– Это бесполезно.– Я не собираюсь его взрывать. Я просто хочу узнать, где он. Если, конечно, ты не соблаговолишь воспользоваться своей великой силой и удержать его от бесчинств самостоятельно, о Царь Джиннов.– Ты же знаешь, что не соблаговолю.– Тащи пакеты!– Ты – глупый, низкий и подлый человечишко, Август Рассол. Да я в мандавошках гаремных шлюх видел больше разума и сообразительности.Джинн вышел из кухни, и его обвинительная речь заглохла в ночи. Рассол методично обматывал каждую шашку проводом из серебряного волокна, которое разогревалось, когда через него пропускали ток. Очень приблизительный метод детонации, но ночью нормальную взрывчатку найти нелегко.Через минуту Джинн вернулся с двумя большими пакетами.– Положи на стулья. – Рассол не оборачиваясь махнул рукой.– В этих пакетах мука, – сообщил Джан Ген Джан. – Ты собираешься печь хлеб, Август Рассол? 22Трэвис и Дженни Что-то в ней было такое, от чего Трэвису неудержимо хотелось вывалить на журнальный столик всю свою жизнь, точно горсть мелочи. Пусть переберет все сама и возьмет, что понравится. Если он задержится здесь до утра, то расскажет ей про Цапа. Но не сейчас.– Вам нравится путешествовать? – спросила Дженни.– Устал от разъездов. Пора передохнуть.Дженни медленно отхлебывала красное вино, расправляя платье уже в десятый раз. Их с Трэвисом все еще разделяла нейтральная зона, пролегавшая по тахте.– Вы не похожи на страховых агентов, с которыми я раньше сталкивалась. Надеюсь, вы не обидитесь? Просто обычно они одеваются в блейзеры кричащих расцветок, и от них несет дешевым одеколоном. И все как один такие фальшивые.– Работа такая. – Трэвис надеялся, что в технические детали работы Дженни вдаваться не станет. В страховках он ни черта не смыслил. Эту профессию он выбрал только потому, что Эффром Эллиотт принял его за страхового агента – ничего лучше Трэвис придумать не успел.– Когда я была маленькой, к нам однажды пришел агент и продал папе страховку, – сказала Дженни. – Он собрал всю семью перед камином и сфотографировал нас “поляроидом”. Очень хороший был снимок. Папа стоял сбоку, очень гордый. А когда мы рассматривали фотографию, агент выхватил ее у папы из рук и сказал: “Какая милая семья”. А потом оторвал папу от снимка: “И как же им теперь жить дальше?” Я расплакалась. А папа очень испугался.– Извините, Дженни, – сказал Трэвис. Лучше бы он сказал, что торгует швабрами. Интересно, есть у нее какие-нибудь травматические воспоминания о швабрах?– Вы тоже так поступаете, Трэвис? Пугаете людей и наживаетесь на их страхах?– А вы как считаете?– Я же говорю – вы не похожи на обычного страхового агента.– Дженнифер, я должен вам кое-что сказать...– Да ничего, извините меня. Не понимаю, зачем на вас наехала. Вы делаете то, что делаете. Я тоже не думала никогда, что буду обслуживать столики.– А чего вам хотелось? Кем вы мечтали стать в детстве?– Честно?– Конечно.– Я хотела быть мамой. Мечтала о семье, муже, который меня бы любил, об уютном доме. Довольно скромные мечты, правда?– Ничего плохого в этом нет. И что произошло?Дженни допила вино и налила еще.– Семью нельзя завести в одиночку.– Но все же?– Трэвис, мне не хочется портить вечер разговорами о моем замужестве. Я пытаюсь сейчас изменить свою жизнь.Трэвис не стал настаивать. Дженни приняла его молчание за понимание и посветлела.– А вы о чем мечтали?– Честно?– Только не говорите мне, что тоже хотели стать домохозяйкой.– Когда я был маленьким, домохозяйками хотелось быть всем девочкам.– Где же вы росли – в Сибири?– В Пенсильвании. Я вырос на ферме.– И кем же хотел стать сельский парнишка из Пенсильвании?– Священником.Дженни рассмеялась:– Не знаю ни одного человека, который мечтал бы стать священником. И что вы делали, когда другие мальчишки играли в войнушку? Отпевали павших?– Нет, все было не так. Моя мать тоже мечтала, чтобы я стал священником. Поэтому когда пришло время, я поехал в семинарию. Но ничего не вышло.– И вы стали страховым агентом. Наверное, так лучше. Я где-то читала, что все религии и страховые компании держатся только на страхе смерти.– Довольно цинично, – заметил демоновод.– Простите, Трэвис. Я никогда не доверяла теории всемогущего божества, которое прославляло бы войну и насилие.– А следовало бы.– Вы пытаетесь обратить меня?– Нет, просто я абсолютно точно знаю, что Бог существует.– Никто ничего не знает абсолютно точно. У меня тоже есть своя вера. И свои суеверия, и свои сомнения.– У меня они тоже были.– Были? И что с ними произошло? К вам посреди ночи спустился Дух Святой и сказал: “Иди, сын мой, и торгуй страховкой”?– Примерно так. – Трэвис выдавил улыбку.– Трэвис, вы очень странный человек.– Честно говоря, мне не хочется говорить о религии.– Это хорошо. О своих суевериях я расскажу вам утром. Наверное, они вас шокируют.– Сомневаюсь… Погодите – вы сказали “утром”?Дженни протянула ему руку. В глубине души она не была уверена в том, что делает, но чувства, что она поступает неправильно, у нее не возникло.– Я что-то пропустил? – спросил Трэвис. – Мне показалось, вы на меня злитесь.– Нет же – чего ради мне на вас злиться?– Из-за моей веры.– Мне кажется, это очень мило.– Мило? Мило! Вы считаете, что римская католическая церковь – это мило? Сотни Пап переворачиваются в гробах, Дженни.– Отлично. Их не приглашали. Двигайтесь ближе.– Вы уверены? – переспросил он. – Вы довольно много выпили.Дженни была совершенно не уверена, но все равно кивнула. Она ведь одинока, правда? И он ей нравится, так? Ну вот, черт возьми, отсюда и пляшем.Трэвис скользнул по тахте ближе и обнял ее. Они поцеловались – сначала неловко: он слишком стеснялся, а она все еще не понимала, стоило ли его приглашать вообще. Трэвис прижал ее к себе, она выгнула спину, и оба забыли о стеснении. Мир снаружи перестал существовать. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Трэвис зарылся лицом ей в волосы и сжал ее так крепко, что она не могла отстраниться и увидеть слезы в его глазах.– Дженни, – тихо сказал он. – Уже так давно...Она прижала палец к его губам и взъерошила ему волосы:– Все будет отлично. Просто отлично.Потому ли, что они оба боялись или просто еще не знали друг друга, но свои роли они играли так, что не думали ни о чем, кроме этого мгновения. И роли эти за ночь переменились. Сначала каждый просто давал то, в чем нуждался другой, а потом они играли роли уже ради самого блаженства. Происходило все так: сначала утешала она, а он принимал утешения; потом он стал понимающим советчиком, а она невнятно исповедовалась; затем она превратилась в медсестру, а он – в больного на излечении; он был наивным юным конюхом, а она – герцогиней-соблазнительницей; он – сержантом учебной части, а она – необученным рекрутом; она – жестоким хозяином, он – беспомощной рабыней.Первые минуты утренней зари застали их голышом на кухонном полу – после того, как Трэвис отыграл разбушевавшегося Годзиллу над ничего не подозревающим Токио. Они сгорбились над тостером, со столовыми ножами в руках – на лезвиях желтели пластинки сливочного масла. Так стоят палачи, ожидая сигнала обрушить топоры на головы жертв. Они умяли булку хлеба, полфунта масла, кварту соевого мороженого, коробку сливочного печенья, пакет несоленых кукурузных чипсов и экологически чистый арбуз – розовый сок ручьями стекал по их подбородкам, а они хохотали как ненормальные.Насытившиеся, довольные и липкие, они вернулись в постель и уснули, уютно сплетясь конечностями.Наверное, общей у них была не любовь – скорее, острое желание сбежать от реальности и забыть обо всем на свете. Но они обрели это общее.А через три часа зазвонил будильник, и Дженни отправилась в кафе “Г. Ф.”. Трэвис спал, и ему ничего не снилось. Он лишь слабо застонал и улыбнулся, когда она поцеловала его в лоб на прощанье.А когда загремели первые взрывы, он проснулся от собственного крика. ЧАСТЬ IVПОНЕДЕЛЬНИК Две сотни жизней Смерть взяла,Оборвала их нить,А черви, слизни – все живут,И я обязан жить. Сэмюэл Тэйлор Кольридж, “Сказание о старом мореходе” 23Ривера Вслед за Риверой в трейлер вошли два офицера в форме. Роберт подскочил на тахте, его тычком перевернули лицом вниз и надели наручники. Ривера прочел Роберту права Миранды Разъяснение конституционных прав лицу, подозреваемому в совершении преступления, до начала допроса. Сформулированы Верховным судом США в 1966 г. в деле “Миранда против штата Аризона”

– пока тот не успел до конца проснуться. Когда Роберт, наконец, разлепил глаза, Ривера сидел перед ним на стуле и совал ему под нос какую-то бумажку.– Роберт, я сержант сыскной полиции Альфонс Ривера. – В другой его руке распахнулся бумажник с бляхой. – А это – ордер на ваш арест, вместе со Сквозняком. Вот еще один – на обыск этого трейлера, чем мы сейчас с помощниками шерифа Дефорестом и Перецем и занимаемся.Из дальнего угла трейлера вынырнул офицер:– Его здесь нет, сержант.– Спасибо, – ответил Ривера и снова повернулся к Роберту. – Тебе будет намного проще, если ты мне сейчас скажешь, где Сквозняк.У Роберта в голове начало складываться смутное представление о том, что происходит.– Так вы – не наркоторговец? – сонно спросил он.– Быстро соображаешь, Мастерсон. Где Сквозняк?– Сквозняк тут ни при чем. Он уже два дня здесь не появляется. А чемодан я забрал, потому что хотел выяснить, что за тип сидел с моей женой.– Какой чемодан?Роберт кивнул на закрытый алюминиевый чемоданчик, стоявший на полу. Ривера поднял его и подергал защелки.– Замок с кодом. Я уже пробовал.Помощники шерифа переворачивали трейлер вверх дном. Один крикнул из задней спальни:– Ривера, есть!– Сиди тихо, Роберт. Сейчас вернусь.Ривера встал и направился было в спальню, но в кухню вышел Перец с другим алюминиевым чемоданчиком в руках.– Оно?Перец, смуглый латинос, слишком щуплый для помощника шерифа, кинул чемоданчик на кухонный стол и открыл крышку.– Банк, – ответил он.В чемоданчике ровными рядами лежали аккуратные кирпичики темно-зеленого “смешного табака”. Роберт учуял мускусную вонь.– Схожу за комплектом для анализа, – сказал Перец.Ривера втянул носом воздух и вопросительно посмотрел на помощника:– Ага – запросто может оказаться травой с газона, которую они продают на вес.– Ну, для протокола же... – обиженно протянул Перец.Ривера отмахнулся от него и вернулся к Роберту.– У тебя большие неприятности, дружок.– Знаете, – ответил Роберт, – мне очень стыдно, что я вам вчера нагрубил. – Он попытался улыбнуться. – Но у меня сейчас не самое простое время в жизни.– Сделай мне одолжение, Роберт. Скажи, где Сквозняк.– Не знаю я.– Тогда за всю эту дурь, что сейчас лежит на столе, говно хлебать придется тебе.– Я даже не знал, что она здесь. Я думал, вы пришли за тем чемоданчиком, который спер я. За другим.– Роберт, сейчас мы с тобой поедем в участок, сядем и будем очень долго беседовать. И ты расскажешь мне и про чемодан, и про людей, с которыми водится Сквозняк.– Сержант Ривера, мне не хочется грубить, но когда вы предъявляли обвинение, я еще не проснулся... сэр.Ривера помог Роберту подняться и вывел его из трейлера.– Хранение марихуаны в целях продажи и преступный сговор с целью продажи марихуаны. На самом деле, обвинение в преступном сговоре – гораздо серьезнее.– Так вы даже не знали о том чемоданчике, который я взял?– На твое барахло мне наплевать. – Ривера втолкнул Роберта в полицейский “крейсер”. – Голову береги.– Вы лучше и его тоже захватите – хоть узнаем, кому он принадлежит. Ваши парни в лаборатории могли бы его открыть и...Ривера захлопнул дверцу, не дослушав. Потом повернулся к Дефоресту, вышедшему из трейлера.– Прихвати-ка и тот, что в гостиной. Приобщим к делу.– Там тоже конопля, сержант?– Думаю, нет, но этот придурок считает, что чемодан нам пригодится. 24Август Рассол Август Рассол сидел в своем пикапе примерно в квартале от дома Дженни. Ее “тойота” и старый “шевроле”, стоявшие на обочине перед домом, едва вырисовывались в утреннем сумраке. Царь джиннов сидел рядом. Его слезящиеся голубые глаза обшаривали приборную доску.Рассол прихлебывал из кружки кофе своей особой тайной обжарки. В термосе уже ничего не оставалось, и он растягивал последние глотки. Возможно, это последняя чашка кофе, которую ему суждено выпить. Он пытался вызвать у себя в душе дзэнское спокойствие, но оно бежало его, и Рассол злился на себя: чем больше он думал о спокойствии, тем дальше оно от него ускользало. “ Это как кусать себя за зубы , – утверждала дзэнская поговорка. – Хватать не только нечего, но и нечем ”. Скорее всего ухватить состояние не-разума можно было, уничтожив несколько миллионов клеток мозга несколькими бутылками вина. Но это не выход.– Ты чем-то обеспокоен, Август Рассол. – Джинн не раскрывал рта уже больше часа. Рассол вздрогнул, едва не расплескав кофе на колени.– Машиной. А что, если демон сидит внутри? Как мы об этом узнаем?– Я соизволю сходить и посмотреть.– Посмотришь? Ты же сам говорил, что он невидим.– Я заберусь в машину и почувствую. Если он близко, я пойму.– А если он там?– Тогда вернусь и скажу тебе. Мне он вреда не причинит.– Не стоит. – Рассол огладил бороду. – Я не хочу, чтобы они знали, что мы здесь. До самой последней минуты. Рискнем.– Надеюсь, что ты проявишь проворство, Август Рассол. Если Цап тебя заметит, то сожрет, и моргнуть не успеешь.– Я буду проворен, – пообещал, Рассол с фальшивой уверенностью в голосе. Он чувствовал себя жирным и дряблым стариком, усталым и взвинченным – слишком много кофе и слишком мало сна.– Женщина! – Джинн ткнул Рассола костлявым пальцем.Дженни вышла из дома в своей форме официантки, спустилась по ступенькам и пересекла узенький дворик к машине.– По крайней мере, еще жива.Рассол приготовился действовать. Дженни вышла из дому – одной проблемой меньше, но времени все равно оставалось мало. Демоновод тоже мог появиться в любую минуту. Если ловушку не расставить, все пропало.Двигатель “тойоты”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28