Каждый вечер я посещала столько озашики, сколько позволяло время, и не возвращалась домой раньше часа или двух ночи. Мой график был абсолютным нарушением законов о правах ребенка, но я хотела работать, и законы меня не тревожили.
Я приходила домой, переодевалась, снимала косметику и репетировала танец, который утром изучала на уроке, чтобы не забыть его. Потом я принимала горячую ванну и немного читала, чтобы расслабиться. Я редко ложилась спать раньше трех ночи.
Довольно тяжело было держаться. Я спала по три часа в сутки, но как-то справлялась. Считала, что манко просто непристойно дремать на публике, так что я никогда не спала, когда была одета в костюм, даже если летела в самолете или ехала в поезде. Это было довольно сложно.
Однажды я пришла на показ мод кимоно в универмаге. Я не была одета в костюм майко и позволила себе немного расслабиться. Я уснула на ходу, но не закрыла глаза – они оставались широко открыты.
21
Когда мне исполнилось пятнадцать, я начала сожалеть о том, что не изучала общеобразовательные предметы. Я не понимала, почему они не изучаются в Нёкоба. Больше всего меня волновало то, что нас не учили английскому и французскому языкам. Мы были подготовлены к тому, чтобы развлекать мировых лидеров, однако нам не давали главного, что помогало бы нам общаться с ними. Это казалось совершенно необъяснимым.
Вскоре после того как я стала майко, я пошла в Кабукай и пожаловалась на то, что мне не хватает изучения иностранных языков. Мне ответили, что я могу брать частные уроки, что я и сделала. Однако я все равно не могла понять, почему иностранные языки не изучаются официально. Будучи новичком в Кабукай, я действительно получила необычное образование, которое невозможно получить в каком-либо другом месте. Я встречалась с огромным количеством прекрасных и образованных людей, некоторые из которых стали моими настоящими друзьями.
Интеллектуально я развивалась очень быстро, а вот мои географические познания оставались довольно скудными. Я редко выходила за пределы соседних улиц. Мама Масако защищала меня так, как защищала бы тетушка Оима. Гион Кобу лежит к востоку от реки Камо, центральной артерии Киото. Центр Киото, по совместительству и коммерческий центр города, располагается на другом берегу реки. Мне не позволено было пересекать реку самой до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать. Я имела право выходить туда только с компаньонкой.
Мои клиенты были своего рода билетами во внешний мир. Они стали моими настоящими учителями. Однажды меня вызвали на озашики в очая Томиё к одному из постоянных патронов, дизайнеру костюмов для театра Но, Каё Вакаматцу. Господин Вакаматцу был известен как поклонник гейко.
Я приготовилась войти, поставила на поднос флягу с сакэ, открыла дверь и сказала: «Оокини», что вообще-то означает «спасибо», но мы используем это слово в качестве «прошу прощения».
Внутри уже вовсю началась вечеринка. Семь или восемь моих онесан уже сидели в комнате.
– Ты неправильно открыла дверь, – сказала мне одна из них.
– Извините, – ответила я.
Я закрыла дверь и попробовала еще раз. Никто не пожаловался. Я снова сказала: «Оокини» – и вошла в комнату.
– Ты неправильно вошла в комнату, – снова сказали мне.
– Ты неправильно держишь поднос.
– Ты неправильно держишь флягу с сакэ. Я растерялась, с трудом стараясь сохранить самообладание, снова вышла в коридор и попыталась начать все сначала.
Окасан Томиё поманила меня в сторону.
– Мине-тян, – спросила она, – что происходит?
– Мои онесан дают мне инструкции, как правильно себя вести, – ответила я.
Я знала, что они обходились со мной жестоко. Мне хотелось увидеть, насколько далеко они зайдут, прежде чем вмешается окасан или сам гость.
– Послушай, они же просто издеваются над тобой. Иди в комнату и не обращай на них внимания.
В этот раз никто не произнес ни слова.
Господин Вакаматцу вежливо попросил меня принести ему кисточку и чернильный камень. Я так и сделала. Он попросил меня приготовить чернила, и я осторожно размешала кусочек чернильного камня с водой. Когда чернила были готовы, я обмакнула в них кисточку и протянула господину Вакаматцу.
Тогда он попросил главную в группе гейко, назовем ее С, встать напротив него.
На С. было надето белое кимоно, украшенное рисунком сосен. Мистер Вакаматцу поднял кисточку, посмотрел на девушку и сказал:
– Вы все позорно издевались над Минеко, и на тебя я возлагаю за это личную ответственность.
Он водил кисточкой по ее кимоно, оставляя на белой ткани черные разводы.
– А теперь уходите отсюда все. Ни одну из вас я больше не хочу видеть.
Все гейко покинули комнату. Окасан услышала взволнованные голоса и сразу же прибежала в комнату.
– Ва-сан, – обратилась она к гостю, – во имя всего святого, что случилось?
– Я не собираюсь мириться с такой ненавистью, – ответил он, – пожалуйста, больше никогда не присылайте мне ни одну из этих девушек.
– Конечно, Ва-сан, как пожелаете.
Этот случай произвел на меня большое впечатление. Я чувствовала одновременно и грусть, и радость. Грустила, потому что мои онесан так издевались надо мной, и опасалась, что в будущем мне еще не раз предстоит пройти через такое. Но я была поражена добротой Ва-сан, и это заставляло меня не чувствовать себя одинокой. Он не только заметил то, что я оказалась в неудобном положении, но и по-своему защитил меня. Ва-сан был прекрасным человеком. На следующий день он прислал С. три кимоно и парчовый оби. Этот поступок покорил мое сердце навсегда. Он стал одним из самых любимых моих клиентов (гохиики), а я – одной из самых любимых его манко.
Какое-то время спустя я разговаривала с двумя другими девушками, которые тоже часто проводили с ним время:
– Ва-сан так хорошо к нам относится, – сказала я. – Может, и мы сделаем что-нибудь для него? Может, купим ему подарок?
– Хорошая идея, – согласились девочки, – но что мы ему купим?
– Хм-м-м...
Мы все задумались, но тут мне в голову пришла одна мысль.
– Я знаю, – заявила я.
– Что ты придумала?
– Увидите. Просто доверьтесь мне, хорошо? На следующий день после уроков мы втроем поймали такси и попросили отвезти нас в магазин на углу Хигашиодзи Нидзё. Как только мы вошли в магазин, мои подружки захихикали: это был магазин париков. Ва-сан был абсолютно лысым, и я думала, что парик в качестве подарка будет для него как раз кстати. Мы долго, все время смеясь, перебирали товар, пока наконец не выбрали светлый, но мы не могли представить, куда Ва-сан будет втыкать булавки, удерживающие парик.
Вскоре он пригласил нас на озашики. Мы торжественно внесли подарок и положили перед ним, затем традиционно поклонились, и одна из моих подруг произнесла маленькую речь.
– Ва-сан, большое спасибо за вашу доброту. Мы принесли кое-что, чтобы выразить нашу благодарность. Пожалуйста, примите подарок в знак уважения к нам.
– Ну что вы. Не стоило этого делать!
Он развернул упаковку и достал большую массу волос. Он не понял, что это, но когда поднял подарок в руке, то догадался и нацепил парик. Улыбаясь, он спросил:
– Ну как?
– Вы прекрасно выглядите, – хором ответили мы. – Просто замечательно!
Мы принесли ему зеркало. Посреди этого гвалта в комнату заглянул один из гостей Ва-сан.
– Что происходит? – спросил он. – Сегодня тут просто необычно оживленно.
– Добро пожаловать, господин О., – сказал Ва-сан, – проходите и присоединяйтесь к вечеринке. Ну, как я выгляжу?
Мы посмотрели на господина О. Его парик исчез! Никто из нас не мог отвести глаз от его головы. Он положил руку на голову, инстинктивно прикрыв макушку газетой, которая была у него в руке, и быстренько побежал вниз по ступенькам. Вернулся он двадцать минут спустя.
– Это был сюрприз, – сказал гость, – я потерял его на выходе из гостиницы «Мияко».
Его парик вернулся на место, но был изрядно помят.
На следующий вечер Ва-сан заказал меня снова. С ним пришли его жена и дети. Его жена оказалась довольно экспансивной женщиной.
– Большое спасибо за роскошный подарок, который вы сделали моему мужу, – сказала она. – Он давно уже не был в таком хорошем настроении.
– Я бы хотел подарить тебе что-нибудь взамен, – бодро сказал Ва-сан. – Не хочешь ли ты прийти к нам как-нибудь вечером?
Я была удивлена тому, что маленький подарок вызвал столько эмоций.
Что касается карюкаи, то одним из заблуждений является мнение, что там обслуживаются исключительно мужчины. Это не так. Женщины тоже организовывают озашики и приходят в качестве гостей.
Конечно, большинство посетителей – мужчины, но мы нередко знакомимся с их семьями. Мои клиенты часто приводили с собой жен и детей, чтобы посетить очая или посмотреть мое выступление на сцене. Как правило, женам нравится Мияко Одори и они часто приглашали меня к себе домой по торжественным случаям или на Новый год. Так, муж может находиться на озашики по делам бизнеса в одной комнате, в то время как его жена с подругами может смеяться в другой. Обычно я заканчивала обслуживать джентльменов так быстро, как только позволял этикет, и радостно спешила в другую комнату, чтобы присоединиться к женщинам.
Часто я знала всю семью клиента. Иногда они заказывали озашики для воссоединения семьи, особенно ближе к Новому году. Дедушка мог заказать озашики для новорожденного внука, и, пока гордые родители наслаждались друг другом, мы – гейко – соперничали между собой, кто будет держать ребенка. Иногда мы шутили, что очая был похож на семейный ресторан высокого класса.
Как я уже говорила раньше, культура карюкаи способствует длительным отношениям и основывается на конфиденциальности и доверии. Отношения, которые складываются между очая, постоянными клиентами и их любимыми гейко могут быть очень прочными.
То, что происходит на озашики, может быть оторвано от реального мира, но отношения, которые развиваются внутри него, очень реальны. Я была очень молода, когда начала работать, и с годами у меня появились очень близкие отношения со многими постоянными клиентами и их семьями.
Я хорошо запоминала даты и приобрела известность благодаря тому, что помнила все дни рождения своих клиентов, дни рождения их жен и годовщины свадеб. На каком-то этапе я помнила все торжественные даты почти сотни своих лучших гостей и всегда дарила им маленькие подарочки или передавала подарки для их жен, если они сами забывали о важной дате.
22
Прежде чем упомянуть о некоторых трудностях, с которыми я столкнулась, будучи майко, я хочу рассказать о хорошем. На своем пути я встречала много прекрасных людей, но двое из них особенно мне дороги.
Прежде всего я хочу поведать вам о выдающемся философе и эстете докторе Тетцузо Танигава. Вскоре после моего дебюта мне посчастливилось попасть на озашики, где доктор Танигава был гостем.
– Я не был в Гион Кобу уже пятьдесят лет, – странным образом поприветствовал меня он.
Я думала, гость шутит. Он не выглядел настолько старым, чтобы это могло оказаться правдой, но когда я поговорила с ним и хозяином вечеринки, то поняла, что доктору Танигаве далеко за семьдесят.
Когда я впервые встретилась с ним, то не знала, насколько важной персоной он является. Было ясно, что доктор очень эрудированный человек, но он не был снобом. Кроме того, у него были прекрасные манеры, располагающие к беседе. Я что-то спросила у гостя. Он выслушал мой вопрос с неподдельным интересом и несколько минут раздумывал, прежде чем ответить. Его ответ был понятным и исчерпывающим. Тут же я задала новый вопрос и снова получила серьезный, разумный ответ. Мне это понравилось.
Уже пора было идти на другую встречу, но мне не хотелось. Я выскользнула из комнаты на минуту и попросила окасан сказать всем, что я плохо себя чувствую и отменить следующую встречу. Я никогда раньше так не поступала.
Я вернулась на озашики, и мы продолжили разговаривать. Когда доктор Танигава собрался уходить, я сказала ему, что получила огромное удовольствие от знакомства и надеюсь снова его увидеть.
– Мне очень понравилась наша беседа, – ответил он, – я думаю, что вы – восхитительная молодая женщина. Можете считать меня своим поклонником, фаном. Мне нужно присутствовать на нескольких симпозиумах здесь, в городе, но я постараюсь нанести вам визит еще раз. Подумайте над вопросами, которые хотите мне задать.
– Это будет легко, – сказала я, – пожалуйста, возвращайтесь как только сможете.
– Я надеюсь, а пока позвольте откланяться.
Доктор Танигава использовал английское слово «фан», очень модное в то время. Вообще-то у меня было довольно много фан-клубов, даже среди майко и гейко в других карюкаи в Киото и среди гейш по всей стране. (Майко существуют только в Киото).
Доктор Танигава оказался верен своему слову и немного позже вернулся в очая.
Во время следующего разговора я задала ему несколько вопросов о нем самом. Он откровенно отвечал на них, и я много узнала о его солидной карьере.
Оказалось, что доктор Танигава был на год старше моего отца. Долгие годы он изучал философию и эстетику в университетах Японии, включая и Институт искусств в Киото, где также учился мой отец. Вдобавок доктор Танигава был директором Национальных музеев в Нара, в Киото и в Токио. Неудивительно, что он знал так много обо всем! Танигава был членом элиты Японской академии искусств и отцом поэта Шунтаро Танигавы, настолько знаменитого, что даже я знала, кто он такой.
Я спросила у доктора Танигавы о его академическом образовании. Он рассказал мне, что решил учиться в Киото вместо Токио, т. к. хотел заниматься у великого философа Китаро Нишида. Он любил Киото и Гион Кобу и хорошо знал их, благодаря проведенным здесь студенческим годам.
Когда бы я ни узнавала о предстоящем визите доктора Танигавы, я отменяла все другие встречи, чтобы иметь возможность побыть в его компании. Мы подружились, и наша дружба продолжалась до самой его смерти в начале девяностых годов. Я не воспринимала свои встречи с ним как «работу», мне казалось, я просто беру уроки у своего любимого профессора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33