https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/mojki-dlya-vannoj/
И он оголодал. Кроме того, Сквозняк и сам отлично знает, что он мелочь пузатая, а потому думает, что нам на него наплевать.Наконец капитан уступил, и операция началась.А теперь Ривера почти слышал его голос:– Ривера, тебя сделала даже такая заширенная шкварка, как Белью. Может, стоит снова нарядить тебя в форму, чтобы издалека видно было? Может, тебе стоит заняться связями с общественностью или вербовкой нового состава?Задница Риверы была сейчас голее, чем у того пьяного придурка в трейлере. Кто он вообще такой? Сквозняк вроде бы живет один. А этот парень, кажется, что-то знает. Иначе, с какой стати он так пререкался? Может, на пьянчугу удастся надавить? Думай, думай лучше. Целься дальше.Ривера запомнил номер старого грузовичка “форд”, стоявшего у трейлера Сквозняка. Вернется в участок – посмотрит в компьютере. Вдруг удастся убедить капитана, что у него кое-что все-таки имеется. Может, и получится. А может, и на небо получится взобраться по струйке ангельской мочи.
* * *
Ривера сидел в архиве полицейского управления, пил кофе и смотрел видео. Пропустив номер пикапа через компьютер, он выяснил, что “форд” принадлежит Роберту Мастерсону, возраст 29 лет. Родился в Огайо, женат на Дженнифер Мастерсон, тоже двадцати девяти лет. Единственная судимость – за вождение в нетрезвом состоянии два года назад.На видео был запечатлена процедура сдачи Мастерсоном пробы на алкоголь. Несколько лет назад управление начало записывать процесс на видео, чтобы избежать адвокатских уловок, основанных на процедурных ошибках.На экране телевизора пьяный в дымину Роберт В. Мастерсон (рост 6 футов, вес 180 фунтов, глаза зеленые, волосы каштановые) идиотски разглагольствовал перед двумя полицейскими:– Мы работаем на общее благо. Вы служите государству умом и телом. А я служу государству, противостоя ему. Пьянство – акт гражданского неповиновения. Я пью, чтобы покончить с голодом во всем мире. Я пью в знак протеста против вмешательства Соединенных Штатов в дела Латинской Америки. Я пью в знак протеста против атомной энергии. Я пью...На Риверу опустилось чувство безысходности. Если Сквозняк не появится, вся его карьера – в руках этого перекосодрюченного, раздолбайваляйского пьяного кретина. Интересно, банковским охранникам хорошо живется?На экране полицейские повернули головы к двери. Широкоугольный объектив видеокамеры фиксировал все, что происходит в комнате. В комнату вошел какой-то маленький араб в красной вязаной шапочке, и один из полицейских объяснял, что он ошибся дверью.– Не мог бы я обеспокоить вас, испросив небольшое количество соли? – спросил человечек. А потом мигнул и исчез с экрана, будто пленку остановили и вырезали кусок.Ривера перемотал кассету и посмотрел все сначала. Во второй раз Мастерсон сдал пробу без помех. Дверь не открывалась, человечек в комнату не заходил. Ривера перемотал еще раз – никаких арабов.Наверняка задремал, когда смотрел запись. И подсознание прокрутило ему кино, вставив туда маленького человечка. Единственное разумное объяснение.– Только этого говна мне не хватало, – сказал Ривера, извлек кассету и залпом допил кофе – десятую чашку за сегодняшний день. 5Август Рассол Он был старым человеком, он ловил рыбу на пляжах Хвойной Бухты и уже восемьдесят четыре дня возвращался с пустыми руками. Однако это ничего не значило – он владел универсальным магазином и зарабатывал достаточно, чтобы позволять себе маленькие слабости: рыбалку и калифорнийские вина.Август Рассол был стар, но по-прежнему силен, крепок и опасен в драке. Правда, за последние тридцать лет ему мало что осталось доказывать врукопашную (разве что иногда сграбастать за шиворот какого-нибудь подростка, втолкнуть блеющего от ужаса юнца в подсобку, да прочесть ему лекцию о пользе честной работы и вреде мелкого воровства с прилавков “Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин”). Хотя с возрастом члены его опутала усталость, ум оставался остер и проворен. Каждый вечер Август Рассол устраивался в кожаном кресле перед камином и почитывал Аристотеля, Лао-цзы или Джойса, поджаривая босые пятки на каминной решетке.Он жил на склоне холма, обращенном к Тихому океану, в маленьком деревянном домишке, который спроектировал и построил сам – так, чтобы можно было жить одному, но не чувствовать себя одиноким. Днем окна и застекленная крыша наполняли домик светом, и даже в самый ненастный, туманный день каждый уголок был ярко освещен. По вечерам жилье согревали три каменных камина, занимавшие целые стены в гостиной, спальне и кабинете. Их оранжевый спокойный уют радовал старика. Он сжигал одну поленницу красного дуба и эвкалипта за другой, а рубил и колол дрова сам.Когда Август Рассол обращался мыслями к собственной тленности, а это происходило редко, он знал, что умрет в этом домике. Он и выстроил его на одном уровне, с просторными коридорами и широкими дверными проемами, чтобы быть уверенным – если когда-нибудь окажется в инвалидном кресле, останется независимым до того дня, когда проглотит черную таблетку, присланную из “Общества цикуты”.Дом он содержал в чистоте и порядке. Не столько из-за того, что любил порядок – Рассол верил, что хаос – суть мироздания, – сколько потому, что не хотел усложнять жизнь уборщице, раз в неделю приходившей вытирать пыль и выгребать золу из каминов. Кроме того, ему не хотелось слыть неряхой – он знал за людьми такое свойство: судить человека лишь по одной стороне его натуры. Даже Август Рассол не чуждался тщеславия.Несмотря на убежденность в хаотической природе вселенной, Рассол жил очень упорядоченной жизнью, и парадокс этот по хорошем размышлении развлекал его. Каждое утро он поднимался в пять, принимал получасовой душ, одевался и съедал один и тот же завтрак: яичница из шести яиц и полбулки хлеба, нарезанной ломтями, хорошо обжаренной и с толстым слоем масла. (Холестерин казался слишком тихим и коварным, а потому неопасным врагом, и давным-давно Рассол решил, что пока холестерин не соберет силы и не ринется на него по тарелке в атаку, точно бригада легкой кавалерии, он не будет обращать на него внимания.)После завтрака Рассол закуривал пенковую трубку – первую за день, – забирался в грузовичок и ехал в центр города открывать магазин.Первые два часа он пыхтел по всему заведению, точно огромный седобородый локомотив, – заваривал кофе, продавал печенье, лениво трепался со старичьем, каждое утро приходившим с ним поздороваться, и готовил передать магазин под надзор горстки продавцов. В восемь появлялся первый из служащих и садился за кассу, а Рассол принимался заполнять заказы на то, что называл “эпикурейскими предметами первой необходимости”: печенье, импортные сыры и пиво, трубочный табак и сигареты, домашние макароны и соусы, свежую выпечку, гурманские кофейные смеси и калифорнийские вина. Рассол подобно Эпикуру верил, что хорошей жизнь может быть, если она посвящена простым удовольствиям и регулируется справедливостью и умеренностью. Много лет назад, работая вышибалой в борделе, Рассол часто видел, как отчаявшиеся, злые люди становились после нескольких минут удовольствия обходительными и веселыми. Тогда он и поклялся когда-нибудь открыть свой публичный дом, но на продажу выставили ветхий магазин с двумя бензоколонками, и Рассол пошел на компромисс со своей мечтой, купил его и начал доставлять публике удовольствия иного рода. Тем не менее, время от времени его кололо подозрение, не упустил ли он свое подлинное призвание, не став мадам.Каждый день, покончив с заказами, Рассол выбирал на полке бутылку красного вина, клал ее в корзину вместе с хлебом, сыром и наживкой и отправлялся на пляж. Остаток дня он проводил на берегу в полотняном режиссерском кресле – отхлебывал вино, курил трубку и ждал, пока на длинную удочку-закидушку не попадется добыча.По большей части Рассол позволял мыслям течь прозрачно, как вода. Ни о чем не беспокоясь, ни о чем в особенности не думая, ни в сознании, ни без: дзэнское состояние “мушин”, не-разума. К дзэну он пришел задним умом, узнав в работах Судзуки и Уоттса то отношение к жизни, которое появилось у него без всякой дисциплины, пока он просто сидел на берегу, смотрел в пустое небо и сам становился таким же пустым. Дзэн был его религией, дзэн приносил ему спокойствие и доброе расположение духа.Но в это утро Рассол с трудом мог собраться с мыслями. Визит маленького араба в магазин разозлил его. Рассол не говорил по-арабски, однако понял все до последнего слова. Он видел , как воздух режут сверкающие голубые проклятья. Он видел , как глаза араба сияют белой яростью.Он курил трубку с русалкой, вырезанной так, чтобы указательный палец ласкал ее грудь, и пытался отыскать какой-то смысл в том, что выходило за рамки его реальности. Рассол знал: чтобы вместить жидкость нового опыта, чаша его разума должна быть пуста. Но сейчас он скорее мог купить хлеба за лунные зайчики, чем достичь дзэнского спокойствия. Это его и злило.– Загадочно, не правда ли? – раздался чей-то голос.Рассол вздрогнул и обернулся. Футах в трех от него стоял маленький араб. Он что-то пил из пенопластового стаканчика. Красная вязаная шапочка поблескивала от утренней мороси.– Простите, – сказал Рассол. – Я не видел, как вы подошли.– Загадочно, не так ли? Из ниоткуда возникает дерзкая таинственная фигура. Должно быть, вас поразило ужасом. И, быть может, парализовало страхом?Рассол оглядел сморщенного человечка в мятом фланелевом костюме и дурацком колпаке.– “Парализовало” будет точнее всего. Меня зовут Август Рассол. – И он протянул человечку руку.– Вы не боитесь, что, коснувшись меня, вспыхнете ярким пламенем?– А что – есть такая опасность?– Нет, но сами знаете, как суеверны рыбаки. Возможно, вы полагаете, что немедленно обратитесь в жабу. Но вы хорошо скрываете свой страх, Август Рассол.Рассол улыбнулся. Манеры человечка сбивали с толку и забавляли, но бояться ему и в голову не пришло.Араб допил из стаканчика и зачерпнул им из нахлынувшей волны.– Зовите меня просто Гас, пожалуйста, – сказал Рассол, не убирая руки. – А вы?Араб снова отпил и пожал протянутую руку. На ощупь кожа его была как пергамент.– Джан Ген Джан, Царь Джиннов, Повелитель Преисподней. Не трепещите, я не желаю вам зла.– Я не трепещу, – ответил Рассол. – И, может, не будете так налегать на морскую воду? Давление поднимает, как черт знает что.– И не падайте на колени – не стоит простираться ниц перед моим величием. Я к вашим услугам.– Благодарю вас. Это большая честь, – сказал Рассол.Несмотря на странное происшествие в магазине, он с трудом мог воспринимать напыщенного человечка всерьез. Араб, судя по всему, – просто Наполеон из дурдома. Он таких видел сотни по всей Америке: живут в замках из картонных коробок и кормятся на свалках. У этого, однако, имелись какие-то верительные грамоты – он умел чертыхаться голубыми вихрями.– Хорошо, что вы не боитесь, Август Рассол. Подступает ужасное зло. Вам придется собрать в кулак все мужество. Хорошо, что вам удалось сохранить присутствие духа перед великим Джан Ген Джаном. Для более слабых людей его величие оказывается чересчур велико.– Могу я предложить вам вина? – Рассол протянул арабу бутылку каберне, которую прихватил из магазина.– Нет, жажда моя утоляется только вот этим. – Человечек поплескал по стаканчику морской водой. – С тех самых пор, как я оказался способен пить только ее.– Как угодно. – И Рассол отхлебнул из бутылки.– Осталось очень мало времени Август Рассол, и то, что я должен вам сообщить, может пошатнуть ваш крохотный разум. Призовите на помощь все свои силы.– Мой крохотный разум готов ко всему, о Повелитель. Но для начала скажите – я действительно видел голубые вихри ваших проклятий сегодня утром?– Слегка утратил власть над собой, не более. Ничего серьезного. Неужели вы бы предпочли, чтобы я превратил этого неуклюжего олуха в змею, вечно глодающую собственный хвост?– Нет-нет, выругаться – в самый раз. Хотя, став змеей, Вэнс только выиграл бы. А ругались вы по-арабски, верно?– Предпочитаю этот язык за его мелодичность.– А я вот не умею по-арабски. Хотя понял каждое ваше слово. Вы сказали: “И пусть Налоговая служба вычтет стоимость твоих любимых овец, как расходы на развлечения”, правда?– О, в гневе я могу выражаться цветистее и изобретательнее. – На лице араба сверкнула гордая улыбка. Его зубы были заточены и зазубрены, как у акулы. – Вы – избранный, Август Рассол.– Почему именно я? – Рассолу удалось подавить недоумение и отбросить абсурдность происходящего.В самом деле, если вселенная – хаос, то почему бы ему не сидеть на берегу и не разговаривать с арабским карликом, утверждающим, будто он Царь Джиннов, кем бы ни были эти чертовы джинны? Странно: Рассол находил странное успокоение в том, что жизнь продолжает подбрасывать ему доказательства его собственных предположений о природе мира. Он овладел дзэном невежества, и на него снизошло просветление абсурда.Джан Ген Джан рассмеялся:– Я избрал вас потому, что вы – рыболов, не поймавший ни одной рыбы. У меня к таким людям слабость еще с тех пор, как меня тысячу лет назад выловили из моря и выпустили из кувшина Соломона. После столетий в кувшине все члены ужасно затекают.– И появляются морщины, судя по всему, – добавил Рассол.Но Джан Ген Джан не обратил внимания на его замечание:– Я нашел вас здесь, Август Рассол, когда вы прислушивались к шуму вселенной, лелея в своем сердце искорку надежды, подобно всем рыбакам. Но вы смирились с грядущим разочарованием. В вас нет любви, нет веры, нет цели. Вы станете моим орудием, а взамен я одарю вас тем, чего вам недостает.Рассол хотел было оспорить суждение араба, но понял, что все сказанное – правда. Просветление снизошло на него ровно на тридцать секунд, и он снова вернулся на тропу вожделения и кармы. Постнирванная депрессия, подумал он. 6История джинна Рассол спросил:– Простите меня, о Повелитель, но кто такие – эти самые джинны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
* * *
Ривера сидел в архиве полицейского управления, пил кофе и смотрел видео. Пропустив номер пикапа через компьютер, он выяснил, что “форд” принадлежит Роберту Мастерсону, возраст 29 лет. Родился в Огайо, женат на Дженнифер Мастерсон, тоже двадцати девяти лет. Единственная судимость – за вождение в нетрезвом состоянии два года назад.На видео был запечатлена процедура сдачи Мастерсоном пробы на алкоголь. Несколько лет назад управление начало записывать процесс на видео, чтобы избежать адвокатских уловок, основанных на процедурных ошибках.На экране телевизора пьяный в дымину Роберт В. Мастерсон (рост 6 футов, вес 180 фунтов, глаза зеленые, волосы каштановые) идиотски разглагольствовал перед двумя полицейскими:– Мы работаем на общее благо. Вы служите государству умом и телом. А я служу государству, противостоя ему. Пьянство – акт гражданского неповиновения. Я пью, чтобы покончить с голодом во всем мире. Я пью в знак протеста против вмешательства Соединенных Штатов в дела Латинской Америки. Я пью в знак протеста против атомной энергии. Я пью...На Риверу опустилось чувство безысходности. Если Сквозняк не появится, вся его карьера – в руках этого перекосодрюченного, раздолбайваляйского пьяного кретина. Интересно, банковским охранникам хорошо живется?На экране полицейские повернули головы к двери. Широкоугольный объектив видеокамеры фиксировал все, что происходит в комнате. В комнату вошел какой-то маленький араб в красной вязаной шапочке, и один из полицейских объяснял, что он ошибся дверью.– Не мог бы я обеспокоить вас, испросив небольшое количество соли? – спросил человечек. А потом мигнул и исчез с экрана, будто пленку остановили и вырезали кусок.Ривера перемотал кассету и посмотрел все сначала. Во второй раз Мастерсон сдал пробу без помех. Дверь не открывалась, человечек в комнату не заходил. Ривера перемотал еще раз – никаких арабов.Наверняка задремал, когда смотрел запись. И подсознание прокрутило ему кино, вставив туда маленького человечка. Единственное разумное объяснение.– Только этого говна мне не хватало, – сказал Ривера, извлек кассету и залпом допил кофе – десятую чашку за сегодняшний день. 5Август Рассол Он был старым человеком, он ловил рыбу на пляжах Хвойной Бухты и уже восемьдесят четыре дня возвращался с пустыми руками. Однако это ничего не значило – он владел универсальным магазином и зарабатывал достаточно, чтобы позволять себе маленькие слабости: рыбалку и калифорнийские вина.Август Рассол был стар, но по-прежнему силен, крепок и опасен в драке. Правда, за последние тридцать лет ему мало что осталось доказывать врукопашную (разве что иногда сграбастать за шиворот какого-нибудь подростка, втолкнуть блеющего от ужаса юнца в подсобку, да прочесть ему лекцию о пользе честной работы и вреде мелкого воровства с прилавков “Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин”). Хотя с возрастом члены его опутала усталость, ум оставался остер и проворен. Каждый вечер Август Рассол устраивался в кожаном кресле перед камином и почитывал Аристотеля, Лао-цзы или Джойса, поджаривая босые пятки на каминной решетке.Он жил на склоне холма, обращенном к Тихому океану, в маленьком деревянном домишке, который спроектировал и построил сам – так, чтобы можно было жить одному, но не чувствовать себя одиноким. Днем окна и застекленная крыша наполняли домик светом, и даже в самый ненастный, туманный день каждый уголок был ярко освещен. По вечерам жилье согревали три каменных камина, занимавшие целые стены в гостиной, спальне и кабинете. Их оранжевый спокойный уют радовал старика. Он сжигал одну поленницу красного дуба и эвкалипта за другой, а рубил и колол дрова сам.Когда Август Рассол обращался мыслями к собственной тленности, а это происходило редко, он знал, что умрет в этом домике. Он и выстроил его на одном уровне, с просторными коридорами и широкими дверными проемами, чтобы быть уверенным – если когда-нибудь окажется в инвалидном кресле, останется независимым до того дня, когда проглотит черную таблетку, присланную из “Общества цикуты”.Дом он содержал в чистоте и порядке. Не столько из-за того, что любил порядок – Рассол верил, что хаос – суть мироздания, – сколько потому, что не хотел усложнять жизнь уборщице, раз в неделю приходившей вытирать пыль и выгребать золу из каминов. Кроме того, ему не хотелось слыть неряхой – он знал за людьми такое свойство: судить человека лишь по одной стороне его натуры. Даже Август Рассол не чуждался тщеславия.Несмотря на убежденность в хаотической природе вселенной, Рассол жил очень упорядоченной жизнью, и парадокс этот по хорошем размышлении развлекал его. Каждое утро он поднимался в пять, принимал получасовой душ, одевался и съедал один и тот же завтрак: яичница из шести яиц и полбулки хлеба, нарезанной ломтями, хорошо обжаренной и с толстым слоем масла. (Холестерин казался слишком тихим и коварным, а потому неопасным врагом, и давным-давно Рассол решил, что пока холестерин не соберет силы и не ринется на него по тарелке в атаку, точно бригада легкой кавалерии, он не будет обращать на него внимания.)После завтрака Рассол закуривал пенковую трубку – первую за день, – забирался в грузовичок и ехал в центр города открывать магазин.Первые два часа он пыхтел по всему заведению, точно огромный седобородый локомотив, – заваривал кофе, продавал печенье, лениво трепался со старичьем, каждое утро приходившим с ним поздороваться, и готовил передать магазин под надзор горстки продавцов. В восемь появлялся первый из служащих и садился за кассу, а Рассол принимался заполнять заказы на то, что называл “эпикурейскими предметами первой необходимости”: печенье, импортные сыры и пиво, трубочный табак и сигареты, домашние макароны и соусы, свежую выпечку, гурманские кофейные смеси и калифорнийские вина. Рассол подобно Эпикуру верил, что хорошей жизнь может быть, если она посвящена простым удовольствиям и регулируется справедливостью и умеренностью. Много лет назад, работая вышибалой в борделе, Рассол часто видел, как отчаявшиеся, злые люди становились после нескольких минут удовольствия обходительными и веселыми. Тогда он и поклялся когда-нибудь открыть свой публичный дом, но на продажу выставили ветхий магазин с двумя бензоколонками, и Рассол пошел на компромисс со своей мечтой, купил его и начал доставлять публике удовольствия иного рода. Тем не менее, время от времени его кололо подозрение, не упустил ли он свое подлинное призвание, не став мадам.Каждый день, покончив с заказами, Рассол выбирал на полке бутылку красного вина, клал ее в корзину вместе с хлебом, сыром и наживкой и отправлялся на пляж. Остаток дня он проводил на берегу в полотняном режиссерском кресле – отхлебывал вино, курил трубку и ждал, пока на длинную удочку-закидушку не попадется добыча.По большей части Рассол позволял мыслям течь прозрачно, как вода. Ни о чем не беспокоясь, ни о чем в особенности не думая, ни в сознании, ни без: дзэнское состояние “мушин”, не-разума. К дзэну он пришел задним умом, узнав в работах Судзуки и Уоттса то отношение к жизни, которое появилось у него без всякой дисциплины, пока он просто сидел на берегу, смотрел в пустое небо и сам становился таким же пустым. Дзэн был его религией, дзэн приносил ему спокойствие и доброе расположение духа.Но в это утро Рассол с трудом мог собраться с мыслями. Визит маленького араба в магазин разозлил его. Рассол не говорил по-арабски, однако понял все до последнего слова. Он видел , как воздух режут сверкающие голубые проклятья. Он видел , как глаза араба сияют белой яростью.Он курил трубку с русалкой, вырезанной так, чтобы указательный палец ласкал ее грудь, и пытался отыскать какой-то смысл в том, что выходило за рамки его реальности. Рассол знал: чтобы вместить жидкость нового опыта, чаша его разума должна быть пуста. Но сейчас он скорее мог купить хлеба за лунные зайчики, чем достичь дзэнского спокойствия. Это его и злило.– Загадочно, не правда ли? – раздался чей-то голос.Рассол вздрогнул и обернулся. Футах в трех от него стоял маленький араб. Он что-то пил из пенопластового стаканчика. Красная вязаная шапочка поблескивала от утренней мороси.– Простите, – сказал Рассол. – Я не видел, как вы подошли.– Загадочно, не так ли? Из ниоткуда возникает дерзкая таинственная фигура. Должно быть, вас поразило ужасом. И, быть может, парализовало страхом?Рассол оглядел сморщенного человечка в мятом фланелевом костюме и дурацком колпаке.– “Парализовало” будет точнее всего. Меня зовут Август Рассол. – И он протянул человечку руку.– Вы не боитесь, что, коснувшись меня, вспыхнете ярким пламенем?– А что – есть такая опасность?– Нет, но сами знаете, как суеверны рыбаки. Возможно, вы полагаете, что немедленно обратитесь в жабу. Но вы хорошо скрываете свой страх, Август Рассол.Рассол улыбнулся. Манеры человечка сбивали с толку и забавляли, но бояться ему и в голову не пришло.Араб допил из стаканчика и зачерпнул им из нахлынувшей волны.– Зовите меня просто Гас, пожалуйста, – сказал Рассол, не убирая руки. – А вы?Араб снова отпил и пожал протянутую руку. На ощупь кожа его была как пергамент.– Джан Ген Джан, Царь Джиннов, Повелитель Преисподней. Не трепещите, я не желаю вам зла.– Я не трепещу, – ответил Рассол. – И, может, не будете так налегать на морскую воду? Давление поднимает, как черт знает что.– И не падайте на колени – не стоит простираться ниц перед моим величием. Я к вашим услугам.– Благодарю вас. Это большая честь, – сказал Рассол.Несмотря на странное происшествие в магазине, он с трудом мог воспринимать напыщенного человечка всерьез. Араб, судя по всему, – просто Наполеон из дурдома. Он таких видел сотни по всей Америке: живут в замках из картонных коробок и кормятся на свалках. У этого, однако, имелись какие-то верительные грамоты – он умел чертыхаться голубыми вихрями.– Хорошо, что вы не боитесь, Август Рассол. Подступает ужасное зло. Вам придется собрать в кулак все мужество. Хорошо, что вам удалось сохранить присутствие духа перед великим Джан Ген Джаном. Для более слабых людей его величие оказывается чересчур велико.– Могу я предложить вам вина? – Рассол протянул арабу бутылку каберне, которую прихватил из магазина.– Нет, жажда моя утоляется только вот этим. – Человечек поплескал по стаканчику морской водой. – С тех самых пор, как я оказался способен пить только ее.– Как угодно. – И Рассол отхлебнул из бутылки.– Осталось очень мало времени Август Рассол, и то, что я должен вам сообщить, может пошатнуть ваш крохотный разум. Призовите на помощь все свои силы.– Мой крохотный разум готов ко всему, о Повелитель. Но для начала скажите – я действительно видел голубые вихри ваших проклятий сегодня утром?– Слегка утратил власть над собой, не более. Ничего серьезного. Неужели вы бы предпочли, чтобы я превратил этого неуклюжего олуха в змею, вечно глодающую собственный хвост?– Нет-нет, выругаться – в самый раз. Хотя, став змеей, Вэнс только выиграл бы. А ругались вы по-арабски, верно?– Предпочитаю этот язык за его мелодичность.– А я вот не умею по-арабски. Хотя понял каждое ваше слово. Вы сказали: “И пусть Налоговая служба вычтет стоимость твоих любимых овец, как расходы на развлечения”, правда?– О, в гневе я могу выражаться цветистее и изобретательнее. – На лице араба сверкнула гордая улыбка. Его зубы были заточены и зазубрены, как у акулы. – Вы – избранный, Август Рассол.– Почему именно я? – Рассолу удалось подавить недоумение и отбросить абсурдность происходящего.В самом деле, если вселенная – хаос, то почему бы ему не сидеть на берегу и не разговаривать с арабским карликом, утверждающим, будто он Царь Джиннов, кем бы ни были эти чертовы джинны? Странно: Рассол находил странное успокоение в том, что жизнь продолжает подбрасывать ему доказательства его собственных предположений о природе мира. Он овладел дзэном невежества, и на него снизошло просветление абсурда.Джан Ген Джан рассмеялся:– Я избрал вас потому, что вы – рыболов, не поймавший ни одной рыбы. У меня к таким людям слабость еще с тех пор, как меня тысячу лет назад выловили из моря и выпустили из кувшина Соломона. После столетий в кувшине все члены ужасно затекают.– И появляются морщины, судя по всему, – добавил Рассол.Но Джан Ген Джан не обратил внимания на его замечание:– Я нашел вас здесь, Август Рассол, когда вы прислушивались к шуму вселенной, лелея в своем сердце искорку надежды, подобно всем рыбакам. Но вы смирились с грядущим разочарованием. В вас нет любви, нет веры, нет цели. Вы станете моим орудием, а взамен я одарю вас тем, чего вам недостает.Рассол хотел было оспорить суждение араба, но понял, что все сказанное – правда. Просветление снизошло на него ровно на тридцать секунд, и он снова вернулся на тропу вожделения и кармы. Постнирванная депрессия, подумал он. 6История джинна Рассол спросил:– Простите меня, о Повелитель, но кто такие – эти самые джинны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28