ненаказуема, но греховна.
— Утешай себя мыслью, что традиционная медицина не менее греховна, чем традиционная ориентация вне церковного брака.
Свинцов на мгновение замер, придав лицу выражение трепетного восторга, и просительно прогундосил:
— Можно я запишу, пока не забыл?
Они направились к калитке рядом с высокими воротами, из которой навстречу им как раз выходили два молодых человека с типичной, «узнаваемой» внешностью. Наградив вновь прибывших презрительно-равнодушным взглядом, юноши сели в одну из дорогих машин.
— И тут — наш контингент, — тихо произнес Михаил почти с умилением.
Девушка, проводившая «контингентных» гостей, не спешила запирать калитку.
— Вы к нам? — спросила она.
— Мы — к Агате, — ответил Олег.
— Вы договаривались?
— Да, на девять часов.
— Прошу, проходите. Только у нас сегодня малость сбился график, так что вам придётся немного подождать.
— Простите, а «немного» — это сколько? — приветливо спросил Свинцов с улыбкой, больше напоминающей гримасу боли. — Есть надежда, что мы уйдём ещё молодыми?
— Конечно, — спокойно ответила девушка, запирая за ними калитку. — Не беспокойтесь, дяденька. А пока пройдите, пожалуйста, вон в ту беседку.
Сама она направилась в дом.
— Беседкой здесь называют этот «Ноев ковчег»? — обиженно проворчал «дяденька», взглянув в указанном направлении. — Судя по тем двоим, у нас есть все шансы встретить здесь знакомые лица.
— Ладно, идём! Здоровье требует жертв. — Олег усмехнулся. — Как тебе афоризм?
— Ларошфуко!
Опасения Свинцова оказались преждевременными. В беседке находились вполне приличные люди. Трое из них даже были с детьми: младенец, лет полутора, сладко спал на руках у не очень молодой матери, девочка лет пяти — вылитая Мальвина — строго и деловито «воспитывала» свою куклу, сидя между родителями. Около беседки степенно прохаживался солидный господин с большим полиэтиленовым пакетом, сильно напоминающим те, что держали в руках они сами.
— Ни дать, ни взять — очередь в чистилище, — тихо прокомментировал неугомонный Михаил.
* * *
Генерал Кривошеин медленно шёл по аллее кладбища со свёрнутой газетой в руках, и в газете этой без труда угадывалась бутылка. Пожилой человек пришёл помянуть кого-то из близких…
Действительно, ещё несколько дней назад погибший за четверть века до этого Николай Бовкун был для него самым близким (в чём-то даже ближе, чем Лиза и мама) человеком. А сейчас вот подумалось: какое счастье, что он не стал хоронить его по соседству с ними, а закопал здесь. И ещё (Кривошеин горько усмехнулся): как же это было прозорливо со стороны Марининой матери, настоявшей на том, чтобы тело дочери перевезли и похоронили в Казани. Марина-то и впрямь была святой женщиной!
Иван Фёдорович остановился перед серым обелиском, на котором под большим, высеченным на камне портретом было выбито: «Бовкун Николай Матвеевич…». Уперев немигающий взгляд в каменное лицо, он с минуту стоял неподвижно, как будто ожидая, что изваяние отведёт глаза. А не дождавшись, не спеша развернул газету, как в замедленной съёмке, отступил на шаг и со всего размаху швырнул в него чёрную бутылку.
Глухой хлопок разбившегося стекла был едва слышен. Круто повернувшись, Кривошеин пошёл прочь, даже не взглянув на дело рук своих.
Битумный лак медленно и густо растёкся по памятнику. Через несколько минут не видно было уже ни лица, ни имени, ни дат рождения и смерти. Только у самого основания, в правом углу, продолжала золотиться в закатных лучах бессонного июньского солнца чудом уцелевшая надпись: «Другу и Отцу» …
* * *
— Вы наводили обо мне справки в Центральном разведывательном управлении? — Михаил перевёл ошарашенный взгляд с разложенных карт на Агату.
— Конечно, — спокойно ответила она. — При том, что вы идёте вне плана, и я вообще не подозревала о вашем существовании до появления здесь. У вас есть ещё вопросы?
— Какие вопросы? Слов, и тех не осталось.
— В таком случае с вами на сегодня — всё. Завтра можете привезти свой пояс. Ваш друг всё вам объяснит.
Она обернулась к Олегу:
— Кстати, где ваша тряпка?
— Что? — не понял он.
— Ну, пояс, пояс ваш…
Круглов порылся в пакете.
— Вот.
— Замечательно. — Агата вновь посмотрела на Свинцова, «приросшего» к стулу. — Уступите место товарищу. А сами можете пойти подышать воздухом, пока мы с ним здесь разбираться будем.
— Хороший парень, но трепач, — продолжила она после того, как Михаил вышел, а Олег занял место напротив.
— Есть немного, — улыбнулся он.
Тасуя карты, Агата подняла на него невозмутимый взгляд:
— Ваш бывший учитель никогда не говорил вам, что юмор должен быть к месту? Здесь, ведь, не цирк. Вы заметили детей, которые были у меня перед вами? Вот этого младенца родители ждали одиннадцать лет. И ждали бы ещё лет сто. А девчушка — абсолютно здоровая, между прочим, — имела все шансы не дожить даже до совершеннолетия. Так что люди приходят и приезжают сюда совсем не для того, чтобы поупражняться в остроумии. Постарайтесь объяснить это своему приятелю.
Круглов благоразумно воздержался от вопроса о тех двоих визитёрах, с которыми они столкнулись при входе.
— Итак, — сверкнула очками Агата, — вы видели, как мы с ним работали? Сейчас проделаем всё то же самое, но уже с вами. Вы готовы?
Она начала раскладывать карты.
— Стоп! — проговорил Олег.
— Вот эта, да? Хорошо. Ещё раз…
— Стоп!..
…Когда минут через двадцать они вышли из летней кухни, по-видимому служившей ей рабочим кабинетом, Агата на прощанье предупредила его:
— Учтите, что после того, как я сожгу сегодня вашу тряпку, обратного хода не будет. И что бы ни произошло из того, о чём я вам сообщила, вы должны будете довести всё до конца. Даже если это «что-то» случится завтра…
— Ты её собачку видел? — спросил Михаил, как только они сели в машину.
— Да. Красивый дог.
— Красивый?! Чёрное чудовище! Под стать хозяйке…
Круглов лишь хмыкнул в ответ, и минут пять они ехали молча. Очевидно, для Свинцова этот срок был предельным. Едва машина свернула на Московское шоссе, он не выдержал:
— Вам эта ведьма, видать, тоже напророчила много «доброго», товарищ начальник, если судить по томной задумчивости, написанной на вашей физиономии лица?
Олег ответил не сразу.
— Сказала, что в ближайшее время велика вероятность получения крупного наследства и повышения по службе.
— Ха! Так радоваться надо!
— Ага. Особенно если принять во внимание катастрофическую нехватку родственников, а среди малочисленных имеющихся — полное отсутствие миллионеров.
— Слушай, а давай — обидимся и не поедем к ней больше?!
— Да нет, Миша, ехать теперь придётся — кровь из носа. Точнее, даже не ехать, а ездить. И чётко выполнять её указания. — Олег на мгновенье оторвал взгляд от дороги и серьёзно взглянул на друга. — Воспринимай это, как очередное служебное задание.
Он вновь устремил глаза на шоссе и тихо добавил:
— Или — как мою личную просьбу.
Глава 56
И снова настало утро …
До семи часов оставался воз времени — почти сорок минут. Круглов припарковал машину на обычном, «своём» месте и решил зайти в круглосуточное кафе на углу по соседству.
Когда он уходил, Светка досматривала последний сон, чем Олег и не преминул воспользоваться. Жена всю жизнь боролась с его, мягко говоря, негативным отношением к завтраку. «Кофе — не еда!» Этот девиз давно был выбит аршинными буквами на скрижалях их семейной истории. Но он-то как раз придерживался диаметрального мнения. Беда только (Олег улыбнулся), ни в кафе, ни даже дома не попьёшь такого кофейку, как у Саныча. Одно слово — волшебник.
Далёкий во всех отношениях от его дел и забот, да что там — почти марсианин, с которым они не виделись двадцать лет, — он за пару дней решил почти неразрешимую проблему! Так, походя, «между прочим»… Более того, Саныч сумел сразу распознать опасность и предостеречь от неё его — профессионала, умудрившегося не заметить эту опасность, не разглядеть врага! Даже сейчас всё это до конца не укладывалось в сознании… А Агата, железобетонное спокойствие которой самого Мишку лишило дара речи?!
Ладно, хватит петь дифирамбы, пусть даже заслуженные. Тем более ни Саныч, ни Агата их всё равно не слышат.
Олег допил кофе и взглянул на часы: 6.46. Пора к бате. Он вдруг испытал неловкость. Точнее — угрызение совести. В круговороте последних часов — посещение церквей и магазинов, встреча и разговор с Озеровым, поездка со Свинцовым к Агате — мысли о нездоровье Кривошеина и его странном поведении после смерти сына во время их вчерашней встречи отступили куда-то на задний, «затенённый» план.
Олег невольно ускорил шаг, почувствовав жгучее, почти детское желание поскорее увидеть батю, порадовать накопившимися добрыми новостями, просто дать понять, как он по-сыновьи любит и уважает его…
Уже у входа в Управление он почти столкнулся с полковником Кирюхиным — многолетним другом Кривошеина.
— Доброе утро, Ян Осипович!
— Здравствуй, Олег. Что это ты в такую рань?
Круглов не сразу заметил мрачную сосредоточенность в глазах главного судмедэксперта.
— Меня-то к семи часам начальство «на ковёр» вызвало, — попытался отшутиться он, открывая тяжёлую дверь. — А вот почему вы…
Он осёкся: в мгновенье изменившееся лицо пожилого полковника, казалось, свело судорогой.
— Скорее! — только и сумел сдавленно прохрипеть он.
Олег не помнил, как проскочил пост, взлетел по лестнице, пронёсся по коридору, ворвался в приёмную, рванул дверь кабинета и… застыл на пороге. Эти мгновения, секунды или минуты просто выпали из его жизни. Он очнулся лишь когда почувствовал, как запыхавшийся Кирюхин толкает его в спину, пытаясь втиснуться в дверной проём.
Начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, генерал-майор милиции Иван Фёдорович Кривошеин, батя — в парадном кителе, но без наград — сидел на своём обычном месте за столом. Откинувшись в кресле и устало свесив голову набок, он с лёгкой улыбкой смотрел на вошедших — двоих, которых только и хотел увидеть здесь в эту минуту.
Он рассчитал всё верно. Несмотря на работающий кондиционер, в воздухе ещё можно было уловить специфический запах порохового газа…
Главный судмедэксперт Кирюхин, с окаменевшим лицом, констатировал смерть, наступившую не более получаса назад, в результате выстрела в сердце.
* * *
— Что ещё? — глухо спросил Белый, не отрывая головы от подушки и не желая просыпаться окончательно.
— Арнольд приехал, — извиняющимся тоном ответил Лось, заглядывая в спальню из-за приоткрытой двери.
— Ладно. — Со сна голос Светловидова звучал непривычно хрипло. — Сейчас иду.
— В библиотеку?
— В кабинет!
Мотнув головой, Лось бесшумно удалился.
Белый нехотя встал, прошёл в ванную, а пять минут спустя, в пижонском шёлковом кимоно с драконом на спине, вышел оттуда, с другой стороны — прямо к себе в кабинет. Здесь его уже ждал ранний гость.
— Привет, Арнольд!
— С добрым утром, — довольно хмуро отозвался тот. — Значит, насчёт Барона — правда?
— Да, — грустно вздохнул Белый. — Теперь, вот, Лось «пасёт» твоё место.
Он уколол Арнольда взглядом и, закурив, без всякого перехода спросил:
— Что долго не появлялся? Новости копил?
— Я теперь, похоже, вообще исчезну на время.
— Что так?
— Съезжаем мы с лазарета. Гренадёр в какой-то деревушке избушку надыбал. Где именно — только он знает. Не хочет Монах зажмуриться на здешней шконке.
— Это он после посещения гадалки решил? Кстати, не забудь адрес бабушки оставить. Мне у неё тоже побывать не мешает.
— Где-то в районе Пушкина. Точнее пока сказать не могу. Он туда, опять же, с Гренадёром ездил. Да и не гадалка она — знахарка, — Арнольд криво усмехнулся, — травами лечит да заговорами. Гренадёр говорит, огорчила она их до невозможности и посоветовала на природу выехать. Вроде как сказала, что в больнице помирать не следует. Так что вот, отбываем. Теперь, по всему видать, уже до конца …
— А как же Барон мне рассказывал, что Монах ищет кого-то, завалить хочет?
— Сейчас вроде об этом базара нет. Он же нынче, считай, сам почти и не ходит уже. Если до конца месяца дотянет, то разве только на ладан подышать. Думаю, он и в деревню забраться решил, чтоб его не видел больше никто. Зрелище не из приятных, по правде сказать. Врачи и то удивляются.
— А сход? Ты же несколько дней назад его письмо привозил.
— Теперь у него новый шиз, он другую маляву сочиняет: раз, мол, нынче не успели, предлагает выждать сорок дней после того, как…
— Сентиментальным становится дедок. — В голосе Белого слышалось явное удовлетворение. — Что ж, воля умирающего — закон для живых.
Он тщательно — не как обычно — загасил сигарету, после чего негромко спросил:
— Смотрящим-то Честер, надо полагать, в городе остаётся со всей «бухгалтерией»?
— Честер. Общак есть общак…
— Ладно, дружок, — ласково проговорил Светловидов. — Езжай в деревню, дыши воздухом. Тебе есть куда вернуться.
И добавил — уже после того, как Арнольд направился к двери:
— Не забудь на похороны позвать!
— Не забуду, — обернулся тот и, кивнув головой, слегка улыбнулся.
Белый, естественно, не видел, как эта улыбка моментально растаяла, едва закрылась дверь.
— Будут тебе похороны, подснежник!
По лицу Арнольда пробежала гримаса брезгливости…
* * *
Траурные мероприятия, связанные с похоронами генерала Кривошеина, начались для Олега задолго до непосредственно похорон. Он не счёл возможным допустить, чтобы это поручили хозяйственному отделу Управления, и написал рапорт на имя полковника Сыромятникова (первого зама начальника РУБОП) с просьбой возложить эти грустные обязанности на него. Уже часа через три тот неожиданно пригласил его к себе.
— Ты немного опоздал с рапортом, Олег, — сказал он, когда Круглов вошёл в кабинет.
— Но Анатолий Михайлович…
— Никогда не спешите вступать в пререкания с начальством, пока оно не выскажется до конца, — устало перебил его генерал Морозов, возникший на пороге комнаты отдыха. — Может, окажется, что спорить и необходимости особой не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41