Наказание последует немедленно в присутствии настоящих свидетелей. Таким образом мы очистим нашу часовню и самих себя в наших сердцах. — Потом, как будто слегка смягчившись, капеллан добавил: — Кадет, советую вам воздержаться от проклятий и богохульства во время исполнения приговора, иначе вы получите более суровое взыскание.
Капеллан прикоснулся к нескольким кнопкам на своей тележке. Люк в полу перед ним раскрылся, обнаружив под собой шахту. Оттуда поднялся стальной каркас, внутри которого висела прозрачная обтягивающая туника с изысканной вышивкой из тонкой серебряной проволоки. Своим видом она напоминала анатомическое изображение иннервации тела человека.
У туники отсутствовали голова и верхняя поверхность плеч. Металлический остов медленно развернул ткань.
Так это и есть нервоперчатка? На Трейзиоре Лександро представлял ее в виде рукавицы, в которую заключают кисть руки…
Но никак не перчатку, натягиваемую на тело. Перчатку, которая облегает тело до самой шеи.
Капеллан почти восторженно пропел:
— Перчатка обтянет все твое тело, за исключением головы. Эластичная ткань плотно приляжет к ногам, чреслам, корпусу и рукам. Эта сеть из электроволокна посылает болевые сигналы необычной силы ко всем нервным окончаниям на теле, не причиняя при этом организму ни малейшего физического вреда. Несмотря на то, что ты будешь испытывать невыразимые муки, и тебе будет казаться, что тело твое поджаривается и обугливается, ничего такого на самом деле происходить не будет. Поэтому болевой сигнал может продолжаться без уменьшения.
Ампутированный облизнулся, плотоядно высунув язык, словно пробовал на вкус молекулы пота Лександро, которыми вдруг наполнился окружающий воздух, после чего продолжил:
— Самое большое время, которое человек способен вынести в нервоперчатке при болевой стимуляции третьего уровня без необратимых явлений, выражающихся в помешательстве, равно пятидесяти двум минутам. При подаче болевого сигнала в течение более длительного времени происходит необратимое перевозбуждение нервных окончаний…
Искусственные сапфировые глаза религиозного наставника осветились внутренним светом, когда он взглянул на Лександро. Почему он оттягивал момент пытки, продлевая агонию ожидания? Было ли это вызвано личной обидой на богохульство кадета? Не похоже! Нет, в этой обстоятельности было что-то священное и загадочное, словно сама Боль была богом, а он ее жрецом.
Он прикоснулся к кнопке на контрольной панели своей киберколяски, и стальной остов снова опустился в цилиндрическое чрево шахты, перчатка при этом раздулась, готовая принять приговоренного к наказанию. Разрез туники теперь был на одном уровне с раскрытыми створками люка.
— Сними свою одежду, к'адет. Лександро какое-то время не шевелился.
— Предупреждаю, отказ выполнить приказ равносилен тяжкому преступлению, за которое следует высшая мера наказания.
Лександро, не мешкая, сбросил кадетскую тунику цвета горчицы, ботинки и набедренную повязку, оставшись в чем мать родила. Его гладкая кожа тотчас покрылась мурашками и стала шершавой. Усилием воли он пытался подавить дрожь в руках и ногах, но это не помогало.
— Теперь залезай в перчатку, Д'Аркебуз. Она не порвется.
Лександро одним прыжком оказался возле люка и спрыгнул вниз. Перчатка ловко охватила его, заключив тело в объятия. Она обтянула его, как вторая кожа. Свободной оставалась только голова, торчавшая над уровнем пола.
Металлический каркас снова поднялся наверх, выставив его на всеобщее обозрение: тело, опутанное серебряными нитями паутины, заключенное в железный остов.
— Боль — это… урок, который преподает нам природа, — изрек капеллан.
— Боль предохраняет нас от травмы. Боль сохраняет наши жизни. Это оздоровляющий, очищающий скальпель для наших душ. Это вино, причащающее нас к. героям. Это панацея от слабости — квинтэссенция преданности. Боль — это философский камень, обращающий простых смертных в бессмертных. Это — Возвышенное, золотой астральный огонь! Я всегда пребываю в боли, благословенной боли. Рекомендую тебе сосредоточиться на сущности Рогала Дорна, кадет.
Мгновенье спустя Лександро показалось, что тело его сверху донизу окатили крутым кипятком, и внутри его охватил испепеляющий огонь. Теперь он понял, что должны были чувствовать те две несчастные жертвы, сброшенные в люк теплового колодца.
Разница состояла лишь в том, что они быстро умерли, во всяком случае, так считалось.
Он умереть не мог.
Потому что его бьющиеся в агонии члены, заключенные в тонкий, но прочный остов, не подвергались смертоносному воздействию. Даже в такой непереносимой муке он понимал, что его физическая сущность оставалась нетронутой.
Его ноги не были опущены в расплавленный свинец, они сами были расплавленным свинцом. Его живот служил тиглем, ребра — рашпером, пальцы — щипцами. Из чресел у него торчала добела раскаленная кочерга. По артериям вместо крови текла лава.
И потерять сознание он тоже не мог…
Тогда кипящая вода превратилась в перегретый пар. Пламя топки стало светящейся плазмой.
Он вопил так, что сорвал голос и начал задыхаться. Может быть, он потеряет сознание от асфиксии, возникшей в результате воплей?
Нет, его легкие со свистом втягивали воздух, чтобы разразиться новым криком. Грудь его исторгала животный рев.
Но проклятий в адрес капеллана не последовало. Как не последовало просьб о помиловании. Даже в такой чудовищной ситуации подсознательно Лександро понимал, что первое было бы глупым, а второе — напрасным.
Каким-то образом перчатка поддерживала его в сознании и не давала отключиться чувствительности, блокируя вырабатываемые мозгом опиаты и не включая защитный механизм беспамятства. Его тело яростно исполняло симфонию боли.
Вдруг перед его мысленным взором возникло алебастровое лицо Рогала Дорна: утес лица с пухлыми упрямыми губами. Губы эти шевелились, словно произносили слова, предназначенные исключительно для него одного. Они легкими поцелуями входили в мягкую ткань его мозга: «Хотя ты свергнут в самое пекло теплового колодца, ты паришь, неуязвимый. В муках ты вознесешься, непобедимый и недосягаемый для простых жертв огня».
Эти слова на какое-то мгновение разверзли перед ним бездну безумия, и он, утратив связь с ужасным настоящим, пребывал в свободном падении, а потом снова погрузился в магму страдания. Но все это время рот его продолжал исторгать нечеловеческие вопли.
Наконец пытка кончилась, — так быстро, что Лександро показалось, будто его тело испарилось, исчезло, и он обратился в бесплотный дух.
Железный каркас начал опускаться, и когда его рот оказался на уровне пола, замер. Прохладные руки подхватили его под мышки. Какие они были прохладные, какие прохладные. Эти же, такие ласковые на первый взгляд руки вытащили его из перчатки.
Одна из них принадлежала Ереми Веленсу, вторая — Биффу Тандришу. Они помогали Лександро или принимали участие в его наказании?
Голый Лександро упал на колени перед идолом Рогала Дорна и поклонился ему…
Капеллан внимательно посмотрел на него. Спустя некоторое время он направил к нему свою кибернетическую коляску. Остановившись рядом с кадетом, он протянул к нему свою здоровую руку.
— Еще до того, как тебе имплантировали семя Примарха.., — пробормотал он почтительно, — еще до того… Как будто благословенный Дорн заранее отметил тебя своей печатью.
Слова, произнесенные капелланом, не имели для Лександро какого-нибудь разумного значения. Все же, глубоко в душе, там, где разум был невластен, он почувствовал тихую, необъяснимую радость.
— Ты не должен оскорблять преднамеренно, чтобы подвергнуться такому наказанию, — хрипло прошептал могущественный инвалид. — Ты должен подчиняться, благоговеть и подчиняться! А теперь одевайся и встань вместе со всеми.
Прерванная служба воздаяния хвалы продолжалась на протяжении всего времени, пока корвет плыл навстречу ярко освещенному доку, подобно тому, как мелкая рыбешка неотвратимо следует в пасть глубоководного хищника. Поднятие нервоперчатки также в некоторой степени стало актом священнодействия.
В крепости-монастыре юным выходцам с Некромонда предстояло провести шесть имперских месяцев, проходя суровые испытания, уготовленные им наставниками и хитроумными изобретательными старшими кадетами. Случись это раньше, никому из них не удалось бы живым выбраться из ритуального тоннеля ужаса…
ГЛАВА 4
Под присмотром образованных рабов, предки которых служили Братству на протяжении многих эр и не знали иного мира, кроме исполинских крепостных стен монастыря, новобранцы знакомились с местной топографией: с галереями и аудиториями, с гимнастическими залами и ассамблеями, с цехами и часовнями, со стрельбищами и операционными, а также с разнообразными, разбросанными по всей территории хранилищами, где можно было найти рукописные, печатные и записанные иным способом труды.
Учитывая значение подобных фондов, которые одновременно служили центрами коммуникации, вход в эти хранилища был строго ограничен. Назывались они библариями. Там денно и нощно дежурили астропаты или офицеры обороны. В их фондах хранились своды оригинальных рукописей, собранных за десятитысячную историю Братства. Но среди общего числа библариев имелись и такие, где можно было получить электронную копию разрешенных для пользования документов.
Техны, обслуживавшие машинные залы, самостоятельно мыслящие рабы, администраторы, команды кораблей — словом, весь вспомогательный состав десантного братства, имели в своем распоряжении удобные и скромные спальни… при условии, что нуждались или могли себе позволить определенный уровень комфорта во время сна. К ним относились настроенные на выполнение конкретного задания техноматы, первозданные личности которых были уничтожены и заменены совокупностью благоприятных и полезных для Братства психических и информационных данных, введенных электронным способом. Эти создания нуждались и могли позволить себе определенный уровень комфорта. Сюда же относилась группа сервов, человеческое начало в которых сохранялось без изменения. Все остальные, поставляемые в монастырь Адептом Механиком с Марса, были автоматами — запрограммированными зомби. Кроме них в крепости присутствовал еще один тип вспомогательного персонала — специализированные киборги, полумашины, которые вовсе не нуждались в сне.
Десантники, космические скауты и кадеты проводили искусственные ночи в голых кельях, Питались они в полной тишине в своих столовых, где поглощали основанную на стимулирующей диете пищу с включением керамических добавок и лекарственных препаратов. Трапеза заканчивалась произнесением молитвы, которую читал старший из посвященных.
Д'Аркебуз, Белене, Тандриш и их товарищи в скором времени с помощью местных хирургов в отделении Апотекария получили свои первые два набора имплантатов. Первым было вторичное сердце, суть назначения которого состояла в поддержании жизнедеятельности организма в случае выведения из строя во время боя естественного органа. Тогда же им имплантировали укрепляющие скелет оссмодули и железу бископа для стимуляции мышечного роста.
Вслед за этим настала очередь гемостамена и органов Ларрамена: первый предназначался для контроля над оссмодулем и железой бископа, а также обогащения крови, второй — для изменения свертывающих свойств крови, с тем, чтобы полученная рана почти немедленно закрывалась и. затягивалась.
Неофиты с Некромонда очень хорошо познакомились с операционными алтарями и аппаратами для проведения биомониторинга и биохимических анализов Апотекария, с напоминающими богомолов лазерными скальпелями, с емкостями, в которых хранились бесценные, готовые к пересадке искусственные органы, с устройством для проведения осмотров, громоздким, как заключенный. в бронзовый панцирь армадилл, конусообразное рыло которого высвечивало на экране внутренности тела, с аппаратом для наркоза, похожим на гигантского паука, который впрыскивал в их нервы метакураре; там, бормоча хирургические заклинания, воспринимаемые в качестве некоей жутковатой колыбельной, священнодействовали специалисты, облаченные в одежды, расшитые таинственными знаками, защищавшими якобы от дурного глаза, и символами чистоты.
На протяжении последующих нескольких лет кадетам предстояло еще лучше познакомиться с возможностями Апотекария и содержимым его помещений. Это была святая святых хирургического искусства, с помощью которого обыкновенных людей превращали в полумашины или в шедевры переходных форм человека.
Один несчастный парень из Дворцового муравейника умер внезапно. Его гемастамен не сумел синхронизировать работу оссмодуля. Начался неуправляемый рост костной системы, отростки позвонков прорвали кожу, пальцы начали срастаться, превращая кисти рук в лопаты. Трудно себе представить, что такая аномалия могла произойти в результате неправильно произнесенной ортодоксальной хирургической литургии! Несмотря на срочную гемотерапию и ампутации, синдром продолжал развиваться. Тогда больному произвели почетное уничтожение личности, а его зомбированное тело, поместив в емкость с питательной средой в одной из лабораторий Апотекария, оставили для изучения.
Однажды, во время краткого отдыха, Лексан-дро удалился в скрипторий, чтобы позаниматься. К своему великому удивлению, он обнаружил, что два его «брата» уже уютно устроились там, хотя и сидели за контрольными панелями на некотором расстоянии друг от друга. Энтузиазм, с которым Бифф Тандриш посещал скрипторий и библарии, где самозабвенно погружался в изучение истории Имперского Кулака, удивлял Лек-сандро, вызывая в душе определенное раздражение.
— Конечно, — заметил он, проплывая мимо Веленса, — нашему Биффу приходится начинать с основы элементарных знаний…
— А тебе — имея преимущества перед нами? — поинтересовался Веленс язвительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35