Ренделл задал вопрос:
— Де Фроом послал вас, чтобы пригласить меня сюда. Но он же не знал, приму ли я это приглашение. Как вы считаете, он ожидает меня?
— Он вас ожидает.
— А вы все так же утверждаете, будто не знаете, о чем он хочет говорить?
— Я и не рассчитывал на то, что он мне скажет об этом. Он сам скажет вам. — Пламмер сделал паузу. — Во всяко случае, я так полагаю.
— И он не попытается выдавить из меня какую-нибудь информацию?
— Старина, домине вовсе не жесток. Он может убеждать, но на самом деле он пацифист. Боюсь, что вы находитесь под впечатлением всех тех бесконечных боевиков, что показывают на вашем американском телевидении. Или это потому, что вы уже наслышаны про трупы в основании Весткерк?
— Какие еще трупы?
— О, вы не знаете? В старые времена верующих хоронили в подвалах церкви. В результате этого получался такой запашок, что верующим, приходящим на службы, приходилось брать с собой одеколон. Некоторые пожилые люди все еще приносят с собой флакончики с парфюмерией, хотя с запахом мы уже научились справляться. Нет, мистер Ренделл, среди этих трупов вам не лежать. — Он осклабился. — Я, во всяком случае, так не думаю.
Ренделлу вдруг захотелось рассказать о подонках, напавших на него в первый вечер пребывания в Амстердаме возле берега того самого канала, что протекал мимо Весткерк, но потом он раздумал.
Они прошли мимо массивных темных дверей в испанском стиле, что располагались в фасаде церкви, и направились к стоящему по соседству уютному, покрашенному зеленой краской домику, окна которого были украшены белыми тюлевыми занавесками. По четырем ступенькам они поднялись к двери домика, над которыми виднелось одно слово: KOSTERIJ.
— Главный церковный вход закрыт, — объяснил Пламмер. — Это домик привратника.
Дверь была не заперта, и они вошли в прихожую.
— Давайте я погляжу, где находится домине, — предложил Пламмер. Он прошел дальше в дом и исчез из виду. Ренделл услышал его голос и отвечавший ему женский голос, говорили они по-голландски; после этого журналист появился вновь и указал на большую дверь. — Он в церкви.
Ренделл последовал за Пламмером в церковь. Интерьер помещения был обширен и напоминал пещеру; под потолком горела лишь одна бронзовая люстра из четырех, оставляя большую часть помещения скрытой в темноте. Если бы не красная ковровая дорожка, покрывающая дощатый пол по центральному проходу и перекрещивающаяся с такой же дорожкой посреди помещения, то у посетителя складывалось впечатление аскетизма и суровости. Вместо скамей со спинками здесь были ряды стульев, покрытых зеленым бархатом; они прижимались друг к другу так плотно, что походили на лавки; все ряды выходили лицом к крытому балкону, выстроенному среди колонн в самом центре помещения. Как догадался Ренделл, это была кафедра проповедника.
Пламмер осмотрел церковь, и тут же указал пальцем в центр.
— Вот он. На переднем ряду, чуть наискось от кафедры.
Ренделл сфокусировал взгляд и в конце концов заметил одинокую, облаченную в черное, фигуру подавшегося вперед священника; локти покоились на коленях, лицо закрыто ладонями.
— Он медитирует, — уважительно прошептал Пламмер.
Отдаленная фигура пошевелилась. Голова поднялась, повернулась в их направлении, но освещение было столь слабым, что Ренделл даже не был уверен, заметили ли их.
Пламмер коснулся плеча Ренделла.
— Он знает, что мы здесь. Давайте подождем в его кабинете. Это займет всего лишь минуту — две.
Они вернулись в прихожую домика привратника и поднялись по невысокой лестнице. На площадке были две таблички. На той, что слева, было написано: WACHT KAMER. На правой табличке можно было прочитать: SPREEK KAMER.
— Комната для ожидания и комната для бесед, — сказал Пламмер, направляя Ренделла вправо. — Комната для бесед — это и есть его кабинет. Видите лампу над дверью? Когда он не желает, чтобы его беспокоили, она загорается красным.
Кабинет удивил Ренделла. Вопреки всему тому, что говорил Пламмер, он считал, что кабинет будет соответствовать образу всемирно известного князя церкви. Но кабинет был совершенно не претенциозным и уютным. Здесь имелось отдельное место для бесед: диван, кофейный столик, два мягких кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103


А-П

П-Я